Читать книгу Узники утлого челна - Николай Романецкий - Страница 14

Свет тонул.

Но не в кладезе…

Вокруг простирался бездонный океан, имя коему было «Снежана». Вода оказалась теплой и мягкой, будто согретая на ночь постель. И, по большому счету, утонуть в такой воде мог только совсем уж законченный женоненавистник.

Свет себя женоненавистником вовсе не считал. Но – тонул.

И утонул бы, не проснись перед тем, как захлебнуться окончательно.

Первое, что он ощутил наяву, была боль во всем теле. Она не позволила ему пошевелиться, однако через некоторое время он понял – гараже всего болит шуйца.

Как ни странно, это понимание обрадовало его. Ибо, как ему показалось, означало, что прочее должно быть целым и невредимым. Буде и присутствуют другие источники боли, то они невелики.

Потом он вспомнил, при каких обстоятельствах поранил шуйцу, и явилось второе ощущение – тревога. Легкая, как сигнальное заклятье, но явственная…

И потому он даже не открыл глаз. Зато немедленно включил Зрение.

Заклинание получилось странным: Свет не увидел аур находящихся поблизости людей – а может, их попросту не было? – зато почувствовал, как его чела коснулись прохладным и влажным.

И тут же пришли новые ощущения.

Под затылок проникло теплое и мягкое – океан «Снежана»? – голову Света приподняли…

– Попейте, люба мой, – сказал чей-то ласковый голос, далекий и очень знакомый. – Откройте рот.

Забава, понял Свет.

Он разжал губы и сделал глоток. Вкуса не почувствовал, но глотнул во второй раз.

Кажется, теплый сладкий чай…

Где это я? Наверное, дома, коли тут Забава.

На третий глоток сил не хватило.

И наступила тьма…

* * *

Свет был волкодлаком.

И готовился к схватке, которая, по всему, обещала стать смертельной – пасть супротивника извергала грозное ворчание, длинный хвост хлестал по бокам, шерсть на могучей холке дыбилась.

Бросок не заставил себя ждать, но Свет успел подставиться левым боком.

Острые зубы полоснули переднюю лапу. Боли почему-то не родилось.

Свет извернулся и мертвой хваткой вцепился супротивнику в глотку…

Через несколько мгновений все было кончено. Тело поверженного врага судорожно задергалось и обмякло.

Свет поднял морду к небу, испустил короткий победный рык. И только тут лапу пронзила боль, от которой зашлось сердце.

Надо было срочно превращаться и уносить ноги – ведь человеку для этого достаточно задних конечностей. Формула обратного заклинания сияла в мозгу, аки путеводная звезда в чистом поле безлунной ночью. А волчья пасть оказалась вполне способной на акустические манипуляции…

Однако человеком Свет не стал.

Дремучий лес окрест поляны заколыхался, скукожился и растворился в нахлынувшей неведомо откуда сутеми. Вокруг поплыли неясные образования, похожие на бесформенные тени. Время от времени они являли Свету свою истинную сущность – тут вот клочок серебристой паутины, там шматок солнечного дня, а чуть далее обрывок внезапно рождающегося страха – и через мгновение вновь обращались в тень.

Свет неспешно плыл среди сутеми, разглядывая новоявленных соседей с любопытством и недоверием.

Когда именно «тени» стали цветными, он не заметил.

Вроде бы только что они лишь чуть отличались от окружающего пространства, а вот уже сверкают диамантовыми иглами, лучатся смарагдами, истекают бирюзой…

Далеко впереди возникла голубая искорка, медленно разгорелась, превратилась в горошинку, в вишенку, в арбуз.

Странное шарообразное создание неотвратимо плыло навстречу, вскоре Свет приблизился к нему, бесстрашно коснулся. И тут же понял, что перед ним зеркало, перегораживающее обретенное жизненное пространство, а таинственный голубой шар – он сам, волею Мокоши и милостью Семаргловой чародей Светозар Сморода.

Потом зеркало исчезло.

Открылись безграничные дали, вокруг зароились новые разноцветные «тени». «Тени» приобретали объем, становились фигурами. Вот пролетел мимо куб, вот бублик, через секунду с трудом удалось увернуться от иглоподобной вершины длинной острой пирамидки…

А потом впереди загорелась еще одна искорка. Свет сперва решил, что его опять несет к знакомому зеркалу, однако новый шар не был голубым. Он сиял сиреневым, и, едва приблизившись, Свет почувствовал приятный запах и ласковое тепло.

