Читать книгу Вот ты какая, Россия - Николай Талызин - Страница 5

Волчье лихолетье

Оглавление

* * *

Через день Витя вышел на работу вместо отца. В колхозной ведомости появился первый трудодень на имя двенадцатилетнего конюха Зарубина Виктора.


К осени на конюшне осталось вдвое меньше коней. Мобилизовали животных на фронт. А из взрослых работников на конюшне остался только сторож дед Тихон. Старшим конюхом, или как он сам себя называл – заведующим – назначили Ивана Ивановича, паренька на три года постарше Вити. Став начальником, Иван Иванович начал бриться для солидности старой отцовской бритвой. Опасной бритвой с едва различимой надписью»Ленинград» давно никто не пользовался. Иван Иванович тщательно правил её о брючной ремень, но всё равно бритва больше резала кожу на верхней губе, чем едва пробивавшийся пушок. После таких процедур лицо заведующего было больше изрезано, чем выбрито.


Утро на конюшне начиналось большими хлопотами. Кормить и поить лошадей, пока не было студёных морозов, не составляло для ребят больших трудов. А затем начиналось: прибегал с нарядом Иван Иванович. Согласно этому документу следовало распределить коней и конюхов по колхозным работам. И, как всегда, чего-нибудь не хватало: исправной упряжи, телег, подкованных лошадей, возниц. Всегда всего не хватало. Иван Иванович кричал, сам проверял упряжь на каждой лошади, всё пытался сам переделать, исправить. Потом скакал в контору, возвращался с исправленным нарядом, вновь кричал и бегал, покуда конюшня не оставалась пустая, лишь из сторожки раздавался храп ночного сторожа деда Тихона.


Сначала было очень тяжело. После адского труда с зари до зари немели не только руки и ноги, но и весь позвоночник, гудела голова, оставалось лишь одно желание: упасть куда-нибудь и уснуть. Потом помаленьку привыкли. Привыкли и к крику заведующего.


Вчера вечером, когда Витя, задав на ночь сена лошадям, собрался уже идти домой, его отозвал Иван Иванович:


– Виктор, твоя очередь утром водопой обеспечивать. Смотри мне! – Без окриков и угроз Иван Иванович не мог отдать ни одного распоряжения. Он явно копировал старого председателя колхоза.


Председатель колхоза Пётр Ильич, одноногий красный командир, в гражданскую с М.В.Фрунзе до Памира ходил. Живая легенда, а не председатель! Как инвалиду и герою ему на отдыхе быть следовало, но война и его призвала служить Отечеству. Да он и не унывал. Мотаясь по полям и фермам на двуколке, успевал повсюду. Кричал, махал костылём из коляски, грозил всем трибуналом и вновь нёсся по полям и пастбищам. А угрозы оставались всего лишь угрозами. Кому грозить-то: бабы да мальцы – вот и вся «армия» красного командира Петра Ильича. Но и это «войско» рвёт жилы, помогает воюющим мужьям, отцам, братьям. С председателя взял моду кричать и грозить заведующий конюшней Иван Иванович. Несмотря на свои пятнадцать лет старался выглядеть не просто строгим, но и вовсе суровым:


– Смотри уж мне!..


Витя вернулся в конюшню, взял лом и лопату. Выйдя к реке, постоял, глядя на волны сугробов, и шагнул к обрыву. С размаха провалился по грудь, а твёрдого наста не достал. За день занесло и тропы, по которым водили коней поить, и саму лошадиную поилку. Выполз Витя с одной лопатой, а лом утонул в сугробе. Пришлось вновь ползти в уже утрамбованную ямку за ломом. Валенки наполнились колючим снегом, который через минуту холодными струйками проник до кончиков пальцев. Выудив из снежной пучины лом, Витя через сугробы наугад двинулся к месту, где была оборудована зимняя поилка: прорубь и длинный ледяной желоб.


На реке сугробы были мельче и уже не так затрудняли движения. Вьюга прекратилась, и свежий снежный покров ярко отсвечивал голубовато мерцающий свет вышедшей луны. Витя надеялся, пройдя несколько кругов, наткнуться на старую прорубь, но, изрядно утоптав снег вокруг предполагаемого места водопоя, ничего не обнаружил. Настроение у молодого конюха было пакостное: он полагал, что скоро управится с работой, подготовит водопой с вечера, чтобы утром подольше поспать, и лишь с рассвета очистит тонкий ледок. От обиды и растерянности мальчишка грохнул ломом в сугроб, как, по его представлению, сказочный Морозко, околдовывая зимнюю природу. И… О, счастье! Эх! Горе-то… Скользкий тяжёлый инструмент скользнул по обледеневшим рукавицам и, не встретив сильного сопротивления, исчез полностью под снежным покрывалом. Это же занесённая снегом и слегка замёрзшая старая прорубь! Но лом-то утонул. Предупреждал же Иван Иванович: не дай Бог! Вот и небольшая дырочка в снегу, оставшаяся от злополучного тяжёлого инструмента, медленно сырела, постепенно пропитываясь студёной речной водой.


