Читать книгу Исповедь мага. Роман в четырех частях - Николай Солярий - Страница 12

В церковь я решил зайти после обеденной службы, всё-таки народу поменьше, а то порой и не протолкнёшься, свечу поставить некуда. Вошёл в храм, перекрестившись, как все это делают. Взял свечу, не слишком дорогую и не самую дешёвую, и пошёл вдоль образов, ища нужный, – поставить её за упокой своего приятеля с детства. Уже год, как свёл он счёты с собственной жизнью.

Нелегко ему в этой жизни пришлось. Пить ему нельзя было совсем: выпив, становился агрессивным и придраться к любому норовил, затеять драку и в результате раза четыре или пять попадал в места не столь отдалённые, где и провёл в общей сложности лет двадцать. Вернувшись в последний раз из заключения, родителей в живых уже не застал, и намерения у него были благие: устроиться на работу, жениться и больше никогда не пить. Недолго он продержался, после первой же получки пошёл в загул, а через полгода повесился в ванной комнате. Честно признаться, я и думать о нём забыл, но в последнее время часто стал видеть его во сне. Вот мне кто-то и сказал: «Помянуть надо».

С этим намерением я и зашёл в храм, поставить свечу и заказать молебен. Остановил я свой взгляд не на иконе, а на женщине, которая занималась уборкой: она собирала огарки свечей, вытирала образа. Одета она была в монашеское платье, видно, что новое, с иголочки. Невероятно красивая женщина лет тридцати, ни грамма косметики на лице, длинные изогнутые брови и большие чёрные глаза, просто донская казачка. «Ей бы фотомоделью стать или в кино сниматься, – подумал я, – а она вот выбрала себе дорогу в жизни нелёгкую и мрачную, хотя наверняка могла бы осчастливить кого-нибудь, допустим – меня». Прекрасно понимая, что церковь не то место, где можно закадрить даму, а тем более монахиню (грех, думаю, это не смертный): какое-то чувство или желание потянуло меня в её сторону. Желание поговорить с ней перебороло такт.

Мне было известно, куда ставят свечи в данном случае, но, прикинувшись чайником, я заговорил с ней:

– Не подскажете ли мне, как поставить свечу за упокой и что при этом нужно говорить?

– Пойдёмте к этой иконе, – почти шёпотом сказала она, и от этого шёпота у меня внутри стало как-то тепло. – За чей упокой вы хотели поставить свечу?

– Да вот, товарищ мой, год как повесился, а теперь по ночам снится, говорят, в таких случаях поминают.

– Мой ответ её испугал.

– Ни в коем случае, Закон Божий гласит: ни отпевать, ни поминать самоубийц нельзя, на самом дне ада находятся они, грех это непростительный. Но бывает так, что кто-то убил, а инсценировал самоубийство, здесь, конечно, расследование должно быть.

– А если никто не расследует?

– Бог всё знает и без молебна ему все грехи простит и примет в царствие своё. Но уж поскольку свечу вы взяли, поставьте её за других умерших родных и знакомых и всех православных христиан и скажите так: «Упокой, Господи, души усопших рабов твоих, прости им согрешения вольные и невольные и даруй им царствие небесное».

Она мне всё это говорит, а я думаю: каким образом мне свидание ей назначить? Театр и ресторан отпадают сразу, оскорбится и не только разговаривать не захочет – прочь меня прогонит. Ну нет такого места вне церкви, где с монахиней можно пообщаться. За такой бы я сам в попы пошёл.

– Спасибо вам, матушка, за науку, – сыронизировал я, – а не подскажете мне ещё, как зовут вас?

– Я вам не матушка, а сестра, и имя вам моё не к чему знать, – лицо её при этом стало строгим, она быстро повернулась и ушла за какую-то дверь.

– Ну и лопух же я, нужно было как-то по-другому, спросил бы лучше, чем отличается Ветхий Завет от Нового Завета, глядишь, она бы и разговорилась, а теперь она от меня шарахаться будет.

