Читать книгу Настало времечко… - Николай Самохин - Страница 18

Познакомились мы при следующих обстоятельствах.

У меня потекла раковина в совмещенном санузле. Закапало откуда-то из-под нее. Снизу. Причем довольно энергично.

Я сходил в домоуправление и записал там в большой амбарной книге: дескать, так и так – течет. Примите срочные меры.

А под раковину примостил пока двадцатилитровую эмалированную кастрюлю, купленную в хозтоварах для засолки огурцов.

Я знал по опыту, что слесарь все равно не придет, но совесть моя, по крайней мере, была теперь чиста.

Слесарь, однако, пришел. На следующее же утро. Это был, я думаю, исторический факт в деятельности нашего домоуправления, который следовало отметить большим торжественным собранием и банкетом.

Звали слесаря Гена. Он был невысоким крепким парнем, с широким лицом и открытым взглядом.

Пока Гена стучал в санузле ключами, я варил на кухне кофе и мучился сомнениями. Слесарю полагалось заплатить три рубля – это я знал. Нет, я не суммировал в голове трешки, которые он может насшибать за день, и не скрежетал зубами при мысли, что заработок его получится выше профессорского. Просто мне никому еще не приходилось давать «в лапу», и я заранее умирал от стыда.

Наконец я решил попытаться оттянуть этот момент, самортизировать его, что ли, и когда Гена вышел из ванной, протирая ветошью руки, я фальшивым панибратским тоном сказал:

– Ну что, старик, может, по чашечке кофе?

Гена охотно принял приглашение.

Не сняв телогрейки, он сел к журнальному столику, заглянул в чашку и спросил:

– Растворимый?

– Нет. Покупаю в зернах и перемалываю.

– О! – сказал Гена. – Как в лучших домах Лондо́на! А растворимый – барахло. Им только пашок грудничкам присыпать.

Гена оказался интересным собеседником. Он, как выяснилось, служил много лет в торговом флоте, избороздил чуть ли не все моря и океаны, побывал и в Гонконге, и в Сингапуре. Особенно красочно Гена рассказывал про то, как гулял, возвращаясь из загранки с большими деньгами. Прямо с причала он ехал, бывало, в лучший ресторан Владивостока – один на шести «Волгах». В первом такси сидел сам Гена, во втором лежал его чемодан, в третьем – фуражка, в четвертом – пальто, в пятом – перчатки. Шестая машина была пустой – на случай, если Гена встретит по дороге хорошего кореша или знакомую девицу.

Потом Гена поинтересовался моими занятиями.

– А ты что, дед, – спросил он, – во вторую смену вкалываешь? (Он называл меня почему-то не «старик», а «дед». Наверное, это считалось более современным.)

Пришлось сказать, что я писатель и работаю в основном дома.

Гена это сообщение воспринял спокойно. Даже не поинтересовался, сколько я зарабатываю. Мои знакомые инженеры спрашивают про гонорар, как правило, на второй минуте разговора.

– Ну вот за эту, допустим, книжку, – говорят они, – сколько тебе, если не секрет, заплатили?

А услышав сумму, наморщивают лбы и так, с наморщенными лбами, сидят уже до конца, подсчитывая, очевидно, сколько же это я зарабатываю в год, в месяц, в неделю и в день.

Гена же только сказал: «Тоже хлеб. Дашь потом что-нибудь почитать», – и этим покорил меня окончательно.

Расставались мы приятелями.

– Дед, – сказал Гена. – Ты мне не займешь трешку до вечера? Крановщика надо подмазать – он нам трубы обещал из траншеи выдернуть.

– О чем разговор! – заторопился я, доставая из кармана заранее приготовленную трешку. – О чем разговор.

«Ну вот и славно, – подумал я. – Вот само собой и разрешилось».

…Вечером совершенно неожиданно Гена принес деньги.

Я попытался было отказаться от них, но Гена запротестовал:

– Да ты что! Скотина я разве – с корешей брать.

– Кто это был? – спросила жена.

– Представь себе… – Я растерянно вертел в руках трешку. – Утрешний слесарь… Занял у меня денег, я уж думал – с концом, а вот, пожалуйста. Даже обиделся: с друзей, говорит, не беру… Мы тут, видишь ли, выпили кофе, поговорили по душам…

– О, да ты демократ, – сказала жена.

– Напрасно смеешься! – обиделся я. – Человека не оскорбили чаевыми, не отодвинули от себя сразу – и он сумел это оценить. Вот тебе, кстати, наглядное доказательство.

На следующее утро, в половине седьмого, кто-то позвонил у наших дверей.

Жена, накинув халатик, пошла открывать.

– Там к тебе, очевидно, – сказала она, вернувшись.

Из-за плеча жены возникла честная физиономия слесаря Гены.

– Не разбудил я тебя, дед? – спросил он.

– В самый раз, – малодушно соврал я, кутаясь в одеяло, как индеец. – Только что собирались вставать.

– Кофейку заварим? – улыбнулся Гена. – Вчера с крановщиком поддали – голова трещит, ужас!

Жена принесла нам кофе и обратно ушла на кухню.

Она молчала, но было заметно, что ее не очень радует столь ранний визит.

