Читать книгу Собрание сочинений. 3 том - Николай Ольков - Страница 16
Птица, залетевшая в окно
15
ОглавлениеСвоему водителю Володе Фёдор Петрович сказал, что в воскресенье вечером они выезжают в Челябинск, чтобы утром быть в городе. Когда «Волга» привычно тормознула у ворот, Елизавета Александровна удивилась:
– И куда вы на ночь глядя, если не секрет?
Ганюшкин не ответил. Они давно уже общались вопросами без ответов, сообщениями без продолжений, спали в разных комнатах большого дома. Иногда Лиза ночью приходила к нему, плакала, просила не пить и жить дружно:
– Федя, милый мой Федя, я прошу тебя не пить совсем, если не умеешь ограничиваться одной рюмкой. Ну, выпей ты дома, кто тебе запретил? А ты выпиваешь с подчинёнными, не спорь, я знаю. Это плохо кончится. По райцентру уже идут разговоры о твоих выпивках, мне передали.
– Ладно об этом. Ситуация под контролем, успокойся.
– Скажи, что я должна сделать, чтобы ты не пил?
– Хватит об этом. Я уже сплю.
Такие разговоры случались все реже, и Ганюшкин вдруг обрадовался этому: так спокойней, приехал выпивши, поужинал, ушёл в свой кабинет, где в сейфе всегда стоял коньяк. Он стал закрывать дверь на ключ, тихонько открывал сейф, делал прямо из бутылки несколько глотков и ложился спать.
Чтобы снять напряжение, Ганюшкин сказал:
– Еду в больницу на обследование, не меньше недели, так что отдохнёшь от меня.
За длинную дорогу ни разу не вздремнул, Володя иногда оглядывался на шефа, но молчал. Когда заехали в город, Володя спросил, куда и как дальше.
– Вон гаишники стоят, спроси у них, как проехать в психодиспансер, а ещё проще – где алкоголиков лечат.
Володя покраснел:
– Вы серьёзно, Фёдор Петрович?
– Серьёзней некуда, Володя, спрашивай точнее.
Молодая регистраторша, когда Ганюшкин назвал фамилию доктора, которому привёз записку, встала и повела его по узким коридорам на второй этаж, постучала в глухую белую дверь и после ответа открыла:
– К вам, Виктор Иванович.
Ганюшкин вошёл, поздоровался, подал записку. Доктор, пожилой, высокий и худой мужчина, пробежал глазами написанное и улыбнулся:
– Жив курилка? Итак, вы приехали пролечиться, как пишет мой товарищ, или сделать вид?
Ганюшкин не понял:
– Как это – сделать вид? Я хочу получить от вас помощь.
– Да, батенька, приятно слышать, но наша помощь без вашего желания ничего не значит.
Ганюшкин возмутился:
– Доктор!
– Виктор Иванович.
– Простите, Виктор Иванович, я ответственный работник, бросаю все и еду к вам, а вы сомневаетесь в искренности моих намерений.
Виктор Иванович мило улыбнулся:
– Да кто же посмеет сомневаться, молодой человек? И ответственные работники для нас не столь большая редкость, на той неделе отправили заместителя союзного министра. Я уверен, что мы и с вами найдём общий язык. Сколько дней вы не принимали спиртного?
– Неделю.
– Совсем хорошо. Я так понимаю, что вам хотелось бы все и сразу, времени нет, да? Тогда давайте так. Вы ложитесь в клинику, я провожу обследование и назначаю процедуры. Это займёт по крайней мере неделю. Вас устраивает?
Ганюшкин кивнул:
– Я с водителем, нельзя ли его как-то определить?
– Сделаем, есть диванчик в кабинете, питание в столовой. И время от времени я попользуюсь вашей машиной. Не возражаете?
Ганюшкина раздели, выдали штаны и пижаму, провели в общую палату. Взяли кровь из пальца и из вены, провели по нескольким кабинетам и вернули к Виктору Ивановичу.
– Прошу вас не уклоняться ни от каких назначений. Мы будем проводить ускоренный курс, ваш организм позволяет это сделать. Ничему не удивляйтесь, вам будут давать таблетки, вводить растворы в вену и в мышцы, а вечером нальют полный стакан водки. Настоящей.