Коснуться шара почему-то не удавалось – он словно избегал Света, рея вокруг, выписывая пируэты, то удаляясь прочь, то вновь подкрадываясь.

Будто Свет играл с ним в салки…

А засалить сиреневого требовалось!

Свет и сам не ведал, откуда к нему пришло это знание, но было совершенно ясно: не притронуться – многое потерять. Нет, не жизнь – шар казался безопасным, аки одинокая снежинка в небесах, как слетевший с березы осенний лист…

И Свет сотворил заклятье на неподвижность. Заклинание было из сферы Ночного волшебства, Свет ввек не применял его на людях. Впрочем, ведь сиреневый шар не был человеком, а коли вы только что побывали в шкуре волкодлака, вам нет смысла бояться Контрольной комиссии из-за такой вот мелочишки…

От Света ринулась к сиреневому трехцветная – лимонный, лазоревый, бежевый – узкая ленточка, похожая, правда, скорее уж на раскрашенное лезвие шпаги, чем на украшение, какое женщины испокон веку заплетают в волосы.

Она была стремительна, будто удар все той же шпаги. Но перед сиреневым шаром вдруг выросла угольно-черная полусфера.

И едва коснувшись ее, трехцветное лезвие смялось, вспыхнуло, разлетелось искрами, которые тут же погасли.

Черная полусфера исчезла. От сиреневого шара пошли туманные волны. Казалось, это колышется вокруг само пространство. Волны надвигались на Света, но он по-прежнему не чувствовал угрозы. И потому не испугался.

Наконец первая волна коснулась Света и превратилась в знакомый голос.

– Я не испытываю к тебе ненависти, – прозвучало по-варяжски. – В конце концов, кабы ты не убил меня, я бы проделал это с тобой. У нас была честная схватка, в равных условиях, один на один.

Почему-то Свет не удивился. Но – по-варяжски же – возмутился:

– В равных условиях?! У тебя странные представления о честности!.. А кабы я не сумел обрести схожий с твоим облик? А кабы ты не промахнулся?

В знакомом голосе послышался легкий смешок.

– Тогда бы мы сейчас поменялись местами. Победителей, как известно, не судят. Хотя, итог мог быть и другим. Думаю, тебя спасла моя самоуверенность. Проведи я схватку по-другому, у чародея Смороды вряд ли бы появился шанс. Сейчас бы я провел ее совсем иначе…

Светово возмущение прошло.

В конце концов с ним разговаривал неживой уже человек. Должно быть, существует и такое заклятье… Стоит ли удивляться подобному, коли вы оказались способны влезть в шкуру волка?! Или… Может, передо мной та самая душа, в которую верят христиане? Ведь варяжский лазутчик был христианином. Говорят, вера способна наделить человека многими достоинствами. К примеру, той же душой… Кто ведает? Не верь мы в собственный Талант, смогли бы оперировать волшебными атрибутами? Я бы не сумел ответить на подобный вопрос. Тем более теперь…

– Зачем ты все это говоришь мне?

– Не знаю, – сказал сиреневый шар. – Наверное, потому что ты стал моим волком Фенриром.

Кажется, что-то из варяжского эпоса, вспомнил Свет. Вроде имелся там среди героев такой зверюга…

Он хотел пожать раменами, но вспомнил, что для голубого шара вряд ли осуществимо подобное желание.

– Ладно, – продолжал сиреневый. – Жаль, для нас двоих не было места в мире.

– Ты уверен? – сказал Свет. – А может, в этом и была твоя главная ошибка?

– Не думаю… Иначе бы Великий Альфар не наложил бы на меня свое заклятье.

К Свету вдруг явилась интересная мысль, и он немедленно облек ее в словесную форму:

– Если в мире есть место и для нашего Кудесника, и для вашего Великого Альфара, почему там не могут жить еще двое подобных? А если вспомнить германского Гроссмейстера… Или италийского Супермагико…

– Не знаю, – сказал сиреневый. – Мне эта мысль не приходила в голову…

– А мне вот пришла!

– Ты старше меня. И опытнее… Наверно, есть во всем этом какая-то тайна, но не мне ее разгадывать. – Сиреневый помолчал некоторое время, словно прислушивался к чему-то. – Кажется, мне недолго осталось. Об одном жалею… не смогу отомстить Великому Альфару…

– Ну, не расстраивайся так! Рано или поздно вы встретитесь… Где там у вас встречаются? Не в Вальхалле?

