Читать книгу Военные будни, часть 1 - Николай Захаров - Страница 2

Старшина Баранов Алексей Павлович проснулся в это утро рано и совсем не потому, что выспался, а по причине самой банальной, комарье достало. Кто-то из бойцов небрежно зафиксировал пукли на входе в армейскую палатку и эти ушлые насекомые тут же воспользовались всеми образовавшимися щелями, чтобы продырявить шкуру старшины.

– Мать твою, Сафрон, опять ты шлялся, глистоперище,– ткнул он в бок, сопящего рядом рядового Сафронова.

– Ни че не я. Это Черпак мотался всю ночь на ПХД, мать его,– отозвался рядовой, натягивая на голову одеяло и, пробубнил уже из-под него:

– Как че, все Сафронов виноват, будто все остальные и в сортир вовсе не ходют.

– Все ходят, а только ты один никогда не закупориваешь, как следует, чмо болотное. Хоть кол на голове чеши. Ты что тупой? Сколько раз нужно тебе повторять?– не удержался от нотации старшина, успев за это же время прибить на своем лбу и щеке пару самых отчаянных кровососов.– Наглые такие,– проворчал он и поняв, что уснуть теперь не сможет, принялся одеваться.

– Последний день завтра партизаним,– напомнил скорее всего самому себе старшина и произнес-то эту фразу себе под нос едва слышно, почти подумал, а в ответ вдруг получил сразу несколько реплик.

– Эх, гульнем. Начфин вчерась обещался с деньгой прибыть,– просипел из-под одеяла рядовой Сафронов "глистоперище", парень роста баскетбольного и худой будто бы из голодного края сбежавший.

– Кому чего, а вшивому энто..,– отозвался еще один рядовой по фамилии Илюхин и с именем Илья. С отчеством Илье тоже повезло – совпало с фамилией и "глистоперище" Сафрон, острый на язык, с первого дня их совместной службы сразу окрестил его "Итритом", добавляя иногда к прозвищу фразу "твою мать" и получалось забавно. Впрочем Илья оказался мужиком не злобивым и пропускал реплики в свой адрес мимо ушей, огорчая этим зубоскала записного до икоты. А Итрит только хмыкал иронично и поглядывал на рядового Сафронова, как на дитя неразумное, впрочем и по возрасту в отцы ему годясь.

– Во, во, Ильич, вставь ему клизьму баклану,– подал голос еще один "партизан", тот самый Черпак, на которого Сафронов попытался свалить наличие комаров в палатке. Черпаком он его вовсе не обозвал. Отнюдь, именно эту фамилию Яков и носил, так что лишил сослуживца удовольствия что-то придумывать, имея изначально нечто на кличку похожее.

Яков умел находить общий язык с кем угодно и с первого дня закорешился с кухонными работниками, сбегав туда, со всеми перезнакомившись и заявившись в родное отделение, обрадовал временных сослуживцев:

– Пункт хозяйственного довольствия сдался без сопротивления, нормальную кормежку гарантирую. Все поварешки оказались своими в доску мужиками. Закорешился. С одним сидел, с другим портянки на одном солнце сушили. В общем вась-вась теперь.

– Скажи мне кто твой друг… И фамилие в самый раз,– сделал вывод рядовой Сафронов.

– И че?– завелся с пол-оборота Яков.– Поясни, я не догоняю. Ты что жлоб или зубам во рту тесно?

– Заткнитесь оба,– вынужден был вмешаться в назревающий скандал Алексей Павлович, поняв что эти двое доставят ему немало хлопот в ближайшем будущем. Всего под его начало попало на этих сборах шесть человек /в том числе и бойцы на ПХД, о чем Яков пронырливый еще не знал/и старшина предполагал, что месяц, на который его призвали в этот раз, пролетит быстро и без чрезвычайных происшествий. Тем более что призван был в этот раз непосредственно по своей гражданской специальности прораба-строителя.

