Читать книгу Пойдем со мной (сборник) - Николай Савостин - Страница 8

За долгую жизнь много повидал разных бедствий, как и подавляющее большинство моих ровесников. Но самый страшный ужас пережил почти в младенчестве. Краем хватил жуткую войну, терял друзей и близких, попадал в стихийные бедствия, много раз был на краю гибели, – все это пустяк в сравнении с тем потрясением, которое пережил совсем малышом, едва научившись ходить. Многое запамятовал, – ушло и стерлось, а это помню отчетливо, и каждый раз, наткнувшись на едкое острие того события, язвящее душу, стараюсь каким-нибудь способом поскорей увернуться… Я был совсем маленьким, окруженный нежностью и лаской – поздний ребенок, к тому же, наконец, желанный сын! – когда увидел ужасную драку: муж бил жену. Ввалился поздно ночью пьяный до безумия, он в мрачной злобе сел к столу. Все в избе трепетали от страха. Я тоже проснулся на печи и, свесившись оттуда, видел, как он протянул ноги и властным взглядом потребовал от сжавшейся в комок жены снять с него сапоги. Едва она нагнулась к его ногам, он изо всех сил пнул ее в лицо, она упала навзничь, хлынула кровь… Он заставил все же разуть его и тут же сапогом стал колотить ее по голове, стоящую еще на четвереньках, – маленькую, беззащитную, плачущую испуганно-сдержанно, чтобы не вызвать еще больший гнев мужа… Надо ли говорить, что это была моя мама? А я был настолько ничтожно мал, что бессилен вмешаться. Сердце не выдержало, сознание покинуло меня. И видимо надолго.

Слышал я потом, что отец вымаливал прощение, но что с того, – я сильно захворал, внезапно беспричинно вздрагивал, пугался внезапного стука, боялся темноты, сделался безучастным ко всему, стал на глазах таять и уже не мог ходить.

Показали доктору, несли меня, закутав в одеяло, к нему на станцию Сажное, за несколько километров от нашего села. Он осмотрел меня, велел показать язык, поставил градусник, помял мой животик. Из разговора взрослых я уловил, что дело мое паршивое. Таблетки и капли, прописанные мне, не помогали. И оставалась одна надежда на бабку, знахарку.

К ней была большая очередь, она принимала тайно, скрытно, чтобы не вызвать преследования властей. Как теперь понимаю, в те времена ее деятельность подпадала под какую-то статью. И вот в потемках меня принесли к ней в полную ароматами трав хату, плохо освещенную керосиновой лампой-«семилинейкой». Бабка, ворожея, знахарка, словом, народный лекарь, оказалась худой невеселой бабой с поджатыми губами, повязанная белым в черный горошек платочком. Я заметил, как она кинула оценивающий взгляд на узелочек с яичками, принесенный матерью в уплату за услугу, и принялась нашептывать над моей головой, сплевывала в сторону, сама крестилась и осеняла меня крестом. Затем взяла большую миску с водой, заставила мать держать ее над моей макушкой, а сама достала из печи кружку с растопленным воском и, читая молитву, стала медленно лить воск в миску. Не знаю от чего – от летних ароматов трав среди зимы, от ее ли таинственного шепота, – я как бы проснулся и впервые за последнее время во мне появилось любопытство: что же там получится с воском? Слышал, что само собой выльется то, что испугало меня, это каким-то таинственным образом избавит от недуга, словно изображение причины болезни отменит ее или возьмет с собой эту хворь.

До сих пор стоит перед моими глазами восковая композиция, по-своему изящная, лаконичная, выразительная. В миске плавал желтенький островок, на котором возвышались три оплывшие фигурки: в одной можно было угадать мужчину, занесшего над собой руку с сапогом, перед ним – согбенная женщина, позади нее крохотное существо, закрывающее ладонями глаза…

Как будто природа, минуя большой отрезок времени, необходимый для того, чтобы родился художник, а потом в трудах и сомнениях постиг свойства человеческой натуры и ее трагические причуды, и лишь затем создал нечто, способное воздействовать на душу зрителя, – сама изваяла эту горестную скульптуру, которая в моем сознании стоит, ничуть не уступая, рядом с творениями великих мастеров, – они, конечно же, способны врачевать нас, как вылечил меня тот воск из-под руки безграмотной бабы.