Читать книгу Эликсир жизни - Николай Векшин - Страница 25

В Биогавани я долго искал по институтам подходящую лабораторию. Особенно интересной показалась та, которая называлась лабораторией биоэнергетики. Я решил, что там занимаются молекулярными механизмами преобразования энергии в живой клетке. Жизнь это энергия. Есть энергия – есть жизнь. Мне хотелось узнать, как в клетке возникает жизненная энергия и как она расходуется.

Проблема была только в том, что заведующая этой лабораторией профессор Кондрашкина пользовалась в МБИ дурной славой. «Если хотите в чем-либо запутаться, поговорите с Кондрашкиной», – смеялся профессор Юрьев, не рекомендуя мне идти под начало этой властолюбивой дамы. Я не послушал его. А зря.

Кондрашкина, узнав что я из МБИ, поморщилась: «Уж больно там все умные, злоупотребляют физикой да математикой. А ведь биология – наука о живом, тут негоже циркулем махать». Она не очень-то хотела меня брать. Предпочитала молодежь с периферии. Возьмет вытащит в академгородок малограмотного мальчонку из какого-нибудь козлохердинского сельхозинститута – и он ее не просто слушается, он ее боготворит. Но на мое счастье (или несчастье) один из коллег Кондрашкиной, некто П.Г.Мыранов, заявил, что готов сделать из Никишина настоящего ученого. Она отдала меня под его начало и на время забыла о моем существовании.

Мой новый шеф Петр Геннадиевич Мыранов оказался не просто старшим научным сотрудником, кандидатом медицинских наук. Он был большая шишка: ученый секретарь академгородка и член горкома партии. Типичный «член», и этим всё сказано. Перебравшись с помощью партийных связей из далекого Ашхабада в академгородок, быстро продвигался по служебной лестнице. Везунчик, он был суетлив и трусоват. Успешная карьера позволила ему уверовать в свою значимость и могущественность. Не зря говорят, что если человек идет по жизни легко, значит, он попал на плохую дорогу. Баловень судьбы – ничтожество, которому не мешают ни люди, ни боги. Карьерист, начиная как трусливый заяц, постепенно становится опытным лисом, приобретающим всё более волчьи черты на более высоких должностях. Вообще карьеры пробиваются тремя способами: хитрыми головами, толстыми задами, сладкими словами.

В науке Мыранов разбирался ровно столько, чтобы среди неучей слыть знатоком или, если выразиться образно, среди импотентов бабником. Всегда стильный, в импортном элегантном костюме, при ярком галстуке, в белоснежной рубашке со сверкающими запонками, он производил неизгладимое впечатление на различные делегации и депутации. Хотя, по моему мнению, пижон в шикарном костюме, с серебряными запонками, в солидных очках в золотой оправе, есть всего лишь пижон, и никто более.

Он месяцами не вылезал с совещаний и заседаний. Кто хочет стать начальником, тот должен распрощаться со своей свободой. Таким образом, как вы поняли, Петр Геннадиевич был очень занятой человек. Однако нашел для меня пару часиков, чтобы сформулировать те великие научные проблемы, которыми я обязан буду заниматься под его чутким руководством. В ходе беседы мне показалось, что это не проблемы, а проблемки. Причем, сделанные шефом указания носили ультимативный характер. Мыранов, как любой начальник-выскочка, игнорировал в отношениях с коллегами три важные вещи: что он руководит людьми; что обязан управлять ими по совести; и что помыкать ими он будет не вечно.

Когда я вторично зашел в шикарный кабинет шефа, он достал из ящика стола пухлую папку, вытащил из нее длинную ленту бумаги, сложенную гармошкой, и показал несколько графиков. Как выяснилось, сколько-то лет назад он сам ставил опыты и обнаружил необычный эффект. В митохондриях (мельчайших внутриклеточных органеллах, ответственных за синтез богатого энергией аденозинтрифосфата – АТФ) Мыранов вроде бы нашел «ключевую энергетическую точку». И теперь он хотел, чтобы я, опираясь на его открытие, продолжил изучение этой «точки». Причем, предупредил, чтобы я, не дай бог, не проговорился кому-нибудь об этом. Изображая повадкой важную научную фигуру, строго-настрого запретил мне общаться с сотрудниками других лабораторий. Недвусмысленно дал понять, что любое неповиновение будет строго караться. Титулы превращают невежду в невежу. Невежество – подмастерье хамства.

Через месяц работы над «эффектом Мыранова» я понял, что это не эффект, а ошибка, грустный артефакт (слово «артефакт» используется в науке в двух смыслах: как синоним ошибки или археологической находки). Ошибка заключалась в неселективности рН-электрода. Мыранов думал, что электрод реагирует только на концентрацию протонов (рН), тогда как электрод чувствовал также ионы калия и натрия. Когда я объяснил это Мыранову, он не поверил и начал было хорохориться, но после дискуссии смирился и скис. Кстати, если ученый не сделал в науке ничего нового, он может утешиться тем, что никогда не будет опровергнут.