Ганюшкин возмутился:
– Я не хочу водки!
Виктор Иванович засмеялся:
– Увы, дорогой…
– Меня зовут Фёдор Петрович.
– Фёдор Петрович, увы, придётся выпить. И даже несколько дней кряду.
Каждый день был мучительнее предыдущего, он совсем ослаб, потому что пища в столовой скверная, а брать продукты со стороны доктор запретил. Володя в столовую совсем не ходил, потому встречались только утром, он краснел и спешил к машине.
Историй Ганюшкин наслушался всяких, от смешных до трагических. Народ тут был простой, его сразу определили, как начальника, и относились с каким-то почтительным неуважением. Он старался не обращать внимания, старался показаться своим, потому всякий раз, когда мужики кучковались, он присаживался и внимательно слушал, реагируя, как все.
– Я уже третий раз здесь, и никакого толку. Выйду за ворота, беру чекушку, и маленький глоток. Ага, сердечко запостукивало, пот прошиб, значит, все нормально, организм протестует, но кому сегодня нужны протесты?
Все одобрительно засмеялись.
– Это они только пугают, что крякнешь, если выпьешь. Тут расчёт на то, что я сам хочу бросить, вот тогда поможет. Мой кореш, пятнадцать лет в рыбаках отработали, в сорок ушёл к приезжей бабе, она его сюда, сейчас ударник коммунистического труда и гвардеец. Спрашиваю: скучаешь? Нет, говорит, некогда скучать, у меня жена третьим беременна. Вот и посуди. А пил – дай Бог, утром стакан, в обед стакан, вечером бутылка на двоих. Всегда пьян и всегда на ногах, работник настоящий.
– Это смотря что пьёшь. У твоего друга или у тебя сейчас всегда рыба для «котов» есть, они без «пузыря» не приезжают. А когда выпить нечего и весь ливер трясётся, тогда все годится. Кому доводилось денатурат пить? Тебе не приходилось? – неожиданно рыжий здоровый мужик спросил Ганюшкина.
– Нет, – ответил он и отвернулся.
– Понятно, – протянул рыжий. – Вы на коньяках, должно быть, дозревали. Судя по рукам, тяжельше кой-чего не поднимали. Понимаем. А я вот пил денатурат, у нас тогда на базе его бочки стояли.
Молодой мужчина с интересом полюбопытствовал:
– Что он из себя?
– Обыкновенно. Голубой такой, можно разводить, можно напрямую. Говорят, на глаза влияет. Но я не замечал, хотя сварной наш Миша ослеп. Но опять же сварной. А денатурат потом куда-то увезли. Жалко было. Мы неделю ходили сами не свои.
– Нет, ребята, лучше бражки нет ничего. – Ганюшкин отметил этого мужичка как деревенского. – Мы в последнее время приспособились, в стиральную машину все заправляем и крутим. Слили во флягу, через неделю можно пить, за уши не оттянешь.
– Я втихушку самогон гнал, разолью его по бутылкам и в огороде закопаю. Понятно, пока капает, несколько раз попробуешь, а к оконцовке уже и соображать перестаёшь. Конечно, это когда баба к детям уедет или в больнице. Тогда свобода. Первый раз закопал в разных местах и потерял. Утром там порою, в другом месте – нету. Зато научился. Бутылки затыкаю тряпичной пробкой, а сверху валерьянки капну. Смело закапываю, а потом беру кота, он как ментовская собака, рычит, носом водит, а потом падает передними лапами прямо на бутылку. Все, отрою, кота на крышу и вперёд.
Мужики выдумку оценили и даже посмеялись, но один возразил:
– С валерьянкой надо аккуратно, у нас такой случай был. Бабочка одна выпивала, я и сам у ней бывал, сиживали, а тут пришла она из гостей, и плохо стало с сердцем. Ухватила пузырёк с валерьянкой, хлебнула, да и умерла, а пузырь на лицо пролился. И что ты думаешь? Пришли утром, а у неё на груди кот сидит, и губы уже съедены, все зубы наголе. Жутко смотреть, так её и похоронили, не открывали.
