Читать книгу Дорогами света - Николай Викторович Камелин - Страница 7

Красный Треугольник молчал. Он выглядел мрачно и в настоящем Питере, а здесь казался древними руинами. Никита с Наташей прошли знакомой дорогой через проходную, пересекли большой двор, свернули в переулок и оказались перед пятиэтажным зданием из красного кирпича.

Когда-то здесь было проведено множество часов. Здесь встречались музыканты, отсюда они ездили на концерты, сюда приезжали на репетиции, здесь пили пиво, курили, и не всегда сигареты, обсуждали новости, жили и работали над созданием чего-то большего, чем музыка.

Тогда Никита хотел вложить в свои песни максимум смысла. Ему казалось, что он может что-то донести до большого мира, найти единомышленников, показать другим свой внутренний мир и громко заявить о себе.

– Наташа, а что было для тебя главным в нашей группе?

– Попадать в ритм, – Наташа улыбнулась.

На секунду показалось, что ничего вокруг не было, и они снова стояли возле своей репточки, готовясь начать репетицию. Вот только не было рядом Егора, не было ребят, не было гитары за спиной, не было ничего. А дружелюбная когда-то дверь кирпичной пятиэтажки зияла чернотой.

– Слушай, мы все равно это сделаем. Зачем тянуть время? Пойдем! – Никита решительно нырнул в темноту. Наташа кинулась следом.

Ничего не было видно, но Никита помнил дорогу. Он помнил разрисованные граффити стены и знал, где находится шахта грузового лифта, в которую можно было упасть зазевавшись. На ощупь Никита пробрался к тугой двери, ведущей на последний этаж, и дернул ее на себя так, как делал это всегда.

Посреди репетиционного зала освещаемого слабым светом, падающим из окон, стояла микрофонная стойка. Вернее, так показалось Никите сначала. Подойдя ближе он увидел, что это посох. Видимо, египетский. Раз уж анкх был оттуда, то и эта штука тоже должна иметь отношение к Сфинксам. Никита попробовал оторвать посох от пола, но не смог. Посох стоял как вкопанный, даже не шелохнулся.

– Видимо это твое прошлое и брать его тебе, – сказал Никита.

Наташа подошла к посоху, но тоже не смогла оторвать его от пола.

– Похоже нам снова придется брать его вместе, – сказал Никита.

– Я не хочу.

– Я тоже не хочу, но какие могут быть варианты?

– Дай мне немного времени, хорошо? Наташа отошла к окну и посмотрела в него.

Казалось, что внутри они в безопасности. Но оба понимали, что это обманчивое ощущение.

– Спой, Никита?

– Хорошо, – Никита начал тихонько петь.

Я замерзаю в этой квартире.

Окна заклеены тонкой бумагой.

Северный ветер гуляет по венам.

Мысли застыли в голове.

Вязкая жидкость, похоже на время,

перетекает из угла в угол.

Я ощущаю себя в музее,

в музее сломанных восковых кукол.

Часы стоят…

Наташа начала подпевать.

…И времени нет,

Вперед, назад – одинаково.

Пройдет еще полтысячи лет,

пока весна растопит лед.

С орбиты сошел еще один спутник.

Слеза прокатилась по Наташиной щеке.

– Я готова, – сказала она.

Их руки сомкнулись на посохе.

***

Егор стоял там же, где недавно стояла Наташа. Он также смотрел вдаль, как это делала она.

– Значит, вы встречаетесь?

– Так получилось.

– У вас все серьезно?

– Я не знаю.

– Это не мое дело, конечно. Но все это немного странно. Тебе не кажется?

– Слушай, но вы же с ней расстались.

– Расстались. У меня другая. Но кажется, что Наташа просто ищет способ оставаться возле меня. Ты же знаешь, что на прошлой неделе мою новую девушку избили в подъезде и она говорит, что Наташа ей угрожает?

– Знаю.

– Что будем делать?

– А что мы можем сделать? Девочки должны разобраться во всем сами. Ты уже сказал Наташе все, что должен был. Остается только ждать, пока она поймет и примет очевидное.

– А она сможет принять?

– Я не знаю, что она сможет, а чего нет. Я не могу заглянуть к ней в голову.

– Слушай. Ну раз уж так получилось, скажи – как она тебе?

***

– Машина сбила меня не случайно. Я знала, что она будет там проезжать.

– Знаю, Наташа. Чего я не знаю, так это почему мы должны все это переживать заново.