– Вальхалла – это для убитых героев, а мы…

– Ты-то вполне сойдешь за убитого героя, а что касается вашего Альфара…

Свет не договорил – сиреневый шар вдруг взорвался.

Правда, взрыв был беззвучным и беспламенным. И однонаправленным, потому что с того места, где он только что висел, неслись в сторону Света многоцветные ленты, спиральки, нити, тесемки.

Угрозы не ощущалось.

Впрочем, Свет все равно не успел испугаться, когда вся эта радужная туча угодила в него, прошивая насквозь его голубое тело. Свет машинально оглянулся, однако позади было чистое серое пространство, лишь в отдалении плавали кубы, параллелепипеды и прочие тела, изучаемые школьной наукой дюжинных людей.

В утробе Света вдруг стало горячо и тесно, будто он мгновение назад обзавелся внутренностями. Что-то вертелось там, тряслось и шевелилось, бесшумно и осторожно искало некую цель, задевая Светову оболочку, устраиваясь поудобнее, становясь родным и близким. Становясь своим…

И когда все затихло, Свет вдруг понял, что набор волшебных манипуляций, которым обладал досель чародей Сморода, существенно пополнился.

Формулы новых заклинаний угнездились в его мозгу, как книги на библиотечной полке. Здесь были и совсем простенькие заклятья, и посложнее, и чудовищные многоступенчатые, с коими, наверное, и за половину суток было не управиться. От многих явно попахивало Ночным волшебством, но Света больше не трогало подобное происхождение магических инструментов. Более того, душу его наполнили восторг и ощущение силы.

С этим ощущением он и растворился во мраке.

* * *

Во мраке Свет пребывал недолго – всего несколько мгновений.

Однако вокруг все изменилось самым кардинальным образом…

Он почувствовал это сразу. Потому что не было кругом ни сиреневых шаров, ни бубликов, ни пирамидок. И ощущения безграничного пространства тоже не было. Зато где-то поблизости раздавался странный шум. А спиной Свет чувствовал присутствие ложа, самого обычного ложа, человеческого, мягкого и влажного от пота. А рядом с человеческим ложем, как правило, находятся люди. А люди бывают не только друзьями, но и смертельными врагами. И потому Свет немедленно включил Зрение.

Заклинание получилось почему-то неуклюжим, будто дитя-полулеток, но и в таком виде должно было показать, кто находится рядом с ложем.

Никого возле Света и в помине не было. Родной Талант утверждал сие со всей определенностью.

Однако не менее родные уши соглашаться с Талантом наотрез отказывались.

Так это же песня, вспомнил вдруг Свет. Самая что ни на есть обыкновенная песня, про красу-недотрогу, ввек не замечавшую поющего, да так и оставшуюся в пожизненных невестах.

От своих врагов я ее ввек не слыхивал! А вот от мамы…

Голос был женский, точнее даже – девичий. Но Зрение по-прежнему утверждало, будто рядом нет ни души.

Свет сотворил знакомое заклинание еще раз. Теперь оно вышло привычным – стройным, смачным и мощным. Такое творение больше соответствовало Таланту чародея Смороды, чем давешнее несуразное дитя-полулеток. Такое творение способно обнаружить ауру почти всякого, кто скрывается за ближними стенами или за дверью. Например, стражников, с их извечной тревогой…

Стражников ни за стенами, ни за дверью не присутствовало. И вообще никого не присутствовало. Нигде.

Только Голос.

– Мимо йдя походкой твердою,

Надо мною насмехаетесь…

Свет не шевелился.

Отсутствие ауры у поющей означало лишь одно: рядом была колдунья, которой захотелось предстать перед ним без ауры.

И она хорошо контролирует свой ментальный голос.

Такое открытие требовало обязательных и обстоятельных размышлений о том, куда его занесло.

Но поразмыслить Свету не позволили.

Скрипнула дверь, и раздался второй Голос:

– Как он, Ивушка? Не пришел в себя?

Свет чуть не подпрыгнул на своем ложе: это был вовсе не Голос.

Это был голос, и принадлежал он Забаве. Но Забавина аура тоже не проявилась. Именно поэтому Свет сумел сохранить неподвижность – его парализовал страх.

Дюжинных людей без аур не бывает. Разве лишь ауры нейтрализованы чьим-либо заклятьем. Но присутствия чужого Таланта в ментальной обстановке не ощущалось. И вообще ничего не ощущалось. Кроме звуков…

Впрочем, мы же уже решили, что тут присутствует ведьма, контролирующая свой ментальный образ. А коли так, что ей может помешать и о Забавиной ауре побеспокоиться? Вот токмо – зачем?

