Читать книгу Литературный оверлок. Выпуск №1 / 2020 - Николай Столицын - Страница 4

В подъезде сильно воняло.

Судя по всему, источником этой вони был человек, полулежащий на лестничном пролете между первым и вторым этажами.

Я жила на втором.

Воспитанность не позволяла мне заткнуть ноздри пальцами и сказать «Пшёл вон». Однако здравый смысл подсказывал, что так бы и правильней, и спокойней, и вообще, черт возьми, только вчера я, выйдя на улицу покурить, видела согнувшуюся на детской площадке наркоманку, и это уже на…

– Вы не подумайте, я не бомж.

Я остановилась и удивленно взглянула на человека.

Из-под старой меховой шапки натужно тек пот. Он прокладывал дорожки в бороздах морщин, застревая в жесткой щетине круглыми бляшками. И да – человек вонял. Хорошо так вонял, от души. Но без какой-либо примеси водки или застарелого перегара.

– Я приехал к старому товарищу, сослуживцу. Двадцать лет назад он, Володей его звали, жил в этом доме. А я без звонка приехал, сюрприз сделать хотел. А тут вот… Нету Володи… Съехал, а может, и помер… – Он помолчал. – Много с тех пор воды утекло.

Из-под его шапки покатилась новая змейка пота.

Я смотрела на него со странной смесью жалости и недоумения. Неужто он намерен ждать здесь, пока Володя не вернется из отпуска или с того света?..

Человек попытался встать и пошатнулся. Смущенно тряхнув головой, он вернулся в ту же позу и на то же место, прислонился к батарее и закрыл глаза.

«Ладно, – решила я, – черт с вами». И поспешила домой.

Домой я торопилась очень. Дело в том, что в кои-то веки приехала погостить мама, а это значило, что другой маме – собственно, мне, – не грех и отдохнуть. В кафе неподалеку меня уже поджидала подружка, поэтому я собиралась быстренько переодеться, подкрасить губы и радостно свалить.

***

Пару часов спустя, открывая дверь в подъезд, я с удовлетворением отметила про себя отсутствие вони. Но, поднявшись на пролет вверх, поняла, что вонь не исчезла, а только переместилась.

Прямо к моей двери.

Возле двери стоял стул, на нем с невозмутимым видом восседал человек и пожирал бутерброд с колбасой.

Я опешила.

Войдя в квартиру, я тут же поинтересовалась у мамы, не в курсе ли она, что происходит в коридоре?

– Там человек устал, у него друг умер, так я ему стульчик дала и бутерброд…

– Мама!

– Он обещал, что скоро уйдет… – Сказала мама и скрылась в кухне.

Тут в дверь постучали.

– Кто там? – Спросила я, предчувствуя недоброе.

За дверью раздалось сопение и скрип стула.

Моего стула.

В раздражении я распахнула дверь и спросила, почти крича:

– А не угодно ли Вам еще и чаю?!

Тут откуда ни возьмись у порога выросла мама.

– Ой, какая ты умница, а я без тебя побоялась пригласить, проходите же, пожалуйста!

И, прежде чем я успела раскрыть рот, мама уже закрывала дверь и радушно улыбалась странному гостю, вошедшему вместе со стулом.

Опираясь на спинку стула, человек грузно стоял посреди прихожей. Из-под шапки тек пот, а вонь неторопливо растекалась по квартире.

– Павел, – протянул он грязную ладонь, – Анатольевич.

– Полина, – спрятала я руки за спину, – Николаевна.

Повисло молчание.

– Кхм-кхм, – сказала я, – одну минуточку.

Притянув маму за рукав, я уединилась с ней в кухне.

– Ты что делаешь?.. – прошипела я с ужасом.

– Ну что такого, малыш, от нас ведь не убудет. Человеку трудно пришлось, он старенький, а старость надо уважать…

Я бы ответила ей что-нибудь про уважение, но тут услышала из прихожей голоса.

Быстро выскочив, я обнаружила, что Павел Анатольевич склонился над маленькой фигуркой моей шестилетней дочери, и о чем-то с ней негромко разговаривает.

– Алиса, – начала я назидательным тоном, – марш в свою…

– А правда, дядя будет с нами кушать? – спросила Алиса с ненормальной радостью в голосе.

Впрочем, похоже было на то, что ненормальной эта радость казалась только мне. Я устало махнула рукой, думая, что мир сошел с ума.

– Ура! – Сказала Алиса и запрыгала на одной ножке. Она любила гостей. А кто такие бомжи, она еще не знала.