Они сидели на полу репетиционного зала, посох лежал между ними.

– Наверное сейчас снова набежит туман, – сказала Наташа.

Никита подошел к окну. Зрелище было отвратительное. Внизу колыхались черные волны, словно Нева вышла из берегов. Только это были волны из дыма, сажи и черных фигур, снующих в беспорядке. Кот, который все это время был вместе с ними, начал шипеть. Никита сел спиной к окну, возле подоконника.

– Только не говори мне, что нам придется снова браться за этот посох вместе.

– Не придется, – в дверях появился Никита. Точнее не совсем Никита. Точнее совсем не Никита. Однако это был он.

Вместо глаз у того, кто так сильно смахивал на Никиту, зияла пустота. На запястьях багровели шрамы от вскрытых вен.

– Идем со мной, малыш, у нас есть незаконченное дело! – с этими словами внезапный гость в два прыжка приблизился и схватил Никиту за горло. Свет померк.

– Ну привет! Долго ты до меня добирался.

Никита оказался дома, на собственном диване. Казалось, что здесь было немного светлее, чем во всем городе. Да и предметы внутри были не такими серыми и однотонными. Словно все вокруг дышало какой-то новой энергией. И тут Никита вспомнил, как трясся в ванной и резал вены в пьяном неврозе, как пытался повеситься на турнике, как вскакивал среди ночи от кошмарного ощущения удушья и парализованный следил в ужасе за темной фигурой, нависшей над ним.

– Я это ты, ты это я. И ничего не надо нам, – улыбнулся пустыми глазницами его визави, – Вспомнил? Отлично! Как мы там писали?

Грусть и холод, серый лед.

Город, кажется умрет. Наплевать.

Надоело мне дышать,

И надеется, и ждать. Наплевать.

Что? Все будет хорошо?

Подождать чуток еще? Наплевать!

Закажи мне крест и гроб,

Я теперь уже готов умирать.

– Довольно талантливо, не находишь? – он засмеялся и отложил тетрадный листок, взятый со стола.

Черный человек. Никита знал его. Они встречались раньше, когда черный человек хотел забрать его жизнь. Однажды ночью Никита проснулся от того, что задыхался. Чувствуя сильное удушье он с ужасом попытался вздохнуть, но не смог. Воздуха не хватало. Невозможно было сделать ничего, лишь наблюдать за происходящим. Единственное, что слушалась Никиту – это глаза. Правда он не был уверен, что это были именно глаза. Обычно Никита носил контактные линзы и видел не очень хорошо, но по ночам он был без них. Однако сейчас видел все также четко, как в линзах.

Никита увидел свою комнату, залитую ночным синим светом, и черный силуэт, стоящий над кроватью. Силуэт не двигался. Не двигался и Никита, бешеным усилием воли пытаясь сделать хоть что-нибудь. Тело не слушалась. Наконец, спустя какое-то время, показавшееся вечностью, Никита смог слегка пошевелить большим пальцем на ноге. Это стало толчком к тому, чтобы жизнь постепенно начала возвращался в тело. Спустя еще целую вечность ему удалось оттолкнуться рукой от кровати и перекинуться на спину сделав глубокий вдох, больше похожий на стон. Так он первый раз познакомился с черным человеком.

Но это встреча оказалась не единственной. Ночное удушье и черный силуэт возвращались к нему снова и снова раз. Дошло до того, что Никита боялся засыпать, так как знал, что снова встретит его. Закончились приступы довольно необычным образом.

Постепенно Никита стал осваиваться в этом ужасном состоянии. У него начало получаться отделяться от парализованного тела и словно парить над ним. Внутри все закипало и протестовало. Хотелось выкинуть черного человека из комнаты. В один из таких дней он смог вылететь из тела достаточно далеко и кинуться на ненавистную тень. Комната наполнилась необычным сиянием и все стало видно как днем несмотря на то, что пространство было погружено в темноту. Никита или то, что считало себя им, летел в сторону преследователя и орал матом на всю вселенную, желая тени убираться прочь. В тот раз ему удалось прогнать черного человека до входа в квартиру.

С удивлением Никита заметил, что в прихожей стояли вещи, которые были выкинуты несколько лет назад, после смерти деда. Справа на стене висело зеркало, которого там давно уже не было. Никита схватил тень за горло и увидел испуганное лицо, перепачканные сажей. Почему-то захотелось поцеловать это лицо и Никита не стал себя сдерживать. Не сговариваясь они оба повернули головы вправо и посмотрели в зеркало. Тень исчезла а то, что было Никитой, вернулось в тело.