– Я сделал всё так, как она сказала: свечу поставил и помолился, потом вышел за церковную ограду с намерением не раз ещё вернуться. Буду заходить и здороваться с ней. Глядишь, она ко мне и привыкнет. Хорошо бы еще у кого-нибудь разузнать о ней. У священника спрашивать глупо. Кто я ему? Ничего не расскажет. А если даже и расскажет, то нет у меня шансов на взаимные чувства. Самое разумное – выбросить эту затею из головы. Но на деле это оказалось невозможным.

На следующий день я поехал в центр города, просто прогуляться. Я люблю свой город, особенно центральную его часть. С детства мне нравилось ходить по улицам, разглядывать старые строения, заходить во все магазины подряд, не имея намерения что-нибудь приобрести, – так просто, поглазеть на витрины. В те далёкие годы мне особенно нравился спорттоварный магазин на Красном проспекте. Сам магазин был не очень большим, но какой был в нём охотничий отдел! Это просто несбыточная мечта, шикарный арсенал ружей. Оружейная пирамида начиналась с пневматической винтовки, мы называли её просто воздушкой, стояли тозовки, ижи одно- и двуствольные, и заканчивалось всё это великолепие трёхствольным ружьём. Мечтал, когда вырасту, куплю себе именно такое, возьму ещё патронташ и охотничий нож, всё это будет висеть у меня дома на ковре. Но тогда у меня денег хватило бы только на капсюли, которые мне никто бы не продал, так как в ту пору было мне лет десять, но вот вырос я, а охотником так и не стал, и не интересуют меня охотничьи заряды и вся эта амуниция.

В этом же здании находился магазин «Табаки». Как там сладко дышалось! А какие там были папиросы! «Тройка», «Три богатыря» – именно эти папиросы мне нравились больше всего, я их никогда не курил, так как в детстве не курил вообще и никогда не видел, чтобы их кто-нибудь покупал или где-нибудь курил. В основном брали папиросы «Север», сигареты «Памир» и «Прима», хотя на прилавке лежали даже гаванские сигары. В этом магазине я мечтал: буду большим, курить стану только «Тройку» и «Три богатыря» и сигареты с ментолом, аромат которых напоминал мне театральные конфеты. Но, увы, мечта моя не сбылась, курить я стал «Беломор» и болгарские сигареты с фильтром. Продолжалось это восемнадцать лет, пока я не порвал с этой пагубной привычкой – никотиноманией. А вот привычка гулять по центру и заглядывать во все магазины сохранилась.

Зашёл в магазин женской одежды, а там манекены разодеты в стильные наряды. Надеть бы такое платье на монахиню из церкви, красивее женщины не было бы на белом свете. Я ходил мимо платьев и костюмов, мысленно примеряя их на неё; прошёл в обувной отдел, но подходящих туфель ей подобрать не смог, придётся идти на барахолку, там можно найти подходящие. Ничего бы для неё не пожалел, нарядил бы как голливудскую звезду. А если бы она согласилась стать моей ассистенткой и на неё пришлось бы всё шить, я бы пошёл в отдел тканей выбирать ей что-нибудь блестящее с люрексом. Увидев киноафишу, наотрез отказался, идти с ней смотреть американский фильм. Только в театр, и никакой пошлости, выберу классику, но только не трагедию – это омрачит её настроение, нужно что-нибудь полегче, может быть комедию. У неё, должно быть, обворожительная улыбка. Но начать всё-таки стоит с балета, слушать оперу сложновато, здесь надо быть подготовленным, а вот «Лебединое озеро» или «Спящая красавица» – то, что нужно. Места возьму не дальше седьмого ряда.

Я сел на скамейку у театра оперы и балета, а мысли мои отправились уже в свадебное путешествие. Конечно, это должны быть Сочи или Болгария, а лучше Кипр – это самый цветущий остров, о котором я знал только понаслышке. Вот интересно, какие цветы и духи она любит?

