Читать книгу Настало времечко… - Николай Самохин - Страница 4

Мы с Петькой были влюблены в Люську Медынскую. То есть, вообще-то, все остальные ребята тоже были влюблены в Люську Медынскую, но мы с Петькой первыми сказали, что влюблены, – и все остальные не считались.

Люська про это, конечно, знала. Но в то же время как бы и не знала. Ей сразу же передали, что мы влюблены, но сами-то мы пока ничего не говорили. Потому что не решили еще, как нам быть в таком положении.

А пока мы решали – не решали, подошел Петькин день рождения. Петька пригласил меня как лучшего приятеля и Люську Медынскую. А Люська пришла с подругой – с Вострухиной. Эту рыжую обезьяну Вострухину она везде за собой водила, как адъютанта. Непонятно, почему Люся выбрала в подруги такую кикимору. Может, для того чтобы самой выглядеть рядом с ней еще красивее. Девчонки иногда специально так делают.

Вострухина пришла и сразу начала хозяйничать как у себя дома: пирожные из холодильника таскать на стол, кресла двигать, пластинки заводить.

Петькина мать сказала:

– Ах, какая энергичная девочка! Теперь я вижу, что вы тут без меня не пропадете.

И ушла на дежурство.

А Люся сидела на стуле с таким гордым и неприступным видом, словно это она именинница, а мы все должны вокруг нее плясать.

Вострухина и правда взялась плясать. Поставила какую-то балдежную пластинку, объявила, что сама она королева твиста, и начала прыгать посреди комнаты, хриплым голосом выкрикивая разные английские слова.

Петька зазвал меня на кухню и сказал, а не попробовать ли мне влюбиться в Вострухину.

– С какой это радости? – спросил я.

– Ну… – сказал Петька. – Ведь мой же день рождения, и я Люську пригласил.

– Какой ты ловкий! – сказал я. – А через неделю у меня день рождения, я ее приглашу, а она Вострухину притащит… Тогда что, перевлюбляться будем?

А Вострухина упарилась со своим твистом, брякнулась на диван и кричит:

– Давайте в бутылочку играть!

– В какую бутылочку? – спросила Люся.

– Это такая штука… с поцелуями, – деревянным голосом объяснил Петька.

А у меня даже ладони вспотели, когда я сообразил, что если Люся согласится играть, то мы сегодня будем с ней целоваться.

– Фи! – сказала Люся презрительно. – Ну давайте… Только я, наверное, не стану целоваться.

Петька крутнул бутылку. Бутылка помелькала и остановилась горлышком в сторону Люси. Петька вытер руки о штаны и пошел к ней целоваться. Но Люся отвернула лицо в сторону и загородилась плечом.

– Ну ты че, Люсь, – сказал Петька, переминаясь. – Ведь не по правилам…

Вострухина помалкивала. Только пялила свои кошачьи глаза – что, мол, дальше-то будет? И я молчал. Не в моих интересах было уговаривать Люсю.

Игра заклинивалась…

– Ладно, Петька, – сказала Вострухина. – Можешь меня поцеловать вместо нее. – И подставила Петьке свою веснушчатую физиономию. Каждая веснушка – по гривеннику.

Петька, видать, до того обалдел, что поцеловал Вострухину. А Люся, поскольку все же на нее выпало, крутнула бутылку. Горлышко показало в мою сторону. Я от волнения подтянул живот, набрал полную грудь воздуха – так что глаза заслезились, и замер. Но Люська стала смотреть в окно с таким выражением, будто все это ее не касалось.

– Ну че вы тянете?! – заторопила нас Вострухина.

– Так… не мне же, – сказал я. – Она же… должна…

– Ох, господи! – вздохнула Вострухина. – Ну давай я тебя поцелую.

И Вострухина меня поцеловала.

А я крутнул бутылку.

Бутылка начала останавливаться против Люси, но та подтолкнула ее туфлей в сторону Вострухиной. Я хотел было возмутиться, но Вострухина сказала:

– Да ладно уж. Все равно ведь она не станет.

В общем, я поцеловал Вострухину. А Люська крутнула бутылку. Горлышко выбрало Петьку.

– Вострухина! – злорадно сказал я. – Вперед!

Вострухина быстро поцеловала Петьку, а он запустил бутылку. Горлышко показало на меня. Но я показал Петьке кулак:

– Только попробуй сунься!

– Ладно уж, Гена, – сказала Вострухина. – Давай я тебя поцелую.

Короче говоря, нацеловались мы с этой Вострухиной до офонарения.

А на другой день она раззвонила по всей школе, что мы с Петькой в нее влюблены. Дескать, вчера играли в бутылочку, выпадало все время на Люську, а мы только с ней целовались.

Мы подкараулили Вострухину после уроков.

– Вострухина! – сказали мы. – Ты че треплешься?

Вострухина сделала круглые глаза и, прямо как графиня какая-нибудь, поинтересовалась, что это мы имеем в виду.

– Ну, что мы с тобой целовались, – сказал Петька.

– А вы не целовались, да? – нахально спросила Вострухина.

– Так это в каком смысле… Это чтобы игру не испортить.

– А я вас заставляла, да? – спросила Вострухина.

Вот елки!.. Ну, была бы маленькая – надавали бы, и весь разговор. А то стоит – дылда рыжая, ресницами хлопает.

– Ты, Вострухина, дурой-то не прикидывайся! – сказали мы.

Тут Вострухина обиделась:

– Сами вы дураки! Может, я вас выручала. Чтобы вы перед Люськой зря не толклись, как два обормота. Может, мне вас жалко было.

Петька задумался.

– Интересно!.. Значит, ты, Вострухина, с нами из жалости целовалась? Только из одной жалости?

Вострухина изобразила что-то неопределенное: одновременно ковырнула ботинком асфальт, вздернула брови и повела плечом.

– А с кем же ты не только из жалости? – приставал Петька.

Вострухина выставила подбородок и отрезала:

– Да уж не с тобой!

– Ах, вот как! – гордо сказал Петька. – Ну, я пошел. Гуд бай. Желаю всего хорошего. И счастья в личной жизни.

И он ушел. А мы остались.

– Как же это все-таки, Вострухина? – помолчав, спросил я. – Выходит, ты с Петькой не хотела целоваться, а сама целовалась. Не очень-то, знаешь, получается…

– А ты! – сказала Вострухина. – Ты!.. – Развернулась так, что косы просвистели, и пошла.

– Вострухина! – закричал я. – Ну че ты психуешь, честное слово!.. Уж нельзя сказать… Погоди, нам же в одну сторону!.. Давай портфель – понесу.