Виктор сдвинул шапку на лоб: что же делать? Очистить водопой от снега, а потом идти в конюшню за ломом? Тогда уйдёт Иван Иванович, и не у кого будет взять инструмент. Идти сразу к Иван Ивановичу? Заругает, да и опять придётся искать место водопоя в снежной пустыне. Всё-таки, заметив место воткнутой в снег лопатой, пошёл в конюшню.


Заведующий, осознавая ответственность за порученное дело, домой ещё не собирался. Он сидел возле дремлющего деда Тихона, пил кипяток и штопал разодранные рукавицы толстой кованной трёхгранной иглой.


– Ты откуда? – удивился Иван Иванович, едва узнав в валившемся снеговике Зарубина. Витя молчал и лишь шмыгал носом. – Ты же водопой утром должен готовить А? Ходил на реку посмотреть? Правильно. Молодчага! А я не догадался, что после метели надо бы было помощника назначить.


– Лом… – еле выговорил Витя и ещё сильнее и чаще зашмыгал носом.


– Что, лом?


– Утонул…


– Эх, раззява, – протяжно передразнивая провинившегося работника, проговорил Иван Иванович, но ругаться не стал, смягчившись, видимо, инициативой Зарубина. – Час другой выдам, – уже строже продолжал заведующий и под конец не выдержал: – Смотри мне уж!..


Виктор не стал греться у буржуйки: растает снег, сырому будет ещё хуже, тяжелее. Да и надеялся скоро закончить работу. По своим следам и лопате Витя быстро нашёл место водопоя и приступил к работе. Сначала надо очистить площадку от снега. Дело казалось лёгким и недолгим. Но… Вначале снег поддавался и отступал от проруби и желоба. А потом вода из небольшой дырочки от утонувшего лома стала распространяться всё дальше и дальше. Снег намок, стал тяжёлым и лип к лопате. А затем и вовсе смёрзся с ледовым панцирем реки. Валенки пропитались ледяной водой уже со стороны подошвы. Луна обошла полнеба, а первый этап работы ещё не окончен. Ещё немного. Ещё здесь чуть-чуть. Ну, пока хватит. Надо прорубить прорубь и очистить желоб. Откалывая маленькими кусочками лёд и смёрзшийся снег, Витя вдруг подумал вслух:


– Ночь уже кончается. Поспеть бы! Надо торопиться…


Но руки уже не слушались. Тяжёлый лом, рассчитанный на мужскую силу, едва отрывался ото льда. Луна села за горизонт, но темнее не стало. Снег своею свежей белизной не переставал мерцать и освещать местность. Чувствовалось приближение утра.


– Ну, как? – раздался крик с берега. Витя повернул голову в сторону кричавшего, лом скользнул по заскорузлым ладоням, ударился о край проруби и ушёл под воду. – Ну что, готово? – Иван Иванович подходил к водопою, – Да-а, чуть-чуть осталось. Что случилось?


Витя сидел на им же накиданном сугробе и тихо всхлипывал, шмыгая распухшим носом:


– Лом… – солёные слёзы залили лицо, спазмы сдавливали горло. От усталости и обиды От ожидания предстоящего разноса. От осознания себя самым несчастным существом. И, конечно же, от жалости к самому себе. Иван Иванович сдвинул брови, похлопал рукавицами и неожиданно смягчился:


– Вить, не надо! Бог с ним. На ключи от кладовки. Возьми, там ещё один есть. А я пока лопатой почищу. – И по привычке хотел опять что-то добавить, вроде: «не дай Бог», но, пошевелив порезанными губами, прошептал невнятно сам себе: – Эх, дети…


Коней напоили. С криком и суетой, как всегда, распределили по работам. Витя, пожевав вместе со старым Рубином необмолоченного овса, отправился согласно наряда на вывоз сена.


Вечером идти домой сил не было. Уснул в сторожке у деда Тихона. Снился Вите Зарубину свежескошенный луг, пахучие стога сена, похожие на гигантских исполинов, отец, уха из ершей, а затем школа, чернильница и кривое царапающее перо в ручке, с которого непременно под конец задания соскакивала безобразная клякса…


Шла первая военная зима…

Вот ты какая, Россия

Подняться наверх