Можно было бы назвать это ночной галлюцинацией, но по странности совпало так, что в эту же ночь очень сильно избили его соседку по лестничной клетке, когда она вышла покурить на пролет. Избили до крови, до криков, до приезда полиции. И эти ночные избиения продолжались еще несколько дней.

Каждый раз приезжала полиция, которая никого не находила. Каждый раз соседка продолжала выходить покурить по ночам на лестницу и каждый раз кто-то караулил ее за дверью. В конце концов ее избили так, что она отправилась в больницу. На этом все и закончилось. Но ощущение ужаса паралича и яростное желание сопротивляться въелось Никите в кости. Теперь у него было только одно желание – поскорее расквитаться с черным человеком и выгнать его вон. Страха не было. Была решительная ярость.

– Не забудь, что там была и вторая часть, – сказал Никита.

Ты уходишь как всегда – не прощаясь.

Я смотрю на твою спину косую.

И на лужах, в пузырях, что от капель,

нашу следующую встречу рисую.

Кто тебе я? Для чего ты так грубо

разбиваешь раз за разом мне сердце?

Повторяюсь и опять ищу встречи.

И рискую, рискую, рискую.

Ты уходишь как всегда – не прощаясь.

Я опять смотрю на спину косую.

И на лужах, в пузырях, что от капель,

я рисую, я рисую, рисую.

– Да, была. Романтичный ты пенек. Была! Там было еще много частей. Почему ты не дал мне слово, когда я этого хотел? Почему не дал мне закончить начатое? Почему ты так противишься тьме? Разве в тебе есть хоть что-то светлое? Кем ты себя возомнил? Неужели ты думаешь, что ты хозяин нашей жизни?

– Кажется, мы заключили договор? Разве я тебя не отпустил?

– Спасибо великодушно! Только ведь я не собираюсь уходить до тех пор, пока не закончу все, что собирался сделать.

– Что именно?

– Убить тебя, мой хороший. Убить тебя.

В глазах у Никиты потемнело.

– Никита!

Никита открыл глаза. Над ним склонилась Наташа.

– Ты в порядке?

– Не совсем. Что произошло?

– Он кинулся на тебя и мне пришлось дать ему по голове этой штукой, – Наташа показала посох.

– Что было дальше?

– Он превратился в дым и исчез.

– Сколько времени я был без сознания?

– Не знаю, пару секунд. Кто это был?

– Это было мое незаконченное дело. И теперь я знаю, куда нужно идти.

Туман отступил. По Лермонтовскому проспекту в сторону Васильевского острова двигались трое. Кот, девушка и парень. С неба медленно падали хлопья то ли снега, то ли пепла. Холодно не было, ветер стих. Было тихо, сонно и сумеречно. Город засыпал и проваливался в вечность. Только эта странная троица создавала в нем хоть какое-то подобие жизни. Когда они подошли к синагоге, Наташа спросила:

– Мне кажется, – сказала Наташа, – Что все, что с нами было, все наши переживания, волнения и впечатления, все то, что было в нашей жизни, уже не важно. Можно сказать, что это просто игрушки. Подумай сам, здесь и сейчас с нами не осталось ничего из того, что было тогда таким реальным. По большому счету, нужно ли нам то, что осталась с той стороны? Вещи, книги, фильмы, письма, все наше имущество.

– Великий Тамерлан сказал, умирая: «Я держал этот мир на ладони, но так и не смог забрать его с собой». Поэтому да, я с тобой согласен. Мы приходим в этот мир и уходим из него поодиночке. А все, что происходит с нами здесь, остается здесь же. И я сейчас не только материальные ценности. Посмотри, сколько переживаний, страданий и чувств – ненависти, любви, злости, радости и всего остального было с нами. Теперь все осталось в прошлом и не имеет ровно никакого значения. Мало кто знает даже своих прабабушек и прадедушек, не говоря про более старшие поколения. А ведь у них тоже все это было.

Мы просто бултыхаемся в реке жизни. Кто-то не понимает, что происходит. Кто-то пытается понять. Только это все не имеет никакого значения и больше похоже на какие-то миражи и обман зрения. А может ты права, и это все действительно игрушки.

