Читать книгу Серая невеста Лиллехейма - Николай Ободников - Страница 15

Разогретые на сковороде консервированная фасоль и овощная смесь напоминали нечто перемолотое и исторгнутое обратно – по тарелкам. Впрочем, запах умело уговаривал мозг закрыть глаза. Франк пригляделся к своей порции. Не обнаружив на фасоли сигаретного пепла, взялся за ложку.

– Чисто, – улыбнулся Андеш с другого конца стола.

– Чисто, – отозвался Франк.

– Конечно, чисто, дурни, – проскрежетала Анне-Лисе.

Она затянулась сигаретой, поставила в центр стола, на прожженное в клеенке место, сковороду с остатками овощной смеси и фасоли и пошаркала к телевизору. Открыв баночку джина, Анне-Лисе развалилась перед экраном, не забыв забросить тощие ноги в облезлых тапках на сломанную подставку. Семидесятипятилетняя опекунша братьев Нурдли готовилась провести очередной запойный вечер в компании новой серии «Страны счастья».

Андеш взял из свертка картофельную лепешку и передал брату со словами:

– Андеш отвел Тора домой, и мама Арне угостила Андеша.

– Андеш молодец.

– Молодец, – согласился тот и принялся за еду.

Франк криво улыбнулся, наблюдая, как Андеш, тряся свежепостриженной и чуть вытянутой головой, склонился к тарелке. В Лиллехейме к ним относились двояко: либо избегали, будто зверство отца навечно отпечаталось на их лицах, либо заливали жалостливыми взглядами, с какими смотрят на сломавшую ногу лошадь. Таких или пристрелить, или тащить на себе всю жизнь.

Им отдавали обноски и дарили никому не нужные купоны. Иногда подбрасывали пустяковую работу вроде стрижки газона, потому что пособие, выплачиваемое Анне-Лисе на содержание двух лоботрясов, едва покрывало их расходы. Арне и Дэгни частенько таскали им продуктовые остатки из «Мохнесс» и «Золотой челки». Их матери не поощряли это, но особо и не противились. Возможно, где-то на подсознательном уровне они ожидали от Франка или Андеша выходки, достойной их папаши.

Их семья напоминала горькую косточку, сладкую мякоть с которой сорвали вскоре после их рождения. И Франк от всего сердца благодарил Бога, в которого не верил, за то, что Андеш был счастлив по-своему.

– Я не хочу становиться злым волком, – неожиданно заявил Андеш. Он поднял глаза на брата, и тот увидел слёзы.

– Ты чего, братишка? Слишком соленое? – Франк вытянул шею и убедился, что Анне-Лисе по-прежнему выпускает в экран телевизора струи дыма. – Ну, что случилось?

– Облако. – Андеш показал пальцем со сгрызенным ногтем в окно.

Над коттеджами улицы Соржен, где проживали последние из Нурдли, висело вполне обычное темневшее небо. Но Франк знал, что где-то вверху раскручивалась зловещая спираль. Раскрывал пасть облачный кошмар.

Франк пересел поближе, не забыв захватить с собой тарелку:

– Такой белый крендель и раньше появлялся. И знаешь что? Его опять слопает какой-нибудь космический обжора.

На миг лицо Андеша разгладилось, а потом опять словно стянулось к переносице.

– Это облако другое: оно – крутит волков, – прошептал он. – И Андеш тоже скоро закружится.

Слова застряли в горле Франка, пережатые страхом. Он мало что помнил о том случае, когда их отец, Ноа Нурдли, слетел с катушек. И всё же что-то, позже дополненное рассказами полиции и медиками, отложилось в памяти.

Дело было январским вечером 2011 года. Они все находились дома: пятилетний Андеш, Франк, которому едва исполнилось три, Анне-Лисе и Ноа, вернувшийся после смены в «Гунфьеле» в стельку пьяным. Анита Нурдли, их мать, уже четвертый год как гнила на городском кладбище Мушёэна. Тогда-то и стало впервые ясно, что Андеш обладает пугающими способностями.

Ни с того ни с сего Андеш разревелся. Весь в слезах, он просил, чтобы Ноа не трогал его. Орал и вопил, утверждая, что его голове больно и холодно. Точно такие же спонтанные приступы с ним случились вчера и позавчера. И Ноа взорвался. Он соскочил с кресла, в котором пытался забыться, схватил пятилетнего сына за волосы и поволок к входной двери. Там он бросил его, распахнул настежь дверь, а после – зажал голову Андеша между дверным полотном и коробом.

Анне-Лисе попыталась вразумить единственного сына, за что быстренько поплатилась. Никто не мог помешать Ноа. Пока шахтер, удерживая старшего сына в плену боли и холода, трезвел, прошло тридцать минут. За это время Андеш ни разу не закричал и не заплакал, словно успел растратить все эмоции во время приступов.

– Нужно только немного потерпеть, – прошептал Андеш.

Это были последние осмысленные слова перед тем, как давление и мороз в тридцать два градуса нанесли непоправимый ущерб его мозгу. Каким-то образом он предвидел то, что случится. Трехлетний Франк же просто смотрел, боясь вмешаться. Когда Ноа вырубил Карл, их сосед по улице, было уже слишком поздно. Возможно, Ноа так и не смирился с тем, что Анита Нурдли умерла спустя три часа после того, как вытолкнула из себя толстячка Франка.

Анне-Лисе никогда не говорила об этом, и Франк частенько думал, что она относится к ним не лучше, чем Ноа. Вдобавок она лупила Андеша за любые попытки сообщить о том, что может произойти, словно боясь, что и ей зажмут голову дверью. И Андеш хорошо это усвоил, доверяя переживания единственному близкому человеку – Франку.

– Не хочу делать зло зубами! – произнес Андеш, и его глаза опять скрылись за пленкой слёз. – А она будет заставлять! Заставлять всех!

Франк вскочил со своего места и принялся осторожно массировать шрамы, частично опоясывавшие голову Андеша, будто обруч – бочку. Это помогало справиться с приступами. Андешу прописывали какие-то таблетки с труднопроизносимым названием, но они с разрешения Франка отправлялись в унитаз, потому что «мешали думать».

– Вот так, братишка, сейчас пройдет.

– Нога Арне! Я не хотел! Не могу остановиться!.. – Андеш посмотрел на Франка глазами, полными ужаса, и прошептал: – Останови меня.

Франк обнял его за изуродованную голову и поцеловал в макушку, как бы сделала Анита, будь она жива. Андеш вздохнул и как ни в чём не бывало принялся уплетать фасоль с овощной смесью.

– А я знаю, куда завтра отправится Франк с друзьями.

– Да? И куда же? – Франк вернулся на свое место и принялся быстро заталкивать в себя ужин, пока тот окончательно не остыл.

– Франк и друзья пойдут смотреть на дохлого тюленя. Его выбросит под пирс.

На лице Франка расплылась широкая улыбка, уголки которой украшал соус.

Это попахивало настоящим летним приключением.