– Все по-прежнему, Забавушка. Не волнуйтесь… Буде он придет в чувство, я вас немедленно кликну. Ступайте отдохните!

Послышался знакомый Забавин вздох. Настолько родной, что Свет едва не выдал себя.

Но – сдержался. Индо дыхания не затаил.

– О Додола-заступница!.. Я сменю вас, Ивушка, через час.

– Хорошо-хорошо, ступайте.

Вновь скрипнула дверь.

В ментальной обстановке ничего не изменилось.

А потом Голос произнес:

– Открывайте глаза, сударь волшебник. Ведь вы уже пришли в себя.

– Откуда вы ведаете? – сказал Свет. Но послушался.

Ослепило его ненадолго. Потом глаза привыкли, и Свет поднял голову.

– Ведаю! – Девица смотрела на него внимательно и с участием. Как на больного…

– Что со мной?

– Вы хворы, сударь. А я вас лечу.

Свет огляделся.

Белый потолок, белые стены, белый пододеяльник на груди, белая скатерть на столе, белый халат на девице. Сплошное снежное поле да и только!

Похоже, он каким-то образом оказался в госпитале Колдовской Дружины… Однако с какой стати здесь находится эта девица? Где госпитальные медбратья? Ведь сестер у нас не держат…

И что, в конце концов, со мной?! Неужели к чародею Смороде пришла-таки расплата за Талант?

– Вы ранены, сударь, но опасность уже миновала.

Свет перевел взгляд на медсестру.

Волосы цвета спелой пшеницы, большие карие глаза, белый халат оттопырен на персях.

Совсем молоденькая…

Кажись, где-то он ее уже видел.

В шуйце родилась легкая боль. А вслед за болью вернулась память. Вспышкой в мозгах.

Свет вскочил.

И тут же подрубленным деревом рухнул на кровать. У него была чужая голова, и тело явно отказывалось ей подчиняться.

Теплые ладони коснулись чела, прошлись по-над бровями, перебрались на виски.

По черепу побежали ласковые волны. И голова сразу стала своей.

– Что ж вы эдак-то, сударь? Вам еще надо лежать. У вас была такая рана, какие токмо после собак остаются. Я еле справилась!..

Свет благодарно улыбнулся обладательнице теплых ладоней:

– Спасибо, сударыня!.. Где я? – И тут же испугался своей улыбки.

Однако сударыня несвойственной любому чародею мимики аж не заметила.

– В обители Ордена дочерей Додолы.

– У додолок?! – Свет присвистнул. – Как я сюда попал?

– Вас привезла к нам ваша служанка Забава. Вы были без памяти.

«Так, – подумал Свет, – кое-что становится ясным. В частности ясным становится то, что наложить заклятье на саму Забаву я не успел. А потому она все помнит!..»

– Простите, сударыня…

– Меня величают Ива.

– Простите, Ива… Какой ныне день?

– Шестерница, девятый день вересня.

– Шестерница?! – Свет снова присвистнул. – Вы не могли бы позвать Забаву?

– Да, сударь… Кстати, вам след теперь поесть. Будете пшенную кашу на молоке?

– Буду! Но сначала мне нужна моя служанка!

– Хорошо, сударь. Сейчас я ее позову.

Девица вышла за дверь.

Забава ворвалась к нему через несколько минут, которые показались Свету бесконечностью.

– Люба мой, вы очнулись! Хвала Сварожичам! О Додола-заступница, как же я боялась за вас!

Она целовала его. Безудержно смеялась. И тут же поливала слезами зацелованное лицо. Она казалась слегка тронувшейся от радости.

Но раненую шуйцу не задела ни разу.

Наконец Свет не выдержал:

– Простите, люба моя!.. Я очень рад вас видеть, но мне бы хотелось знать, как мы тут оказались.

Забава перестала целоваться и плакать. И даже не помрачнела челом – видно, происшедшее ее кое-чему научило. Вздохнула, собираясь с мыслями.

А Свет наложил на двери охранное заклятье.

* * *

Едва Забава закончила рассказ о событиях ночи с середы на четверницу, Свет спросил:

– И за прошедшее время здесь не появлялись посторонние?

Забава пожала раменами:

– Буде и появлялись, то я их не видела.

Свет задумался.

Ситуация представлялась ему странной.