С духами, наверное, придётся повременить, церковники косметикой не пользуются, это я знал точно. Уж потом, попозже, когда она будет жить со мной в миру, выберем ей духи и золотые украшения. Украшение должно быть некрупным, но обязательно с бриллиантом. Это неземная женщина, я не могу без неё, мне нужно её видеть, хоть одним глазком.

Поднимаюсь со скамейки и иду в сторону храма. Скорость я сбавил только у церковной ограды. Она стояла во дворе у свечной лавки, перебирала какие-то бумажные листочки – это были записки от прихожан «о здравии» и «упокоении». Удобнее момент, чем этот, вряд ли ещё подвернётся, и я подошёл к ней со спины. Выдохнул и произнёс:

– Здравствуйте, сестра, вы меня помните? Мы с вами как-то общались.

Она обернулась, не очень приветливо посмотрела на меня, поздоровалась и ответила:

– Буквально вчера.

– Мне хотелось бы извиниться за своё пошлое поведение, поверьте, я не хотел вас обидеть.

– Я не обиделась, и ничего пошлого в вашем поведении не нахожу. К тому же у меня было плохое настроение.

– Кто же вам его испортил?

– Представьте себе, владыка, отказал мне в благословении.

– Что ж вы у него непотребное просили и чем вы ему не угодили?

Она не ответила, только тяжко вздохнула:

– Может быть, не в духе был, да ему наверняка виднее.

– Что же это за владыка такой, я бы вам ни в чём не отказал. Хотите, поговорю с ним, у меня в епархии связи есть, – бессовестно соврал я. – Святой старец Никанор – мой самый лучший корефан. Позвоню ему сегодня, и он вашего владыку отчихвостит.

Она хихикнула, прикрыв рот платком. Я только на мгновение увидел её белые ровные зубы и словно обомлел – до чего ж красивая!

– Не гневите Господа, я знаю имена всех святых старцев, среди них нет Никанора, – с трудом сдерживая смех, произнесла она.

– Да я сам скоро окончу ускоренные курсы священников и буду работать у вас самым главным, тогда просите у меня что хотите.

Она спрятала улыбку. Милоё её лицо стало строгим, но от этого она стала ещё краше.

– Вы зачем сюда пришли? Если в храм, тогда вам туда, – она показала рукой на высокое крыльцо, – а если в лавку, это здесь. Тут свечи, иконы, можно и молебен заказать.

– Да я бы с удовольствием под венец, да вот пока не с кем. Встретил недавно одну. Не знаю, как сказать ей об этом. Если откажет – не переживу.

– На всё воля Господа, помолитесь и сделайте ей предложение. Господь поможет.

– Как же я сделаю ей предложение, если не знаю её имени? Спрашивал вчера, не говорит.

Она смерила меня взглядом.

– Александрой меня зовут.

– А я Николай.

– Николай, неподходящую кандидатуру вы выбрали, поищите себе невесту в другом месте, а я готовлю себя к иной жизни. Была у меня семья, да больше не будет. Теперь я в услужении у Господа, заканчивается моя мирская жизнь, и из послушниц скоро перейду в монахини. Вот только пока благословения от владыки получить не могу, противится он этому.

– Всё правильно, ему видней. Не может такая красивая женщина заточить себя в монастырь. Вы созданы для того, чтобы украшать этот мир, а молиться можно не только в монастыре. Вот бабуля моя дома молилась утром и вечером, а в пост и праздники ездила в церковь.

– Не думаю, что на небесах её за это попрекнут. Всё-таки жизнь свою прожила она правильно, вырастила детей, водилась с внуками. Вспоминаю её только добрыми словами.

Александра помолчала и, тяжко вздохнув, сказала:

– А у меня в жизни сложилась такая ситуация, что по-другому мне нельзя.