– Снимите обувь, – сказала я уже мягче, – руки можно помыть здесь.

Вся ситуация безумно напоминала мне сказку про «Генриха Железное Сердце», в которой капризная принцесса обронила в колодец золотой мячик, и пообещала лягушонку, что, если он вернет ей любимую игрушку, то она возьмет его к себе во дворец, сядет с ним за один стол, будет есть с ним из одной тарелочки и пить из одного бокальчика. Вот только персонаж этот золотого мячика из колодца мне не доставал, обещаний не получал, да и перспектива – ба-бах! – внезапного превращения в прекрасного принца казалась уж больно утопической. Так что я мрачно села за стол и в упор разглядывала вонючую фигуру Павла, мать его, Анатольевича.

Фигура была довольно упитанной, лицо – красным, обветренным и одутловатым. Глубоко посаженные масляные глазки бегали по столу. Я решила неотступно наблюдать за их движением – мало ли, наткнутся на что-то плохо лежащее.

Из задумчивости меня вывел голосок дочери:

– Мама, а чем это пахнет?

Я встала, принесла из туалета освежитель воздуха и разбрызгала его по кухне.

– Ужасно ветрено сегодня, вы согласны? – Спросила мама, обращаясь к гостю.

– О да, я совсем продрог, – произнес Павел Анатольевич. – Простите, как я могу к вам обращаться?

– Любовь Дмитриевна, – ответила мама.

– О, прекрасное имя, очень рад, очень рад! – Павел Анатольевич встал и энергично потряс мамину руку.

Чувство абсурдной сказочности не покидало меня. За моим столом сидел бомж, беседуя с мамой о погоде, а в воздухе висел смешанный запах ландышей и помойки.

– Каковы ваши дальнейшие планы? – прервала я их милую беседу.

– Ну… не знаю пока… Поезд в Тулу только завтра. Наверное, пойду на вокзал и буду дожидаться там.

– Как, – возмутилась мама, – всю ночь?

– Видимо, да…

– Вы у нас в гостях, и я не допущу, чтобы пожилой человек ночевал на вокзале. Милая, ведь ты не возражаешь, чтобы Павел Анатольевич заночевал у нас?

Я уставилась на нее.

– Где?..

– Ты могла бы постелить в большой комнате на полу. Ведь вы не против, Павел Анатольевич?

Павел Анатольевич был очень даже за. А я начинала медленно беситься и смотреть на часы. Скоро, скоро вернется муж… Сомневаюсь, что ему понравится неожиданное соседство.

Тут в кухню вальяжно зашел кот. Серый красавец, наша фамильная, можно сказать, драгоценность. Пожалуй, единственная.

– О, а вот и хозяин, – проронил Павел Анатольевич, и обратился к коту. – Простите, как к вам обращаться?..

Кот повернулся.

Павел Анатольевич окинул нас торжествующим взглядом.

– Знаете ли, вы, – начал он, – что если посмотреть коту на спину в определённую точку чуть ниже холки, то даже если он спит, обязательно проснется и повернет голову? Так-то!

«Мда, – подумала я,  – глубокие научные познания».

– А чем вы занимаетесь, Павел Анатольевич? – спросила мама.

– Ну, сейчас, голубушка, я уж на пенсии, а когда-то был газетным корреспондентом.

– Ах, – всплеснула руками мама, – А Полиночка тоже пишет!

– Как интересно, – взглянул на меня гость, – и что же?

– Разное, – огрызнулась я, исподлобья глядя на языкастую маму. Та стушевалась.

– Я работал в московской газете «Последние известия» почти двадцать лет. Знаменитейшее было издание! Заметнейшее! – Продолжал он, нимало не смутившись. – В шестидесятые годы нас посещала сама Белла Ахмадулина. Ах, какая была женщина! Я был, знаете, видный мужчина, даже не без симпатичности, и она, бедняжка, в меня совсем влюбилась. Но я тогда был женат, и у меня только что родился первый сын, и я не мог, не мог… Понимаете, – я не мог! – вскричал он в пафосном отчаянье. – Тогда я поцеловал ее, а она написала мне стихи:

– Простите, – возмутилась я, – но ведь эти строки посвящены ее мужу, Евтушенко!

– О нет-нет, вы ошибаетесь! Это историческая неточность.

– Но ведь оно написано в пятьдесят пятом!

