Читать книгу Карлуша - Николай Викторович Панов - Страница 9

Два пруда, которые были у деревни, имели свои «названия». Один «чистый», другой «грязный». Впрочем, друг от друга они особо не отличались, только тем, что из «чистого» пруда брали воду в рукомойник, а в «грязном», как это ни смешно, полоскали белье! В «чистом» полоскать белье или купаться было нельзя. Хотя для купания «чистый» пруд как-то не годился. Каким-то холодным он был. Сердце к нему по этому случаю не лежало. А вот «грязный» – пожалуйте купаться! Правда, после такого купания нужно было обмываться чистой водой, вернее, водой из «чистого» пруда. Что касается белья, то опосля такого купания его стирали. И все-таки, несмотря ни на что, купались.

Я все ходил то рано утром с удочкой, то по вечеру на карася. А тут и подъемник навострил. Только, по правде, на удочку карася наловишь больше чем на подъемник, а особенно во время его клева. Но я ходил и с подъемником.

Как-то вечером, наползавшись по пруду досыта, я уже хотел идти домой. Да и Солнце уже почти село. Как обычно летний вечер медленно, но верно переходил в ночь. Было уже достаточно темно, когда я забросил подъемник в «чистый» пруд последний раз на сегодня. Выждав некоторое время, потянул веревку. Подъемник начал медленный подъем со дна. Да какая там в конце-концов глубина! Так, одного ила по пояс. Ну, поднял я его, смотрю. Слега длинная, а значит и высокая. Небольшая сеть на высоте метров трех от моей головы. Небо все еще теплится синевой, но уже темное. Вижу силуэты сгнившей травы, длинные, но толстые поломанные стебли. И вижу я один стебель, который уж больно странно сломанный. Его сломанный конец, как-то уж очень аккуратно закруглен. Как будто специально напильником обточен. И это среди общей сгнившей травы, на высоте трех метров, да еще и почти ночью! «Да ну мало ли что бывает», подумал я тогда и…опустил подъемник снова в воду, даже забыв, что уже пора бы и домой. Секунды три подержал его так. Нет, думаю, что-то здесь не то. Ну не может быть, чтобы сгнившая палочка была вот так ровно сломана! Снова я поднимаю сеть на такую же высоту. Снова всматриваюсь в подгнившую траву. И опять вижу ее, эту аккуратно сломанную палочку! «Да что же это такое?» снова думаю, а вот положить сеть и посмотреть что же это действительно такое, просто лень. «Да ладно, в конце-то концов. Да мало ли что это такое!» думаю снова я, и опять опускаю сеть в воду. Снова секунды три сеть под водой.

– Ну нет! – тут говорю сам себе решительно. – Такого быть не может, что ветка вот так аккуратно сломана! Ведь я же видел явный радиус! А ну, подъем!

И вот сеть снова на той же высоте. И вот тут произошло нечто. Видать, залетному обитателю здешнего пруда поднадоело такое купание, и он… пошевелил лапой! Трудно описуемое свое состояние оставляю в покое, ибо все равно не опишу! Руки затряслись, сердце заухало в груди! Через две секунды сеть уже лежит на земле. Еще через полсекунды я у нее. А вот далее… Перед моим взором предстал тритон огромных размеров! Черный, как смоль, с плоской головой и оранжевым брюхом с черным узором. Я – огромный любитель такой твари, но кроме обыкновенного тритона мне более никто не попадался. Дух у меня зашелся от вида такого пришельца в нашем пруду! Я принял в свои дрожащие от невероятного волнения руки этот действительно дар природы! Потом я побежал домой показывать этот дар …бабушке! Можно себе представить ее реакцию. Прибавьте сюда еще и вечернее время.

– Бабуля! Ты смотри чего я поймал!

Вопли не вопли, но бабушка испугалась.

– Ай! Уйди с ней! Что это такое????

– Бабуля, ты только не волнуйся. Это тритон. Только большой! Он не укусит.

– Где ты его поймал? – спросила умоляющим голосом бабушка, так как она невольно предчувствовала, что ухаживания за этой тварью лягут тоже на ее плечи.

– Да в пруду. Ты смотри какой! Загляденье! – говорил я, держа в руках тритона.

– Ну вот хоть в банку его посади, – простонала бабушка, подавая тритону новое жилье.

Ловил я и прудовых лягушек. Поймаю, притащу в ладошках, показываю родителям, а сам, поглаживая ее, приговариваю:

– Лягушечка моя маленькая, хорошенькая, миленькая…

Ну и так далее. Лягушка то ли понимала ласку, то ли понимала, что ей ничего страшного не грозит, то ли просто не могла двинуться от страха, сидела, вылупя глаза, без движения. И только через некоторое время начинала двигаться – лапы разминать. А отец как увидит, так и говорит:

– Это чего? Лягушку поймал?

Я ему несу показать:

– Да, пап, погляди какая!

– Да ну еще, уйди ты с ней! – говорит, а сам нехотя морщась, одновременно улыбается.

Смешно я смотрелся с лягушкой в руках.

– Иди, иди, покажи папе! – подтрунивала над отцом мать.

– Пап! Да ты посмотри какая красивая! Зеленая! Это же «Царевна-Лягушка»! Как в сказке! – видя поддержку со стороны матери, я вдохновлялся на то, чтобы поближе показать отцу зеленую «Царевну».

– Да уйди ты с ней! – переходил на смех отец, нервно ерзая на скамейке.

А лягушка, находясь в моих ладошках, вовсю шевелила лапами пытаясь освободиться.

Но то лягушка, а здесь целый тритон! Да еще какой! На следующий день тритон несколько похудел. Это была самка. Голова как лапоть, на самом деле немного как бы приплюснутая, с закругленной мордой, а ближе к ноздрям шла как будто бы бугром. Почти как у гадюки Габона. Именно ее-то я и увидел в сети. В длину, вместе с хвостом, она была шестнадцать сантиметров. Скорее всего, это была самка большого гребенчатого тритона. Так вот на следующий день я кинул ей жирного земляного червяка. Один удар челюстями и червяк в ее пасти. Заглотив таким образом пару приличных червей, растолстевшая самка тритона улеглась на дно банки и затихла, переваривая пищу. По отъезду из деревни, естественно, захватив ее, я увозил с собой и то первое впечатление от встречи с ней, которое осталось у меня навсегда. Ну а дома поселил ее в аквариуме, где лишь часть дна было наполнено водой. Большую часть времени самка тритона проводила на суше. И лишь изредка входила в воду. Питалась небольшими кусочками мяса. Нет-нет, да и червей ей подбрасывал. Вот отец не любил земноводных тварей. Ну не нравились они ему.