Читать книгу По велению Чингисхана - Николай Лугинов - Страница 27

Печально, что каждый новый пришелец постигает этот мир заново и никакой чужой взрослый опыт ему не в урок – можно лишь внушить правила и обычаи. Этот человек, изначально кажущийся себе бессмертным, бесконечным, явно и тайно станет повторять все страдания и все ошибки живших до него, а потом мучительно желать передать свои знания близким, но – увы! Они пойдут по извечному кругу: будут приоткрывать крышку запретного сосуда и отпускать беду на волю, чтобы затем всю оставшуюся жизнь вычерпывать, собирать ее обратно в сосуд, открытый по ошибке, неосторожности или глупости, стирать, соскребать ее последствия, иногда ныть, опускать руки от бессилия, сетуя на бессмысленность жизни. Но все равно люди земные будут повторять и повторять этот напрасный труд.

Каждый осужден на самомнение и пустое любопытство, как и его прародители… И так из поколения в поколение, из века в век…

* * *

Так и сыновья легендарной Алан-Куо забыли предсмертную мольбу матушки жить в согласии.

Первое время после трудной, дарованной всевышним Господом Тэнгри победы над поучительно разрозненными тюнгкэликэми без господ и слуг, без начальников и подчиненных, воодушевились и обманулись, посчитав, что им уже не нужно разводить скот и мирно трудиться в поте лица, а следует лишь прибирать к рукам мелкие племена с их нажитым, которых не устраивали установившиеся взаимоотношения в мелких родах, не сулящие никакого будущего и перемен, которые жаждали большего и ради этого готовы были жертвовать всем. Но оттого, что влились в чужое лоно, мелкое сознание не переставало быть мелким, раздоры и взаимные разногласия же все росли. И вот все пятеро разбежались, позабыв слова Алан-Куо и свои обеты. Стали мыкаться по степи в поисках слабых жертв, но силы их в рассеянии были, как выяснилось, невелики. И Бодончор, единственный, кто пытался уберечь братьев от благоглупостей, понял, что эти попытки безнадежны, и приблизил к себе бесстрашных вольных бродяг – людей длинной воли. Им нечего было терять, они были закалены холодом и голодом, долгими воздержаниями от любовных утех – выносливость их не знала себе равных. Бодончор сколотил их в войско, а приближенных матушки Алан-Куо, покинутых братьями, разыскал и поставил своими советниками. Желая жизни лучшей, спокойной под солнцем, а не в сурочьей норе, он беседовал с ними о ближних и дальних землях, племенах, об уставе их жизни. Он научился пользоваться умом умных и силой сильных, а для этого тоже нужна сила ума.

Когда по степи загуляли молодые слухи о добросердечии и уме Бодончора, к нему притянуло людей, чьи достоинства не могли найти применения в племенном быту. Резвого коня можно загнать с пользой для дела, а можно и задушить его сердце подкожным салом, всю жизнь содержа в загоне. Степные люди шли к Бодончору под всякими предлогами и осознание этого доставляло ему самородную золотую радость. Он всем находил дело, ибо обладал великим умением Правителя правильно оценивать талант и достоинство каждого и определять его место в государстве.

А ведь в детстве его считали чуть ли не юродивым среди сыновей Алан-Куо, рожденных от света, что утром уходил в дымовое отверстие сурта, исчезал, словно желтый пес. Вот теперь он звал умных или умничающих братьев объединиться, звал в который уже раз, однако они просили у своего младшего одного войска, войска, войска…

Степь – это степь. Над колыбелью бесчисленных племен и народов бесконечно играют в догонялки то засуха, ввергающая всех насельников в крайний голод, то ледяные ветры и джут, убивающие скот, что тоже означает голод. Такая вот игра-хабылык[1], ведущая к погибели. Краткое весеннее буйноцветье – лишь припарка на незаживающей язве вечного страха перед голодом. Владения же Бодончора и его подданных эта кара словно бы обходила – они жили по-другому, нежели привыкли степняки, и делали общие запасы. Братья упорствовали на своем и ни в какую не шли на объединение, хотя и влачили жалкое существование. Бодончор тайно откочевал подальше от братьев, всюду неотступно следовавших за ним, не желая, однако, поступиться каждый своим первенством. Уже на них, ослабленных, сильные племена точили ножи, как некогда они сами на тюнгкэликов. Их уже теснили с пастбищ и угрожали местью. Как хищники набрасываются на ослабевшего, отбившегося от стада, так и чужие племена, сговорившись, напали на Бодончоровых братьев и разделили между собой их скот и людей.

В горячке Бодончор тут же хотел броситься на помощь братьям, но мудрые советники отговорили:

– Братья живы, а имущества у них небогато – все пустили по ветру. Так пусть же подумают на пустой желудок о твоих словах. Пустые кишки – лучший лекарь от дури. Нужно откочевать еще дальше! А когда воинственные племена успокоятся и ослабят охрану – мы их и проучим!

Так и вышло.

Через полгода об удалившемся Бодончоре забыли в степи, и ко времени наступившей жарыни воины стали избегать кольчуг и щитов, под которыми жестоко чесалось тело. Тогда Бодончор, двигаясь под покровом прохладных ночей, возник перед ними, словно кол из-под земли или молния, ударившая с ясного неба. Казалось даже, что врагам его лень обороняться – так они были подавлены и растеряны. Четыре рода под крылом Бодончора были отменными воинами и в том бою проверили свою силу.

Тогда старшие упали в ноги младшему, прося не давать их больше в обиду, а имущество – в трату.

– Будь нашим солнцем и луной, не отдавай на съедение степным разбойникам!

– Так вы же сами хотели уйти в разбойники! – делал вид, что удивляется, Бодончор. – Я освободил вас, и нечего теперь путаться у вас под ногами. Лучше поезжайте восвояси! Лучше убирайтесь восвояси! Вольному воля. Вот она перед вами, хоть на все четыре стороны! Опасно, боязно? Зато каждый сам себе владыка.

– Разве ты хочешь, чтобы мы были слугами в захудалых племенах? Разве тебе не дорого твое доброе имя?

– А что у меня за имя такое? Ведь я – худой Бодончор, некогда лишенный наследства своими же родными братьями ввиду недоумия!

– Забудь об этом, – устыдились братья. – Стань нашим ханом. Мы уговорим вождей всех племен нашего рода принести тебе клятву на верность, а слово твое станет для нас законом!

Путь был избран еще до рождения Бодончора. Путь, предначертанный всевышним Тэнгри.

Только ни он сам, ни братья его до поры не знали об этом. Знала Алан-Куо и следила за дорогой младшего сына из небесного своего сурта.

Никто не знал и о том, что близилась великая засуха десятого века. Где-то зрели великие перемены… Трагедия одних, триумф других…