От Гены это недовольство не укрылось. Он проводил жену насмешливым взглядом и заговорщически подмигнул мне:

– Видал, как хвостом крутит?.. Ты подвинти ей гайки, дед.

– Да нет, она, в общем, ничего, – заступился я за жену, – она добрая.

– Все равно подвинти, – сказал Гена. – Для профилактики… У меня корень один есть – большой специалист по профилактике. Утром проснется – как врежет своей Мане промеж глаз. Она еще сонная, понял? А он ка-а-ак врежет!.. Та очухается: «За что, Толя?» Молчи, говорит, зараза! Знал бы за что – убил бы!..

Ушел Гена без пятнадцати восемь. Я предлагал выпить по шестой чашке, но он отказался.

– Побегу, – сказал. – А то домоуправ опять хай поднимет.

На второй день Гена заявился ко мне часов в одиннадцать. Жена, слава богу, была уже на работе.

– Дед, – сказал Гена, – я упаду здесь у тебя?

– В каком смысле? – напугался я.

– Ну, брякнусь, – пояснил Гена. – Часа на полтора. В дежурке нельзя – техник застукает. А у меня – веришь? – голова как пивной котел. И ноги дрожат… Ты мне брось какой-нибудь половичок.

Я поставил ему раскладушку. Хотел кинуть сверху матрац, но Гена отказался. Прямо в сапогах он повалился на раскладушку, сказал: «Заделаешь потом кофейку, ладно?» – и через секунду уже храпел, как целый матросский кубрик.

Я попытался под этот аккомпанемент осторожно стучать на машинке, но скоро вынужден был отказаться. При каждом ударе Гена дико взмыкивал, скрипел зубом и отталкивал кого-то короткопалыми руками. Наверное, Гене снились обступившие его скелеты.

Я пожалел Гену, закрыл машинку и ушел на кухню.

На третий день Гена заскочил ко мне после полудня. Жена на сей раз оказалась дома.

Гена был энергичен, возбужден, глаза его азартно блестели.

– Дед, воды нет! – в рифму сообщил он. – Покрути-ка краны.

Я покрутил – воды, действительно, не было.

– Давай пятерку – сейчас будет! – сказал Гена. – Колодец, понял, засорился. И крышу заело. А мы тут самосвал поймали – зацепим ее проволокой, дернем – и порядок!..

– Да, – задержался он на пороге, – пятерку без отдачи – не обижайся. На общую пользу, дед. Со всего подъезда по двадцатнику собирать – это сколько время понадобится! А самосвал ждать не будет.

Через двадцать минут вода правда побежала. А еще через полчаса вернулся Гена. В руке он сжимал полбутылки «Солнцедара».

– Вмажешь, дед? – спросил он. – Твоя доля осталась… А мне пусть старуха кофейку сварит. Для бодрости.

Пришлось выпить «Солнцедар», чтобы не обижать Гену. Сначала-то я рассчитывал только пригубить, а остальное Гене же и выпоить. Но он даже заикнуться мне об этом не позволил.

– Дед, не придуривайся, – оскорбленно сказал он. – Тебе тут самому мало, а мы уж и так по полторы бутылки засадили…

– Слушай, – задумчиво сказала жена, когда Гена ушел. – Я понимаю, это не очень красиво выглядит, но попробуй занять ему денег. Нет, я не про трешки говорю. Займи сразу побольше – есть такой способ отвязаться.

Так я и поступил.

На другой день, когда Гена заскочил ко мне перехватить рубль, я, отворачивая глаза, протянул ему четвертную – под предлогом, что мелких нет.

Гена исчез на целую неделю, и мы было уже вздохнули с облегчением.

Но в следующее воскресенье я случайно встретил его на улице. На Гене был роскошный японский плащ, пестрый шарфик и кожаная короткополая шляпа.

– Дед! – радостно кинулся он ко мне. – Ты где пропадаешь? Я два раза уже к тебе заходил – и все мимо. – Он достал из кармана пачку денег и отсчитал двадцать пять рублей. – Держи, пока есть. А то я после премии отгул взял на четыре дня: начну гудеть – тогда пиши пропало.

Я принес деньги домой и молча выложил на стол.

Жена вопросительно вскинула на меня глаза. Я кивнул.

– Это конец! – бледнея, сказала она…

В понедельник жену подозрительно срочно отправили в длительную командировку. Она прибежала домой – собраться, и глаза ее сияли свежо и молодо. Она даже напевала что-то негромко, укладывая чемодан.

Никогда мы еще так легко не расставались.

Я проводил ее в аэропорт и возвращался домой затемно.

На углу моего дома буфетчица выталкивала из «гадюшника» запозднившуюся компанию. Над дверью «гадюшника» горела лампочка, и в тусклом свете ее я узнал в одном из гуляк Гену. Гена прижимал к груди три бутылки уже знакомого мне «Солнцедара».

На всякий случай я укрылся за телеграфным столбом.

– Ладно, парни, пусть она застрелится! – бодро говорил собутыльникам Гена. – Есть куда пойти… Тут у меня рядом один корень живет – вот такой мужик. Свой в доску. Баба у него, правда, отрава, но он ее сегодня в отпуск проводил…

Я поднял воротник, покрепче надвинул шляпу и пошел ночевать на вокзал.