Притихли, потом кто-то выговорился:
– Ты больше при мне такую жуть не рассказывай.
– Ладно, ребята, анекдот по нашей теме. – Молодой мужик, явно городской, уже прихохатывал: – Решили учёные проверить, как водка влияет на производительность труда. Дали токарю сто грамм – точит, ещё сто – точит, и так чуть не литру. Вдруг токарь остановил станок: все, говорит, работать больше не могу. Но руководить ещё могу!
Дружный хохот сшевелил листья пожелтевшего фикуса.
Ганюшкин тоже мог бы рассказать кое-что из его опыта, но воздержался. Однажды в пятницу он вернулся с какого-то собрания в совхозе, после которого хорошо посидели в столовой, коньяк лился рекой, и мясо подавали горячее через каждые пятнадцать минут. Володя с трудом выволок его из машины, потом Елизавета Александровна вышла, помогла. Рано утром она ушла к дочери, закрыв дом на замки и убрав все ключи. Ганюшкин даже обрадовался, что супруги нет и никто не будет ругаться, но весёлость быстро пропала: ни в холодильнике, ни в его сейфе спиртного не было. Обыскав все, он позвонил Володе.
– Володя, так получилось, я в изоляции. Принеси две бутылки «Столичной», только имей в виду, ворота наверняка заперты, придётся через забор и к форточке.
Когда Володя постучал в окно, Ганюшкин открыл форточку, бросил наружу пояс от Лизиного халата и осторожно втащил бутылки.
– Володя, извини и спасибо тебе.
– Елизавета Александровна меня убьёт и права будет.
– Да нет, она и не узнает.
Володя улыбнулся:
– Даже и спрашивать не будет, и так ясно, кто принёс. Ладно, пошёл я.
Одну бутылку Фёдор выпил почти сразу, ощутил бодрость и уверенность, достал из холодильника кастрюлю с борщом, разогрел и с аппетитом поел. Как быть со второй бутылкой? Оставить на виду – Лиза выльет в раковину, спрятать – при ней не выпьешь. Он лихорадочно соображал, что же делать. Решение пришло неожиданно. В стеклянном серванте шеренгой стояли хрустальные фужеры, он открыл бутылку и налил несколько фужеров по самый край. Закрыл дверцу, присмотрелся и улыбнулся: пустые фужеры, никто не догадается. И вдруг самому стало стыдно за эту хитрость.
– Ничего, за вечер приду в себя, а в воскресенье надо отсыпаться.
Елизавета удивлённо посмотрела на довольного мужа:
– Опять Володю гонял за водкой?
– С чего ты взяла? Никакой водки.
– Уволится он от тебя. Позоришься перед парнем.
Ганюшкин возмутился:
– Довольно! Я дома и могу делать, что захочу. Например, сейчас буду спать.
– Иди в кабинет, здесь воняет перегаром.
– Извини, но я хочу в зале. Включи телевизор.
Лиза хлопнула дверью и ушла на кухню. Фёдор проспал несколько часов, но встал разбитым. Лиза в ванной стирала белье, машина гудела, и время от времени лилась вода. Он подошёл к буфету, взял полный фужер и выпил. Снова лёг на диван. Через полчаса поднялся, выпил ещё фужер. Пошёл на кухню. Лиза выглянула из ванной комнаты и всплеснула руками:
– Федя, ты прячешь спиртное? Ты пьёшь втихушку.
– С чего ты взяла? Я абсолютно трезвый.
Лиза пошла в зал, заглянула в тумбочки, потрогала книги, откинула шторы:
– Федя, где бутылка?
– Я же говорю тебе, что нету.
– Поразительно! – Лиза действительно была сильно удивлена. Она не входила больше в зал, и за вечер Фёдор выпил всю водку. Успокоившись, лёг спать. Утром мучился, но к обеду все прошло, натопил баню, попарился, сунул под язык таблетку снотворного и ушёл в кабинет. Он никогда никому не рассказывал о своей находке и ещё несколько раз пользовался этим приёмом.