Пока каждый из нас стремится набрать побольше игрушек для себя, собирая вокруг все, что только может достать и пряча это от других, кому-то не хватает того, чего могло хватить на всех. А потом это лежит где-то, собранное в кучу, наверху которой сидит единоличник, кричащий «Это мое!». Так и рождается большая часть войн и конфликтов. Если бы мы изначально понимали, что это все общее и все для нас всех – ничего подобного бы не случалось. И мы ведь играем не только с вещами, но с другими людьми. Играем друг другом, а кто-то играет нами. Получается, что живя в игрушечном мире мы становимся игрушками сами.

– Значит все вокруг игрушки, и все вокруг игроки?

– Получается так. Но благодаря тому, что ты играешь, думаешь, чувствуешь и переживаешь, ты становишься осознанным и растешь. Это и есть награда, добраться до которой можно только одним путем – переиграв со всем, что тебя окружает и поняв, что все это не имеет никакого смысла.

Никита с Наташей пересекли мост и вернулись к Академии Художеств.

– Ты знаешь своих дедушек и бабушек? – спросил Сфинкс.

– Конечно.

– А прадедушек и прабабушек?

– Нет.

– В том и дело. Вы, люди, лишь мимолетный всполох. Отблески великого на ткани мироздания. У вас нет даже малейшего понимания об истинных размеров мира. Вы даже на можете удержать в голове свою родословную, хотя бы на десять колен назад, вглубь веков. Для нас вы похожи на насекомых или животных, в жизни которых немало смысла. Просто еще одна разновидность сущего, суетливо собирающая материальные погремушки в свои норки, ставшие для вас прибежищем на час, по пути из ниоткуда в никуда.

Сфинкс улыбался краешками рта.

– Что из того, что я не помню свою родословную, если даже такие великие и древние существа заперты здесь вместе со мной. Кстати, туман не щекочет вам пятки, когда наступает? – Никита тоже умел изысканно потушить.

– Значит, ты встретил себя? – сменил тему Сфинкс.

– Да. И теперь мне нужно попасть домой. Я чувствую, что он там, ждет меня.

– Возможно ты и прав, – ответил Сфинкс. – Оставьте здесь посох и двигайтесь дальше. Но перед тем, как идти домой, загляни на могилу предков, Никита. Это необходимое условие.

Впереди уже виднелась ограда за которой чернел лес. Это было Смоленское кладбище. Место в котором нетрудно заблудиться. Именно на этом кладбище были похоронены бабушка и дедушка Никиты. Сфинкс сказал, что нужно их навестить – значит стоило это сделать. Никита понимал, что происходит явно что-то не то, но у него не было других вариантов. Поэтому он просто двигался вперед. Путники вошли на территорию кладбища.

– Знаешь, а ведь в конечном счете все было не так уж и плохо.

– У кого?

– У нас всех, наверное. Даже у тебя, Наташа.

– А почему бы и нет. Ведь, по большому счету, ничего не кончается. А добро и зло всего лишь условности.

Они свернули с главной аллеи на боковую дорожку и приблизились к памятнику.

– А, вот и они, – сказал Никита, – Мои бабушка и дедушка.

С эмалевых фотографий на гранитном монументе на них смотрели довольно симпатичные мужчина и женщина.

– И что? – спросила Наташа, – Что-то должно произойти?

– Я не знаю, – сказал Никита, – Пока никто ниоткуда не появляется и ничего не происходит. Хотя, знаешь, мой дедушка был старовером и у него был староверческий крест. Когда он умер, его отпевали по обычному православному обряду. Возможно это не очень хорошо.

Спустя какое-то время дедушка явился ко мне во сне и попросил вернуть ему его крест, который хранился дома. Он являлся несколько раз, я хорошо это помню. А я тогда довольно сильно пил. И как-то раз, набравшись смелости, я пришел на кладбище ночью. Было страшно и темно, где-то рядом лаяли собаки. Алкоголь горячил кровь. Я пришел на могилу к деду и закопал в нее его староверческий крест. А потом просто уснул и проспал на кладбище несколько часов. Когда я проснулся то понял, что самый страшный зверь в темноте – это ты сам. С тех пор я ничего не боюсь. Ну почти ничего.

Никита протянул руку и погрузил ее в могилу. Немного поискал и вытащил оттуда старообрядческий крест облепленный комьями земли.

– Вот и он, – сказал Никита, – Видимо, вы приходили сюда для этого и теперь осталось совсем немного. Нужно попасть ко мне домой.