– Так что же произошло?

– Не буду я об этом вспоминать и рассказывать, ворошить прошлое совсем не хочется. Извините, мне, в общем-то, некогда, работы много, и ещё – прошу вас с такими намерениями в храм не приходить.

Она повернулась и стала подниматься на крыльцо.

Я догнал её и взял за руку.

– Не уходите.

– Ну, что вам ещё? – умоляюще произнесла она.

– Не уходите, оставьте хоть какую-нибудь надежду, мне ваш отказ не пережить. Нужно попробовать ещё раз, и я уверен, всё будет гораздо лучше. Я ведь вас в церкви встретил наверняка не случайно, значит, Богу так было угодно, вместе с вами буду молиться, лучшего наставника, чем вы, мне не найти. Скажите, когда у вас будет свободное время, так хочется поговорить в другой обстановке!

– У меня нет никаких похотливых намерений, мне необходимо с вами пообщаться, мне нужно вас видеть.

– Хорошо, – согласилась она. – Завтра после обеда, часа в три, мне нужно будет пойти в магазин «Тысяча мелочей», купить малярные кисти. Вы сможете проводить меня туда? Я не знаю, где он находится.

– Конечно, только скажите, где и когда мы встретимся, – я готов был обхватить её руками и кружить в воздухе.

– Завтра в три, вот тут, рядом, у киоска союзпечати.

– Спасибо вам, Александра. Значит, до завтра? – чуть не затанцевал я и почти вприскочку покинул территорию храма, с необыкновенной лёгкостью раздавая деньги нищим у ворот. Как мне хотелось полететь в этот миг!

Свиданиям я никогда не придавал особого значения. Конечно, приводил себя в порядок, утюжил брюки, брился, освежал себя каким-нибудь парфюмом. Никогда не покупал цветов и при встрече не дарил никаких подарков, не целовал дамам руки, понимал, что всё это неправильно, но вот такой уж я человек, такой же, как большинство моих знакомых. Сказывались издержки воспитания.

Но теперь стал совершенно иным. Я ходил весь вечер из угла в угол, ломая голову над тем, что же ей подарить при встрече? Это же не обыкновенная женщина! Прийти на свидание с букетом цветов? Мне показалось, что с ним она будет выглядеть как-то нелепо в своём церковном наряде. И как она с ним вернётся в храм? Там её могут не понять и за ворота больше не выпустят. Из памятки для прихожан мне известно, духами им пользоваться нельзя. Взять украшение из золота? Наверняка она сконфузится и не примет его. Ну не кадило же ей покупать! Мало того, я не видел, чтобы его где-то продавали, да и ни к чему оно ей. На мгновенье я себе представил, как Александра идёт по храму, размахивая кадилом. Нелепость какая-то! Да и, по-моему, этим делом только поп занимается. И тут же на меня снизошло: сумочка! Вот чем она может размахивать! Это будет прекрасный подарок, непременно чёрного цвета, чтобы ей к платью подошло. А может лучше белую или красную… Нет, только чёрную, ей другой цвет нельзя, и по размеру – не маленькую и не большую, и обязательно фирменную. Ну вот, одна проблема отпала.

Теперь надо подумать, как я должен выглядеть рядом с ней: поскромней или надеть свой концертный костюм? Белый, конечно, не годится – слишком резкий контраст; черный тоже не подойдёт, он из панбархата: а сейчас всё-таки лето. Меня этот выбор начал нервировать, и я выяснил, что надеть мне совсем нечего. В раздражении стал выбрасывать свою одежду из шкафа на кровать.

С ума сойти! Из пяти пиджаков – ни одного путного, хожу в чём попало. В результате остановил свой выбор на чёрных брюках и оливковом пиджаке. Надевать галстук или не надевать? У меня их не так уж много, хотя вот этот, узенький чёрный в косую полосочку, пожалуй, подойдёт. И ещё парочку новых носовых платков возьму, записную книжку и красивую ручку с пером, мало ли что, может, адресок записать придётся.

