Читать книгу Осенний Бог: Анатомия хандры - Николай Щербатюк - Страница 2
Глава 1. Матовое зеркало: когда выключают свет
ОглавлениеТы помнишь этот момент? Тот самый неуловимый щелчок в пространстве, когда реальность внезапно меняет агрегатное состояние. Это происходит не календарного первого сентября, и даже не тогда, когда первый желтый лист предательски падает на лобовое стекло твоего автомобиля. Это происходит внутри.
Представь себе огромный, залитый неоновым светом торговый центр, где музыка гремит так громко, что ты не слышишь собственных мыслей, а запахи фастфуда и дорогих парфюмов смешиваются в дурманящий коктейль «вечного праздника». И вдруг – тишина. Выключают основное освещение. Музыка обрывается на полуслове. Загораются тусклые лампы аварийного выхода. И ты стоишь посреди этого огромного, теперь уже пустого и гулкого пространства, понимая, что праздник не просто закончился – его никогда и не было. Была лишь иллюзия света.
Это и есть первое касание Осеннего Бога.
В этот день ты выходишь на улицу, привычно прищуриваешься, ожидая удара тепла в лицо, но вместо этого получаешь пощечину. Солнце на месте. Оно висит там же, в той же точке зенита, но оно изменилось. Оно больше не твой друг. Оно больше не любовник, ласкающий кожу. Оно – холодный, отстраненный свидетель. Оно светит так, как светит лампочка в операционной или в камере допроса: ярко, стерильно и абсолютно равнодушно. Оно подсвечивает пыль, кружащуюся в воздухе, и трещины на фасадах домов, которые ты не замечал все лето. Это солнце-предатель. Оно светит издалека, словно говорит тебе: «Я больше не имею к тебе отношения. Выживай сам».
В этот момент мир становится матовым.
Знаешь, есть такое стекло – сатин. Оно гладкое на ощупь, но сквозь него ничего невозможно разглядеть отчетливо. Только силуэты, только тени. Осенний Бог накрывает город этим огромным колпаком из матового стекла. Исчезает глянец. Исчезает та навязчивая, почти вульгарная четкость летнего полдня, когда каждый лист, каждый кирпич кричал о своем существовании. Теперь всё смягчается, тускнеет, уходит в полутона. Бытие теряет свою остроту и превращается в кисель.
Я иду по набережной и вижу то, что называю «кладбищами пластиковой мебели». О, это зрелище достойно пера Данте, если бы тот жил в эпоху потребления. Посмотри на эти летние террасы, которые еще неделю назад были центрами вселенной. Там смеялись женщины в легких платьях, там звенел лед в бокалах с аперолем, там пахло кальяном и беззаботностью. А сегодня? Сегодня Осенний Бог распорядился иначе.
Стулья сгруппированы в странные, уродливые пирамиды и стянуты цепями. Столы перевернуты ножками вверх, словно дохлые жуки. На всё это наброшен дешевый синий брезент, который хлопает на ветру, как крылья раненой птицы. Это ирония чистой воды: мы строили эти храмы удовольствия, думая, что лето – это константа. Но пришел Осенний Бог, дунул холодным дыханием, и вся эта бутафория обнажила свою истинную суть. Это просто грязный пластик. Это временные декорации, которые теперь выглядят как мусор, забытый на задворках истории.
Я останавливаюсь у кафе. Внутри еще горит свет, но стекло уже покрыто конденсатом. Мутное, заплаканное стекло. И вот здесь, сквозь это марево, Он заглядывает тебе в глаза. Осенний Бог не имеет лица, но ты чувствуешь Его взгляд. Это взгляд старого хирурга, который знает, что операция будет болезненной, но необходимой. Он смотрит на тебя через это мутное стекло кофейни и спрашивает: «Ну что, герой? Во что ты будешь верить теперь, когда декорации убрали?»
В этой матовости есть своя, особая честность. Когда выключают свет, ты перестаешь видеть внешнее и начинаешь чувствовать плотность воздуха. Ты замечаешь, как изменился запах. Лето пахнет пылью и гормонами. Осень пахнет озоном, мокрым асфальтом и – если принюхаться – тонким ароматом тлена. Это запах правды. Это запах земли, которая готовится к долгому сну.
Люди в такие дни становятся похожи на тени. Они кутаются в пальто, поднимают воротники, прячут подбородки в шарфы. Мы все вдруг становимся маленькими и беззащитными. Вся наша спесь, вся наша деловитость испаряется под этим равнодушным солнцем. Осенний Бог лишает нас социального лоска. В летней футболке ты можешь казаться кем угодно – альфа-самцом, искателем приключений, богемой. В осенней куртке, с покрасневшим носом и слезящимися от ветра глазами, ты просто человек. Один из миллионов. Песчинка в матовом космосе.
И вот тут просыпается та самая нежность, о которой я говорил. Она просачивается сквозь ткань твоего существа, как вода сквозь старый фундамент. Это нежность к самому себе – такому хрупкому, такому временному. Ты заходишь в кофейню, берешь чашку горячего чая, и это тепло кажется тебе самым большим благом во вселенной. Ты держишься за эту керамическую чашку, как за спасательный круг. Осенний Бог заставил тебя ценить простые вещи. Он выключил солнце, чтобы ты почувствовал тепло собственных ладоней.
Разве это не высшее проявление любви?