– Подожди, – сказала Наташа, – У меня ведь тоже есть незаконченное дело.

Они уже выходили из ограды кладбища, когда Наташа спросила:

– А ты скучаешь по тем временам? Ты вообще почему нибудь скучаешь? – Наташа посмотрела в глаза Никите.

– Нет, мне ничего не жаль. Теперь нет.

– Почему?

– Потому, что все, что было, уже случилось. И навсегда осталось в истории и в моем сердце. Это все уже никуда не денется и навсегда останется со мной. А зачем скучать по тому, что никуда от тебя не уйдет? Конечно, мы меняемся. Становимся другими, вырастаем. Изменяются наши интересы и круг общения. Уходят старые друзья.

Когда я ушел в ремиссию и перестал употреблять алкоголь от меня отвернулась большинство из тех, кто был со мной раньше. Просто у нас стали разные интересы. Глупо пить молоко на каком-нибудь празднике, где все пьют вино. Точно также глупо пить вино там, где все пьют молоко. Для каждого занятия и каждого дела есть свои время и место.

Мы приходим в эту жизнь для того, чтобы встретиться, сказать друг другу какие-то важные слова, попрощаться и двинуться дальше. Каждый в свою сторону. И все, что у нас остается – это то, что остается внутри. Я не про какие-то сокровища или материальные блага, а про самые настоящие сокровища. Про дорогих нам людей и дорогие чувства. Я верю, когда-нибудь мы обязательно встретимся снова. И, как видишь, с тобой так и получилось. Кстати, куда мы идем?

– Мне очень нужно попасть туда, где я рассталась с жизнью. Я хочу вспомнить свои последние мгновения, чтобы понять, все ли я сделала так, как хотела.

– И куда же мы направляемся? – спросил Никита.

– На Площадь Восстания.

Они шли утопающему в тенях Васильевскому острову. С кладбища вышли на Малый проспект, потом повернули налево и двинулись в сторону Петровского стадиона. Разумеется, было бы здорово иметь под рукой какой-нибудь транспорт. Но никакого транспорта не было. Хотя гулять по городу и вспоминать прошлое было довольно приятно. Никита украдкой взглянул на Наташу. Ее лицо было полно решимости, волосы слегка развевались от ходьбы. В целом Наташа выглядела достаточно спокойной.

– Знаешь, – сказала Наташа, – Мы ведь с Егором прожили вместе несколько лет. Даже хотели, чтобы у нас был ребенок. Но из-за моих проблем со здоровьем это никак не получалось. Егор тогда работал на стройке и хорошо зарабатывал. Большую часть денег мы тратили на то, чтобы поправить мое здоровье. И самое обидное, что когда это получилось и я наконец-то забеременела, мы расстались, по его инициативе. Я попыталась с ним встретиться и объяснить ситуацию, но у него уже была другая. Ему пришлось отказаться от от меня, а мне пришлось отказаться от ребенка.

Помолчали.

– А что там, на Невском? – спросил Никита.

– Там послание, которое я оставила. Возможно, когда я его увижу, смогу вспомнить все до конца. Слушай, а расскажи мне про свое детство, – вдруг попросила Наташа, – Был ли ты счастлив когда-нибудь?

– Сейчас мне кажется, что детство – самое лучшее время. Самая яркая и сильная часть жизни. Ведь чем старше я становлюсь, тем чаще мысленно в него возвращаюсь.

– Детство тоже бывает разным, – сказала Наташа, – Я ведь никогда не рассказывала тебе про свое детство. А там было о чем рассказать. Хорошо помню, как меня наказывала мать – лупила шнуром от утюга. Она раздевала меня, ставила в середине комнаты, орала и хлестала меня шнуром от утюга. Это называлось воспитанием.

Наверное, она меня била потому, что ревновала к соседу, который меня домогался. Но когда ей об этом говорила она делала вид, что не верит. В то время мы жили в небольшом Северном городе и единственный кто мог мне помочь, мой самый верный и надежный товарищ, мой друг – очень быстро сторчался и погиб из-за наркотиков.

Из-за наркотиков в нашем городе вообще очень много людей умерло. В какой-то момент одна банда не поделила что-то с другой и по городу началась резня. Буквально в течение суток было убито несколько моих друзей и подруг. До меня в тот раз не добрались каким-то чудом. Потом было следствие, допросы, угрозы. Из-за этого мне пришлось тогда уехать.