Теперь надо обмозговать, о чём с ней можно говорить. Ни в коем случае не проговориться, кем я работаю. Нашего брата-артиста церковь не очень жалует, говорят, что лицедеев Бог не любит, и доверия нам мало, а для женщины стабильность важна. Сказать, что в КГБ работаю – нет, это ещё страшнее; на заводе – тоже не пойдёт, у меня на лбу написано, что я не слесарь. В общем: так: я для неё простой конторский служащий, часто выезжающий в командировки, обыкновенный снабженец. А о том, что происходит со мной в последнее время, – не говорить ни под какими пытками. Неплохо бы блеснуть перед ней какими-нибудь знаниями из Священного писания, которых, как известно, у меня нет. Единственное изречение, которое я слышал от кого-то: «Пришёл в этот мир голым, голым из него уйдёшь». Да и то сомневаюсь, из Священного ли это писания. Но, к счастью, есть у меня дедушкино наследство – старенькое Евангелие, вот в него-то я и загляну.

С утра, едва дождавшись открытия магазинов, я ринулся на поиски сумочки. Повезло мне только в четвёртом по счету магазине, в «Синтетике». Как только заметил её на витрине, понял: это то, что нужно. Роскошная итальянская сумочка на длинном ремешке и с оригинальным замочком, а то, что она была самой дорогой и в единственном экземпляре, меня ещё больше обрадовало. Осталось выбрать маршрут, какой же дорогой лучше пойти с Александрой. Если она не знает, где находится магазин «Тысяча мелочей», значит, она приезжая, ведь его знает каждый новосибирец. Итак, путь должен быть длинным. Сначала поведу её по улице Советской, там как-то потише, затем – по Фрунзе и через центральный парк, там есть где присесть, съесть мороженое, попить водички, а потом уж за малярными кистями. Обратный путь – через сквер у оперного театра, там можно и в тенёчке посидеть; Первомайский сквер тоже неплохо… Нет, всё-таки зря я так сильно надушился, французская туалетная вода имеет стойкий запах и долго не выветривается, нужно умыться.

До трёх часов ещё целая вечность. Вот что, пойду на базар, выберу одну розу и вставлю её под клапан сумочки, кажется, это будет эстетично, и Александре понравится, тогда она уж точно не сможет отказаться от такого подарка. Бутон цветка был белый и небольшой, мне показалось, что этого мало, и во внутренний кармашек положил шоколадку.

Смотрю на часы – стрелки будто не двигаются, ещё два часа до встречи, за это время можно сойти с ума. У газетного киоска я оказался на несколько минут раньше и вскоре увидел, как по противоположной стороне самая красивая, самая ненаглядная, мечта моей жизни идёт в том же церковном наряде, резко выделяясь этим из толпы прохожих. Не дожидаясь, когда она подойдёт: я перебежал улицу ей навстречу, спрятав за спину свой подарок, попытался поздороваться и не смог – в горле всё пересохло, и я с трудом прохрипел что-то непонятное, начал кряхтеть и откашливаться, и только тогда сиплым голосом смог извиниться за свою нелепую речь. Наверное, эта хрипота была у меня неврогенной, до этого со мной ничего подобного не случалось.

– Не обращайте внимания, сейчас пройдёт, это у меня от волнения, – нисколько не соврал я. – Не сомневайтесь, Александра, я ещё разговорюсь. Так значит, мы идём за кистями, – уже более чистым голосом произнёс я эту фразу.

– Да, нам нужны две малярные кисти, один из прихожан сказал, что в магазине «Тысяча мелочей» большой выбор. Пойдёмте туда.

– Я тут подумал, в чём мы с вами понесём эти кисти, и прихватил с собой вот такую торбочку, – и из-за спины достал свой презент.