С вечера середы идет третий день, а до него еще не добрались… Чудно! Ведь не может быть такого, чтобы Кудесник не пытался разыскать вышедшего из повиновения чародея. Разве лишь Остромир застрелился той ночью… С перепугу, что простой чародей оказался сильнее его.

Все может быть! После случившегося можно поверить во что угодно…

– Краса моя! Вы ничего не слышали о Кудеснике? Жив он?

Забава на мгновение задумалась:

– Кудесник – это старикан, у которого меня держали?

– Он самый.

Она снова пожала раменами:

– Н-не знаю… – И тут же испугалась: – А почему ему след быть мертвым? Вы ведь не убили его! Токмо положили ему пистолет на стол. Или вы сделали это, чтобы он убил себя?

Ладно, подумал Свет, с Остромиром мы разберемся чуть позже. А сейчас самое время обезопасить Забаву.

Он сел на кровати, коснулся ладонью Забавиного чела.

– Забудьте все, что произошло. В ту ночь вы спали дома. Я вас привез туда и уехал неведомо куда. А вы в обитель приехали уже утром в четверницу. Я пропал из дома, и вы испугались и решили спрятаться. – Свет сотворил заклинание.

– Да как же я могу забыть такое? – сказала Забава. – Я столь перебоялась за вас, индо вспоминать жутко.

Свет оторопел.

Сейчас перед ним должна стоять послушная кукла, впитывающая каждое его слово, но…

– Не волнуйтесь, Светушко! Я ввек никому ничего не скажу, буде начнут спрашивать всякие Кудесники!

Скрипнула дверь.

Свет обернулся так стремительно, что Забава отшатнулась.

Но это был не Кудесник.

На пороге появилась давешняя медсестра Ива с подносом, укрытым белым полотенцем.

– А вот и каша, сударь. Вам надо немедленно поесть! Иначе я не позволю вам разговаривать с Забавой. – Ива поставила поднос на стол. – Давайте, Забавушка, кормить вашего хозяина.

Ощущение нагрянувшей беды было столь мучительным, что Свет не выдержал и застонал.

Забава тут же всполошилась:

– Что с вами, сударь? Вам больно?

Через мгновение, поставив поднос на стол, к ней присоединилась и медсестра.

Успокоились они лишь после того, как Ива наложила больному теплые ладони на чело и убедилась, что его здоровью ничто не угрожает.

* * *

Потрясение прошло прежде, чем Свет закончил проверку.

В конце концов, долго ли будет сокрушаться волшебник, убедившись, что потерял Талант?.. Это ведь становится понятным после первых трех-пяти неудачных заклятий, а дальше… Своего рода агония…

И тем не менее, впихав в себя кашу с молоком и попросив девчонок оставить его в одиночестве, Свет проверил заклятья всех уровней.

Не работало ни одно. Не был доступен не токмо четвертый уровень волшебных манипуляций, но индо первый. Самые примитивные… Семарглова Сила исчезла напрочь.

Это был конец. Всему. Навсегда.

Однако потрясение прошло, и мозг заработал.

Пропажа Таланта у колдуна происходит по двум причинам.

Либо совместным трудом членов Контрольной комиссии, либо после того, как волшебника заберет в свои лапы угнетаемый сексуальный дух.

Но первая причина чародея Смороды сейчас не касается. Не напускали на него Контрольную комиссию.

А вот вторая…

По теории – вроде бы самое время.

Одна беда: при испытании Додолой исчезновение Таланта происходит в тот самый момент, когда вы предаетесь акту любви. Чародей же Сморода стал любодеем вовсе не секунду назад и по теории должен был лишиться Семаргловой Силы несколько раньше. Впрочем, после событий последнего лета он давно уже начал сомневаться в истинности существующей теории волшебства. Все, что с ним происходило, происходило вопреки теории, а не согласно оной. Так почему же она должна оказаться правильной ныне? Более того, он просто уверен…

Тут Свет оборвал себя.

Ни в чем он не уверен! Стоит ли себя обманывать? Коли с ним происходило невозможное, почему процесс потери Семаргловой Силы не может оказаться несиюминутным явлением, а растянуться на часы, дни, недели?

Своего рода обратное ступенчатое заклинание…

Но верить в подобное не хотелось. И, наверное, именно поэтому к нему пришла еще одна мысль.

За последние сутки своей активной жизни он овладел таким количеством неизвестных Колдовской Дружине волшебных манипуляций – индо оторопь берет!