На территориях, доставшихся Стране Советов от своего северного соседа после подписания мирного договора, в итоге короткой, но кровавой войнушки, руководство страны решило построить несколько объектов повышающих обороноспособность страны и старшине Баранову Алексею Павловичу повезло попасть на один из них. Строили взлетную полосу аэродрома-подскока. На строительство этого оборонного объекта из соседних деревень было привлечено народу несчетно вместе с лошадьми и только "грабарей" по списку начфина числилось тысячу человек. Государство в лице наркомата обороны платило хорошо и, объект в течение месяца был сдан в эксплуатацию госкомиссии.

– Тебе, Степаша, как рядовому красноармейцу товарищ Сталин такое денежное довольствие назначил, что гульнешь от души до соплей пузырями,– продолжил тем временем завязавшуюся полемику Яков.

– Можно подумать, что тебе как сержанту шибко больше назначено,– парировал рядовой Сафронов уже вполне бодрым голосом.– На пол литру всяко хватит и ладно. Мы без запросов. А родное предприятие, по возвращению, еще кой че подкинет. Нам монтерам че жалобиться, мы нарасхват нынче.

– Профессию ты, Степка, себе в самый раз выбрал, без лестницы лампады ввинчивать можешь,– подколол его тут же Черпак.

– Завидуешь?– парировал Сафронов ехидно.

– Чему? Росту или профессии?– уточнил Яков.

– Тыж мелкий как клоп, так че и спросил?– съязвил Сафронов.

– Ха-ха-ха,– искренне рассмеялся Яков.– Я нормальный, Степа. Это ты верста коломенская. И чему тут завидовать? Ты же, случись война если, то первый кандидат в покойники.

– Чей-та?– встрепенулся Сафронов.

– А той-та, деревня. Ты же цель вон, какая приметная, хоть в обороне, хоть в атаке. Тебе по траншее на четвереньках придется ползать, чтобы все, что торчит над бруствером, не отстрелили кукушки и в атаку тоже на четырех мослах скакать следует, чтобы не выделяться,– принялся развивать свою мысль Яков.

– Вон ты про что,– успокоился Сафронов.– Хрен тебе, а не в атаку. Я – войска саперные, а они в атаку не бегают. Их только бомбят сверху, бывает. А оттуда не шибко велика разница между нами. А твой драндулет вокурат цель куда как привлекательнее отдельного меня. Так что чьяб корова мычала, Черпачище,– Степан лишенный удовольствия навесить прозвище на сослуживца, отрывался на его фамилии, склоняя ее так как ему вздумается.

– Сам ты Сафронище,– не остался в долгу Черпак, явно недовольно, чем порадовал соратника по сбором.

– А и нехай Сафронище. Назови хоть горшком, только в печку не суй,– продемонстрировал знание русской народной мудрости Степан.– Шибко ты, Черпачек, нежный, как только до сержантов при этом дослужился. Видать с писарями штабными скорешился. Признавайсь.

– Отвали, Сафрончик. Скорешился – само собой. Не все же козлы. Нормальных людей полно.

Эти двое, сцепившись, способны были в таком духе вести полемику бесконечно и старшина уже по обыкновению прервал ее, рявкнув:

– Кончай трепаться. Яков, у тебя как в баках?

– Полный порядок, Алексей Павлович. Не извольте сомневаться, у Яши все, как положено – по уставу. Куда сегодня поскачем?

– А хрен его знает,– честно признался старшина.– Вроде ни куда не требовалось. Но мотор проверь.

– Есть, проверь,– дисциплинированно поддакнул Яков, старшину зауважавший с первого дня, с той минуты, как выяснил, что ПХД также под его начальственной дланью несет свою полезную для личного состава службу.– Мотор как часы, товарищ старшина. Яша службу несет не за страх, а за совесть.

– Подъем,– взглянул на наручные часы старшина.– Время.

– Тянули тебя за язык,– проворчал рядовой Сафронов недовольно.

– Так и валяйся себе хоть до обеда,– хмыкнул старшина,– Только на глаза не попадайся.

– А завтрак?– вытаращился на него рядовой.

– Яша, пособят, с Ильей – в лучшем виде. Не сомневайся,– заверил его Алексей Павлович.

– Не. Эт я сам как-нибудь,– отказался Сафронов.– Мне еще в блиндажике одном пару точек смонтировать, вокурат до обеда управлюсь.