– Николай, зачем? – у Александры округлились и без того огромные глаза. – Можно было и без этого.

Но сумочку взяла и стала её рассматривать.

– Вы знаете, я никогда ни у кого такой не видела, это какая-то прелесть, и эта роза… Вы волшебник, спасибо вам. – И лицо её стало таким счастливым.

«Точно определила, – подумал я, – что есть, то есть. До чего ж я молодец, как всё точно рассчитал». Хотя на самом деле не ожидал такого эффекта.

– Я никогда не получала подобных подарков, вы, наверное, разорились?

– Стоит ли говорить о таких пустяках? Пойдёмте вот так, – и повёл её запланированным курсом.

Она надела сумочку на плечо и стала смеяться. – Не представляете, какой вы устроили мне праздник. Расскажите мне о себе.

– Что о себе скажешь, старый холостяк без вредных привычек, инженер по снабжению, по командировкам мотаюсь, семьёй обзавестись некогда. Но раньше, конечно, всё было, развелись сто лет назад. Расскажите лучше вы о себе, ваша история наверняка гораздо романтичнее.

– У меня всё очень грустно, всё самое лучшее в прошлой жизни, потеряно, а в этой – никаких перспектив, не дают благословения в монахини, но об этом я вам уже говорила. Зато на следующей неделе я с паломниками еду в Дивеево. Не представляете, как это здорово! Там рядом в Сарове покоятся мощи преподобного старца Серафима и вся местность в округе считается священной. Для любого православного побывать там и прикоснуться к святым мощам – это значит почувствовать Божью благодать. При жизни великого чудотворца совершали паломничество к нему, да и сейчас просто потоки верующих людей стекаются туда.

Она говорила так мягко и хорошо, что мне хотелось прижаться к ней и наслаждаться её речью. Но не мог я тогда решиться даже взять её под руку, вдруг ей такое поведение не понравилось бы, и я мог потерять это милейшее создание. Нет, сегодня ещё не время, никаких рук и никаких намёков, соблюдаю дистанцию и произвожу на неё впечатление порядочного человека.

Александра между тем продолжала рассказывать, как две недели с утра до вечера работала на монастырских полях, пропалывала грядки, поливала и рыхлила землю и нисколько не уставала при этом.

Вы бы тоже смогли принять в этом деле участие, потрудиться на благо монастыря. К нам многие приезжают, иногда целыми автобусами.

– Ну спасибо, Александра, – с иронией ответил я на это предложение. – Нет чтоб пригласить меня с собой в Дивеево и ощутить там Божью благодать, вы мне предлагаете пластаться с тяпкой на монастырском огороде.

– Дело в том, что у нас коллектив из монахинь и послушниц, – рассмеялась она. – Для того, чтобы поехать в Дивеево, нужно благословение владыки нашей епархии, а для того, чтобы поработать в нашем монастыре, достаточно благословения любого священника. Такие у нас правила, так что вы на меня не обижайтесь.

– А я и не обиделся, я уже привык – на мне все воду возят, а на самом деле, признаюсь читателю, на меня где сядешь, там и слезешь.

– Да, кстати, где находится Ваш монастырь? Что-то я не слышал о нём ничего.

– Это здесь, не очень далеко, под Колыванью. Его построил недавно с божьей помощью протоиерей Николай. Это прекрасный человек, он всё своё здоровье отдал этому строительству. Представляете, он нам рассказывал, как ездил в Израиль по святым местам, касался предметов из библейских преданий, ходил по дорогам, по которым ходил Господь. Вот действительно чему можно позавидовать!

Смотрю на неё и думаю: «Живут же люди рядом с нами – счастливы тем, что имеют, не хотят они ни летать, ни быть знаменитыми, не нужны им ни Кипр, ни Багамы, готовы ехать в Тьмутаракань, стать затворником, перейти на хлеб и воду и быть достойным молиться за себя и других.