– Да, – сказал Никита, – Действительно, у каждого из нас за плечами своя грустная история. Егор мне что-то рассказывал об этом. Удивительно, что после всего ты осталась такой жизнерадостной и уверенной в себе. Хотя знаешь, если подумать, то большинство моих знакомых девушек имеет непростую судьбу.

Например, на соседней со мной улице жила художница, которая была старше меня на десять лет. Она сама со мной познакомилась, когда я купался в Ленэкспо. Эля была довольно необычная и яркая девушка. Она была художницей и модельером. У нее даже прошло несколько модных показов. Я помню, как она все говорила о том, что хочет написать книгу о себе и своей жизни.

Правда, мне почему-то кажется, что она уже ее не напишет. У Эли было два мужа. Первый все время выпивал и лупил ее, а второй о ней заботился. Но и со вторым она тоже развелась. С ней у нас не было отношений в том смысле, в каком их можно придумать. Мы просто то какое-то время были близки и проводили время вместе. До того момента, пока она не подставила меня. У Эли были проблемы с алкоголем и контролем над собой. В какой-то момент она позвонила мне и попросила приехать, чтобы помочь ей дойти до дома. Я приехал туда, куда она сказала, и попал прямо в центр скандала.

Оказалось, что она там со всеми перессорилась, всем наговорила кучу гадостей, всем угрожала и сказала, что сейчас приеду я и всем там наваляю. В общем, поставила меня в довольно неудобное положение. Еле-еле удалось урегулировать конфликт мирным путем. Оказалось, что там она пропивала деньги, которые я дал ей на покупку парикмахерских ножниц. С ее слов она хорошо умела стричь и для того, чтобы выбраться из тяжелой жизненной ситуации ей не хватало именно парикмахерских ножниц, чтобы она могла начать стричь на дому.

Так вот, эта художница постоянно получала от своего первого мужа. Как-то раз он ее избил особенно сильно – приехал к ней в квартиру, выбил все окна, поколотил ее и ушел. Я тогда предложил заступиться за нее и поговорить с ним по-мужски. Но Эля отказалась и сказала, что он ее любит, просто темпераментный и глупый. Сказала, что трогать его не надо. А через несколько дней второй муж ставил в ее квартире новые окна взамен тех, которые выбил первый.

Иногда мне начинает казаться, что несчастные пьяные женщины – это фирменный стиль Питера. И ведь нельзя их ни в чем обвинять. У всех нас достаточно поводов, чтобы выпить. Например, моя соседка, у которой при взрыве погиб брат. Вполне понятно, почему с тех пор их семья начала крепко прикладываться к бутылке. Возможно, их это и не оправдывает, но тем не менее – повод у них был. И повод достаточно сильный.

Или соседка Егора по коммуналке, женщина в годах, как нам тогда казалось. Сколько ей было на самом деле я уже не помню. Возможно пятьдесят или шестьдесят лет. Всякий раз как наша молодая компания собиралась на гулянку она заглядывала в дверь и говорила: «Вы, конечно, можете послать меня куда подальше, если вам этого так хочется. Но я буду крайне признательна, если нальете немного вина».

Потом она проводила вместе с нами какое-то время, выпивала пару бокалов и уходила к себе. Вроде ничего особенного, но легкий флер романтики клубился над всеми девушками и женщинами, которых я знал в этом городе. Чего стоила пьяная женщина, которую я встретил посреди недели на Весельной улице и просто вынужден был проводить домой, так как сама она на ногах уже практически не стояла. Пикантности ситуации добавляло то, что я и сам был навеселе. Однако мы прошли уже почти весь остров.

Действительно, ребята уже прошли по Малому проспекту, свернули на набережную Макарова, прошли ее до конца и теперь находились на Стрелке. Самым быстрым способом попасть на площадь Восстания был Дворцовый мост. И хоть внешне он казался спокойнее, а обстановка вокруг была более умиротворенной, чем возле Благовещенского моста, легкий холодок все-равно пробежал у Никиты по спине, когда они ступили на главный питерский мост.

– А чем ты вообще занимался последние годы? – спросила Наташа.

– Работал и учился. Много писал.

– Что писал?

– Все подряд. Все, о чем меня просили клиенты. Статьи, посты, письма, буклеты, описания, презентации. Мало ли что еще можно писать за деньги.

– Получается, что ты писатель? – спросила Наташа.

