Читать книгу Очерки русского характера. Сборник рассказов - Николай Семёнов-Мерьский - Страница 3

В какой-то год, в начале нашего знакомства, пригласил я Ивана в гости к себе, по поводу всенародного праздника, тогда ещё Советской Армии и Военно-морского флота. Дело было без жён, по согласованию с ними, боже упаси от самовольства, а у них свой разговор был, женский, нам только картошки наварили, огурцов солёных с грибочками миску наложили, капусты конечно квашеной с антоновкой, всё свойское, и сала шмат Иван с собой принёс, прошлогодней засолки, во рту аж таяло, без хлеба, каравай ржаного хлеба, из печи «от бабы Клавы», ещё теплый, заменял один всю закуску, поэтому был съеден, с «занюхиванием», в первые три тоста, первый тост был без чёкания, «за тех, кто не вернулся», и полный стакан на столе, накрытый коркой ржаной, каравайной, чтоб не выдохся до применения. Всё остальное из магазина, селёдочка, водочка моя, Иван свойского «антигрустина» принёс. Уединились мы с ним в летней кухне, я немного подтопил, а потом жарко стало и без печки, от выпитого и съеденного. Предались воспоминаниям, Иван о службе в Красной Армии и о войне с фашистами, я вспоминал о службе в Советской Армии и как с китайцами воевали, на острове Даманском.

Рассказ Ивана. В воинскую часть попал я в 42-ом, после ускоренного курса артиллерийского училища в нашем областном центре. Получил звание младшего командира, одну птичку на рукав, с одним жёлтым кантом, проездные документы, денежное довольствие за месяц, рюкзак с трёхсуточным пайком и в часть, в артиллерийскую бригаду, которую готовили на фронт, в резерве, недалеко от Оренбурга. Тут служба была не сахар, потяжелее, чем в училище, тренировки, стрельбы, обучение новобранцев специальностям по номерам, разгрузка из прибывающих составов вооружения и боеприпасов. Бойцы всегда с радостью шли на политзанятия, задние ряды их откровенно спали, передние, старались не заснуть, таращили глаза. На фронт часть выдвинули зимой, в конце ноября 42-ого, позиции заняли в районе Курска, окапывались, вели разведку боем, ходили за языком. Один раз, со мной случился казус, пошли за языком втроём, я и два бойца, фрицы, куда-то все попрятались, ну никого нет, возвращаться пустыми, себе дороже, не исполнение приказа. Пошли искать по окрестностям, вышли на какой-то хутор, чуем фрицы в избе. Подползли, часового они, почему-то не выставили, бросили мы в хату пару лимонок и сразу, как только грохнуло, на захват. Захватывать было некого, всех пятерых уложили насмерть, тоже, видно, на охоту вышли за «языком». Делать нечего, смотрим, у них еды припас и шнапсу приготовлен был богатый, видно только наладились принять фрицы на грудь, не успели, не пропадать же добру, мы всё это съели и выпили. Водки досталось много, я уснул как убитый, проснулся от выстрелов, один в хате, товарищи куда-то пропали. Наши, продвигались вперёд, хата оказалась в полосе боевых действий. Идти некуда, залез я в погреб, тут на меня и налетел случайно залётный фриц, я ему, «хенде-хох», и вырубил прикладом по «башке железной», чтобы не брыкался. Когда вывел я его из погреба, вижу, бойцы мои лежат недалёко от избы, убитые. Когда привёл «языка» к своим, на допросе у «особиста», я показал, что мы, когда взяли «языка» из немецкого дозора, пришлось отстреливались от отряда фрицев, я чудом остался жив, уходя с «языком» из-под огня, бойцы отсекали меня с «языком» от фрицев. Из-за нашей перестрелки и заваруха вся началась, комбриг подумал, фашисты пошли в атаку, и дал команду на отражение атаки. За этого «языка» меня наградили и в звании повысили. Это была первая и последняя моя награда фронтовая, «За боевые заслуги». Повысили меня в звании, ещё «птицу» нацепил я, и назначил меня, комбриг наш, во взвод управления, замом командира взвода. Комбриг у нас был старый служака, воевал и в мировую войну, и в гражданскую в артиллерии, при конной армии Будённого, имел будёновские усы и из-за этого сходства, прозывался среди личного состава нашего, «Будённым». У меня такие же усы были, и комбриг это очень одобрял. А Клаве моей, мы с ней рядом всю войну прошли, до Дня Победы, мои усы ужасно не нравились, она их называла, «блиндаж для блох» и требовала сбрить. Наконец, она меня добила с этими усами, и я их сбрил. Когда, на следующий день, меня увидел комбриг, что я с голым «под-носьем», меня он изгнал обратно, из взвода управления в «окопы», и так прошёл я всю войну, до Вены, командиром батареи, и ни одной награды больше не удостоился, хотя танков немало перебил из своих батарейных орудий, правда, демобилизовался с погонами капитана на плечах, как в царской армии, птиц нам, ромбы и прочее с гимнастёрок сняли, заменили на звёздочки. Был я и ранен, один раз осколками, но не тяжко, в кирасе был, в полевом госпитале быстро подлечили, поэтому от полка я не отстал, и к Клаве своей я возвратился. А воевали мы с фашистами разных мастей, всех тяжелей было с немцами, вояки крепкие, других мастей фашисты, мадьяры, венгры, итальяшки, да всех не перечтёшь, со всей Европы масти, только уже не козырные, с ними полегче было, они как почуют, смертью пахнет, сразу норовили на переговоры и в плен сдаться, не стремились за Гитлера и рейх жизни класть на чужбине. Тут я ему сразу вопрос, «Иван Степанович, значит ваша жена с вами на фронте была», да, отвечал он мне, но мы с ней ещё до фронта встретились, на формировании части в резерве, и подружились, и бои прошли, и домой вернулись вместе. Вы на фронте что ли поженились? Был мой вопрос. Да нет, на фронте это ни, ни, не до чего, сразу по разным частям раскинут, да и глаза со всех сторон смотрят, служили по уставу. На этом Иван Степанович оборвал свои воспоминания, и мы попрощались. Потом, через много лет, когда и Иван Степанович, и Клавдия Ивановна уже оставили этот свет, вылезли и другие «казусы» из жизни Ивана Калёного на войне, как говорится, «Нет ничего тайного, чтобы не стало явным», но это уже другая история, в следующий раз расскажу.