Вот Александра, жертвует заветным человеческим счастьем быть любимой, иметь семью. Вроде бы что ещё женщине нужно? Такая, как Александра, могла бы подчинить себе олигарха и прожить свою жизнь как богиня. Мне, наверное, не дано разгадать этот феномен человеческого бытия».

– Коля, скажите, а вам приходилось бывать в каких-нибудь интересных местах, где так здорово, что хотелось бы остаться навсегда, и где удивляешься буквально всему?

Она назвала меня Колей, и таким милым показалось мне моё имя! От этого напряжение и скованность исчезли, и почудилось, что мы с ней знакомы много лет.

Я стал рассказывать ей о Камчатке, о действующих и потухших вулканах, о горячих источниках, где бывал не раз, о рыбе, крабах и осьминогах, о высокой океанской волне, которая с шумом выносит на берег флору, фауну и всякий мусор подводного мира. Увлёкшись своей болтовнёй, – незаметно для себя, и для неё, наверное, тоже, – я взял её под руку и обнаружил это только тогда, когда мы подошли к магазину. Купив пару волосяных малярных кистей, которые, по утверждению продавца, были изготовлены из натурального конского хвоста, мы вновь оказались на улице.

Не отклоняясь от намеченного маршрута, не торопясь, пошли через центральный парк. Поинтересовавшись, как священнослужители относятся к мороженому, и получив удовлетворительный ответ, я провел её в маленькое уличное кафе. Мы устроились за столиком под зонтиком, и вот здесь, за креманкой мороженого, она поведала мне свою трагическую и вместе с тем банальную историю.

Жила она в Ставропольском крае, в небольшом посёлке недалеко от Пятигорска. С мужем она не была обвенчана, прожила так три года, окружённая вниманием и заботой, и уже казалось, ещё больше счастья пришло в дом: Александра родила дочь, как две капли похожую на мать. Му ж обеих носил на руках. Прошло ещё семь лет, в один злополучный осенний день их москвич на мокром асфальте занесло в кювет; после первого переворота Александра выпала из автомобиля через раз-битое окно, не получив при этом ни одной царапины, а автомобиль с дочерью и мужем продолжал падать с горы, переворачиваясь… Их мёртвые тела ещё несколько часов не могли извлечь из покорёженной машины. Думала, что от горя сойдёт с ума, не находила себе места и только в церкви обрела покой и утешение. Вот так и пришло желание уйти навсегда из мирской жизни и посвятить себя богослужению.

Когда мы возвращались назад в церковь, после её болезненных воспоминаний, шутить я уже не мог, и настроить её на весёлую волну у меня не получилось бы. Уже на перекрёстке, возле которого обретается храм, Александра предложила мне попрощаться.

– Знаете что, Саша, – предложил я, – давайте это место, где мы расстаёмся, будет нашим, и завтра встретимся здесь, назовите только время. Кисти мы с вами взяли, теперь пойдём за краской, и ещё я знаю хороший магазин «Ткани», мы вашему батюшке отрез на рясу купим, и он вам за это любое благословение подпишет.

Александра рассмеялась.

– Коля, с вами так хорошо, вы устроили мне дивный праздник, но встречаться с вами – это настоящие искушение. Если Господь не против наших встреч, увидимся после паломничества в Дивеево.

Я взял её за руку и спросил:

– Шурочка, а можно написать Вам туда, в Дивеево?

Её красивые глаза вновь округлились:

– Шурочкой меня называл только мой дед. Пусть будет так, звучит приятно. Конечно, можете написать, вот только адреса не знаю. Давайте поступим так: я обязательно узнаю адрес и оставлю его в свечной лавке, что во дворе, подпишу на листочке сверху «для Николая».

– Знаете, Шура, я жалею сейчас только об одном, что сегодня не Пасха.

– Почему? – удивилась она.

– Да потому, что на Пасху при встрече целуются три раза.