Этот аргумент на мгновение смутил гостя, и он забормотал:

– Проклятая стариковская память… Может, не это? Что-то там было… Эх, Белла, Белла, прости меня, идиота… Впрочем, не важно. Самым интересным был эпизод, когда в редакцию пришел Гагарин. Вы знали о том, что первым человеком, побывавшем в открытом космосе был вовсе не он?

– А кто же? – ахнула мама.

– Уж не вы ли? – усмехнулась я.

– Нет, – просиял Павел Анатольевич. – Это был дядя Вася.

Мы в замешательстве смотрели на него.

– Кто-кто? – переспросила я тихо.

– Дядя Вася. Манекен. С его помощью проверяли, насколько правильно работают системы на кораблях. Не запустишь ведь живого человека на непроверенном корабле в космос, особенно если он – Гагарин!

– Справедливо, – согласилась я. Признаться, этот странный человек начинал вызывать во мне неподдельный интерес.

– Обычного манекена, одного из тех, что выставлялись в магазинах готового платья, одевали в скафандр с полным обмундированием, и сажали в кабину. А потом, соответственно, вытаскивали оттуда. За ноги. Звали его дядей Васей. И вот однажды этот момент засекли двое каких-то местных служащих. Что могли подумать люди, видя, как из кабины вытаскивают человека за ноги и волокут по земле? Конечно, что это труп. Ну, они и позвонили к нам в редакцию. Ох, и скандал же был, могу я вам сказать. Мировая космическая гонка! А тут – труп, втихушку вытаскиваемый с корабля! Шутка ли дело? Вот тогда-то и пришел к нам на интервью сам Гагарин. Глаза у него были такие – ясные и холодные, как будто он выпил весь космос, и наполнился им до самого лба.

А мы уже давно выпили весь свой чай, и Павел Анатольевич, извинившись, отлучился в туалет. Вернувшись, он печально сказал:

– А потом меня уволили.

– Почему же? – спросила я.

– Из-за глупой ошибки. Опечатки! Потому что в статье про Анатолия Фирсова, уже тогда живой легенды Советского хоккея, я опечатался в слове «клюшка». В общем, вместо «к» написал «ш»… Корректор недосмотрел… Газета разлетелась по всей Москве и области, и везде – Фирсовская шлюшка… Конечно, меня тут же уволили. Вместе с горе-корректором. Володей его звали. – Печально закончил Павел Анатольевич.

Было уже довольно поздно, мама пошла читать Алисе «Мойдодыра», а я разложила Павлу Анатольевичу толстый плед в комнате. Он попросил не стелить на него белья, и тут же свалился спать. Я погасила свет и вышла, и через пять минут, помимо вони, из комнаты полился густой здоровый храп.

***

– Что это за запах?

Вернувшись с работы, мой муж сразу определил, что в доме «чужой». На полу стояли чужие ботинки, на вешалке – чужая шапка, в воздухе – чужая вонь, а из комнаты доносился чужой храп.

Я бессильно посмотрела на него:

– Понимаешь… Там гость… Павел Анатольевич…

– Родственник, что ли?

– Нет… Просто старый уставший человек… У него друг умер… Володя…

– А почему он воняет, как бомж?

– Не знаю, наверное, потому что он бомж… – ответила я печально.

– Вы с матерью обе сумасшедшие, – констатировал муж. – Вы соображаете, что в доме маленький ребенок, ценные вещи? А если у него вши, паразиты, туберкулез, еще какая-нибудь дрянь?

– Зато у него Белла Ахмадулина и Гагарин… – Тихо ответила я.

Конечно, он не посчитал эти аргументы весомыми.

Пошел и поднял Павла Анатольевича и вытолкал его за дверь. А меня отправил дезинфицировать стул и плед. И спать пошел – очень сердитый.

А я в тот вечер долго не спала. Все пыталась найти в интернете хоть какую-то информацию про газету «Последние известия». И ровным счетом ничего не находила.

Наверное, он все выдумал.

Может быть, он живет так уже много лет – садится под чужой дверью, рассказывая про Володю, его приглашают, и он долго и вдохновенно сочиняет прекрасные истории – про дядю Васю, хоккей и космос, а люди слушают и верят. И поезд в Тулу опять уходит без него.

На кухню вошел кот, улегся у батареи и задремал.

Я посмотрела ему на спину, чуть пониже холки. Кот проснулся и посмотрел на меня.

Я встала, тихо открыла входную дверь и выглянула. В подъезде никого не было и совсем не воняло. Между первым и вторым этажами кто-то открыл форточку, и ветер, свободно гулявший по лестнице, трепал листы старых, сваленных в кучу, никому не нужных газет.