Нам кажется, что нас наказывают хандрой и серостью. Нам хочется яркости, нам хочется, чтобы кто-то снова включил этот безумный летний проектор. Мы капризничаем, как дети, у которых отобрали игрушку. Но Осенний Бог мудр. Он знает, что если свет будет гореть постоянно, мы просто выгорим изнутри. Нам нужна эта пауза. Нам нужна эта пелена, чтобы зрение отдохнуло от пестроты.
Матовое бытие – это время ревизии. В тусклом свете лучше видно, что в твоей жизни настоящее, а что – наносное. Вещи, которые казались важными в июле, в октябре выглядят нелепо. Помните ту жажду деятельности, ту погоню за впечатлениями? Сейчас всё это кажется суетой насекомых. Осенний Бог наводит порядок, замедляя время. Он превращает секунды в капли, которые медленно стекают по стеклу.
Я смотрю на свое отражение в витрине. Оно расплывчатое, неясное. Я больше не вижу каждой морщинки, каждого изъяна. Я вижу силуэт. Я вижу идею человека. И в этом есть глубокое психологическое освобождение. Нам не нужно больше соответствовать картинке из журнала. Картинка сгорела. Осталась только суть.
Многие называют это депрессией. Я называю это созерцанием истины. Психологи говорят о «сезонном аффективном расстройстве», пытаясь впихнуть величие Осеннего Бога в узкие рамки медицинских справочников. Какая нелепость! Какая человеческая гордыня – называть прозрение расстройством. Мы расстроены только потому, что наши иллюзии больше не настраиваются на частоту реальности. Реальность – она вот такая: матовая, тихая, зябкая.
Осенний Бог сидит на крыше каждого дома, свесив ноги, и наблюдает, как мы пытаемся согреться. Он не смеется над нами. Он сочувствует, но не вмешивается. Его задача – обеспечить переход. Перевести нас из состояния буйного роста в состояние глубокого осмысления.
Знаете, что самое прекрасное в этом матовом зеркале? Оно не льстит. Оно показывает мир таким, какой он есть, когда у него нет сил притворяться. Эти голые ветви, это низкое небо, эта бесконечная серая дымка – это и есть лицо вечности. Лето – это макияж. Осень – это умытое лицо старой женщины, в морщинах которой записана история мира.
Когда выключают свет, становится страшно только тем, у кого внутри темно. Если же у тебя есть свой собственный источник, это матовое состояние становится идеальным фоном. Ты наконец-то можешь увидеть свое внутреннее свечение. Но для этого нужно перестать бежать. Нужно остановиться у того самого мутного стекла, посмотреть сквозь него на пустую улицу и признать: «Да, лето кончилось. И это прекрасно».
Прекрасно в своей неотвратимости. Прекрасно в своей жестокости.
Осенний Бог делает нас философами поневоле. Он заставляет нас задавать вопросы, от которых мы успешно бегали три месяца. Зачем всё это? Куда мы идем? Что останется, когда опадут последние листья? И пока ты стоишь в этом матовом киселе бытия, ответы начинают приходить сами собой. Не словами, а ощущениями. Холодным покалыванием в кончиках пальцев. Тяжестью пальто на плечах. Тихим шорохом дождя, который шепчет: «Смирись. Замри. Слушай».
Я иду дальше, мимо закрытых лотков с мороженым, которые теперь выглядят как надгробия летней радости. Ирония судьбы: мы тратим столько сил на то, чтобы окружить себя яркостью, а в итоге находим покой в серости. В этой главе я хотел, чтобы вы почувствовали этот холодный пот реальности на лбу. Чтобы вы поняли: Осенний Бог уже положил руку вам на плечо.
Не стряхивайте её. Не пытайтесь убежать в солярий или в торговый центр, где светят фальшивые солнца. Останьтесь здесь, в этой матовости. Позвольте этой пелене проникнуть под кожу. Это первое касание – самое важное. Это инициация.
Вы почувствовали, как стало тише? Это не слух притупился. Это мир затаил дыхание. Осенний Бог только что зашел в комнату и выключил свет. Шоу закончилось. Начинается жизнь. И в этом матовом зеркале, если смотреть достаточно долго, ты увидишь не просто себя. Ты увидишь Бога, который все это время ждал, когда ты наконец перестанешь отвлекаться на блестки и посмотришь в глубину.
Завтра будет еще холоднее. Завтра туман станет гуще, а небо – ниже. Но сегодня, в этот первый день матовости, просто запомни это ощущение. Запомни, как солнце впервые посмотрело на тебя как на незнакомца. Это был первый урок. Первый шаг к тому прозрению, о котором мы будем говорить дальше.
Осенний Бог вытер грязь о подол своей серой мантии и улыбнулся. Ему нравится, как ты ежишься. Ему нравится твоя растерянность. Потому что именно из этой растерянности рождается истинная твердость. Твердость человека, который не боится темноты, потому что он сам стал частью этой осени.
Мы только начали. Впереди – психология пелены, диктатура сырости и та самая нежность, которая разрывает сердце. Но сейчас – просто смотри в это матовое зеркало. Не моргай. Пусть твои глаза привыкнут к отсутствию глянца. В этом мире без фильтров ты впервые встретишься с собой. Настоящим. Озябшим. Но наконец-то прозревшим.
_____________________________________________________________________________
Первое касание завершено. Мы стоим в матовом мире, и пелена уже касается наших лиц.