Она снова рассмеялась:

– Ну что ж, тогда подождём до пасхального воскресения.

– Кто бы только знал, как мне хотелось поцеловать её, хотя бы в щёчку. Но прощаться пришлось простым рукопожатием.

Я мчался домой пританцовывая, не чувствуя земли под ногами, и счастливее меня вокруг никого не было. Всё, отныне никаких контактов с нечистой силой.

На следующее утро я вновь решил повидаться с Шурочкой. В общем, это желание не покидало меня весь вечер и всю бессонную ночь, но, проанализировав этот безрассудный поступок, с большим трудом сдержал себя. Нельзя быть таким навязчивым, ей это может надоесть или даже навредить и вызвать раздражение; всё-таки она на работе, да ещё на какой работе! У них наверняка моральный облик служащего на первом месте. Правильнее будет написать письмо, и, раскрыв тетрадь, я погладил страницу, как погладил бы Шурочку, будь она сейчас рядом.

Письмо начал с обычного приветствия: «Здравствуйте, милая Александра» – и, немного подумав, перечеркнул этот штамп, который здесь не уместен. Ещё не хватало окончить письмо словами: «Жду ответа, как соловей лета». Перевернув страницу, начал сразу изливать ей свои чувства:

«Милая Александра, вот уже который день я каждую минуту мысленно с вами. Вы необыкновенная женщина, для меня нет никого на свете прекраснее вас. Я благодарен судьбе за то, что завела меня в храм, где были вы, мне страшно подумать, что я мог не встретить вас там. Теперь я навсегда потерял покой, но ничуть не жалею об этом. Готов согласиться на любые условия, чтобы только быть с вами рядом, буду молить Бога об этом. Сам я грешник, но думаю – не совсем пропащий человек. После встречи с Вами я понял, что только вы можете изменить мою жизнь и направить на истинный путь. Не знаю, сколько будет продолжаться ваше паломничество, несколько дней или недель, – для меня это станет вечностью. Теперь свою жизнь я представить без вас не могу. Постоянно, круглые сутки я думаю о вас: за столом – я мысленно с вами обедаю, иду по улице – держу вас под руку, если на рынке – скупаю для вас все цветы. Простите за бестактность, с вами ложусь спать, но как ни стараюсь, никак не могу увидеть вас во сне, в последнее время мне снятся одни кошмары, а с утра – мысленно подаю вам завтрак в постель. Я выучил наизусть несколько молитв и теперь молюсь утром и на ночь. И хотя вряд ли мне удастся замолить все грехи, но приложу все силы вымолить вас у Бога. Ничего подобного в моей жизни ещё не случалось, насколько это прекрасно – настолько и тяжело, потому что нет взаимных чувств. В общем-то, я этого заслуживаю. Мы с вами две противоположности, как белое и чёрное, как плюс и минус. Есть в физике такой закон: разные полярности притягиваются друг к другу. Вы, Александра, живёте по законам Божьим, и я так же хочу, надеюсь, вы поможете мне в этом. В вашей власти сделать счастливой мою жизнь, никчёмную и опустошённую. Я обещаю вам стать другим и с каждым днём буду меняться в лучшую сторону. С вами буду всегда нежен и внимателен, никогда не буду будить вас по утрам и всё приготовление пищи возьму в свои руки, думаю, вы оцените мои кулинарные способности; никогда не позволю себе повысить голос на вас и постараюсь обеспечить вам спокойную, беззаботную жизнь, выполню любое ваше желание. Не мучьте меня, соглашайтесь. Я сойду с ума, если мы не будем вместе. Вы пережили в своей жизни самое страшное – потеряли своих самых близких. Мы вместе начнём всё с чистого листа, будьте уверены, у нас всё получится. Вы достойны быть счастливой, и я всё для этого сделаю, у меня на это хватит способностей.

С нетерпением жду вашего возвращения. Жму и целую вашу руку. Николай».