– Я коммерческий писатель.

– И что, ты все время пишешь описания для таких-то заводов?

– Да нет. В последнее время у меня были более интересные проекты. Сейчас я работаю с крупными медиа холдингами, с крупными блогерами. Эти проекты дают больше творческой свободы и возможностей реализовать себя. Но знаешь, несмотря на то что, я столько написал, я ведь продаю текст вместе с правами на этот текст. И если бы ты встретила мои тексты в интернете, то никогда не узнала, что я их написал, ведь они не подписаны. А написал я действительно много. У меня даже есть такое чувство, что я уже стал частью медийного пространства, проникнув практически повсюду.

– А ты доволен тем, что у тебя получается?

– Да, безусловно. В отличие от занятий музыкой, во время которых я больше страдал из-за того, что не мог в полной мере реализовать творческий потенциал, здесь у меня все получается. Я пишу тексты которые оценивают. И не просто оценивают, а платят за них деньги. Это говорит об их качестве и о признании меня как специалиста. Но пока я еще не писатель. Ведь за каждым настоящим писателем обязательно стоит история, которая бывает даже увлекательнее, чем его книги.

– Значит пока ты не считаешь себя писателем?

– Пока нет. Но я постоянно меняюсь. Учусь, становлюсь лучше. Значит живу не зря и однажды смогу сказать, что внес свой маленький вклад в общее дело.

За разговорами перешли Дворцовый мост и прошли Дворцовую площадь. Постепенно приближаясь к мосту через Мойку.

– Забавный факт, – сказал Никита, – революция в семнадцатом году во многом была осуществлена малой кровью именно из-за того, что в Питере столько рек, каналов и мостов. Революционеры просто перекрыли доступ к Зимнему и Думе выставив патрули на ключевых мостах.

– Да я читала об этом. Интересная история.

– Наташа, а ты была счастлива?

– Да была. Хорошо помню день, когда мой друг подарил мне свой желтый мотоцикл. Это было незадолго до его смерти. Мы целый день провели вместе. Он учил меня кататься. А вечером мы просто сидели на крыше многоэтажки, пили пиво и смотрели как заходит солнце. Спустя несколько дней его не стало. Для меня этот день навсегда останется в памяти. Как и наши с тобой репетиции. На них тоже было здорово.

Помнишь ту маленькую комнатку на Советской улице, обитою ковролином? С маленьким окошком под самым потолком. Как мы играли там по несколько часов к ряду в разгар лета, в самую жару. А в перерывах выходили покурить в соседнюю комнату и обсуждали со звукорежиссером то, что у нас получается. Кстати почему ты тогда решил распустить группу?

– Это сложный вопрос. Мне кажется дело в том, что меня раздирали изнутри сложные и противоречивые чувства. Я не мог разобраться в себе и своем месте в этом мире. Мне было очень трудно и тяжело. Я сильно комплексовал, постоянно переживал и был в напряжении. Я был не в порядке, определенно не в порядке. Можно сказать, что я почти сходил с ума.

В таком состоянии, наверное самое последнее, что стоит делать – это пытаться направлять себя на внешний мир, вместо того чтобы сесть и подумать. Разобраться в своих чувствах, причинах, связях и всем остальном. Я слишком долго убегал от себя и своих проблем. И в какой-то момент я просто споткнулся. Тогда все и полетело в пропасть. Не только группа. Пропали мои отношения, моя работа и, в целом, моя жизнь. Это был очень сильный и очень масштабный кризис, через который мне нужно было пройти. К сожалению, он начался так внезапно, что у меня не было возможности предсказать его заранее. Извини, если разочаровал.

– Да нет, не разочаровал. А ты сам был счастлив когда-нибудь?

– Конечно был. Ведь наши чувства не могут оставаться в одном положении долгое время, иначе они просто притупятся. Возможно все переживания и страдания, которые случаются в жизни, нужны лишь для того, чтобы мы могли острее чувствовать себя счастливыми в те моменты, когда это действительно происходит.

Я могу думать все, что угодно. Но, наверное наиболее счастливым я был в те моменты, когда у меня появлялся отец. Пойми правильно – мой настоящий отец давно умер и я ни разу его не видел, не считая трехмесячного возраста. Но я имею в виду те моменты, когда моя мать пыталась завести какие-то отношения и у меня появлялась перспектива того, что в доме будет если не отец, то хотя бы отчим.