День начинался как обычно с разговоров и отличался от предыдущих только тем, что на объекте было безлюдно. Отмобилизованные рабочие из окрестных населенных пунктов должны были появиться в эту последнюю субботу дембельскую только во второй половине дня за расчетом.

Начфин – майор Садохин еще накануне отправился в часть за деньгами с двумя бойцами срочниками при автоматах и народ, оповещенный об этом, провожал их внимательными взглядами:

– Деньжищ-то поди мешками привезут?– поделился кто-то своим предположением и все понимающе закивали:

– Надо думать. Народу собрали тута тьму. Вона сколь наворочали,– и действительно работ было выполнено огромное количество. Взлетная полоса, появилась в лесу с такой скоростью, что многие, из здесь работавших, посматривали в ее сторону с некоторым недоумением:– "Неужто это мы тут такое сотворили и так скорехонько"?– читалось во взглядах. И это только видимая часть работ. А ведь половина невидима и что там копали солдатики в основном, и чего там наворотили, одному Господу Богу ведомо.

Впрочем, ничего особенного и не наворотили. Кроме Господа об этом знало еще масса народу и старшина Баранов в том числе. Десяток замаскированных домиков-казарм для потенциального личного состава и пары блиндажей. Ничем особенным эти строения оснащены не были. Все по минимуму. Связь, освещение от дизелька. Дизелек уже стоял и даже прошел испытания на пригодность. Функционировал, к радости командования, а вот связь пока отсутствовала и ее еще предстояло кому-то откуда-то и куда-то тянуть. Но домик для телефонистов-связистов имелся, как положено, и оборудование присутствовало в полном объеме, так же, как и положено, заактированное. Старшине оставалось совершить сущую мелочь – передать все это имущество своему потенциальному преемнику – старшине срочнику. Документы он уже подготовил и готов был отчитаться немедленно. Но преемника командование пока не присылало и, старшина по этому поводу переживал. В понедельник заканчивался месяц, на который его призвали и переслуживать лишние дни, по чьей-то милости, ему не хотелось.

Завтрак и время до общего построения прошли без каких либо происшествий и старшина, получив указание от вышестоящего начальника / старлея Свиридова/, отправился с сержантом Черпаком в часть, к которой они были временно приписаны, в Выборг. Начальству срочно потребовалось произвести запас продовольственного довольствия в виде сухих пайков общеармейского образца. И до обеда старшина занимался их получением, оформлением сопутствующей документации, погрузкой и доставкой на объект. Таким образом время было убито почти до вечера и по этой причине сержант Черпак, пребывая в самом скверном расположении духа, брюзжал всю обратную дорогу, матеря сквозь зубы всё и вся:

– Вот гниды чмошные, без обеда оставили. Извините, товарищ старшина, но я бы на вашем месте крыс этих складских по стенам размазал. Суки тыловые,– сержант со скрежетом переключил скорость и, сплюнув в окно, посетовал,– сцепление полное гавно, извините, товарищ старшина, по этим дорогам не на полуторке, а только на танке в самый раз. Сцепление дерьмо, дороги тоже, что мы за народ?

– Это ты меня спрашиваешь или свои кишки?– переспросил его старшина, закуривая беломорину.

– Кишки вон урчат, им гадам хавку подавай, товарищ старшина. Хрена чего слышат. Это я так, к слову пришлось. В том смысле, что все у нас через задницу. Бардак кругом. Ни тебе пожрать вовремя, ни тебе дорог нормальных, ни тебе запчастей своевременных. Херня голимая, а вроде как мы самые передовые в мире и все такое,– пробрюзжал в ответ Черпак и вдруг повернув лицо к старшине, предложил:

– А может сухпай один раздербаним? Кто их там считать станет кроме вас?

– Закати губу,– коротко осадил его старшина.

– А что? Полон кузов набили, рессоры в обратную сторону выгнулись. Все одно не нам его жевать. Одним меньше, одним больше,– продолжил Черпак, добавив в голос интонации такие вкрадчивые, что старшина не удержался и хмыкнул:

– Ты меня ровно девку на сеновале уламываешь. Через полчаса в расположении будем и набьешь ты свои кишки двойной нормой за весь день, я распоряжусь. А сухпай из банок холодный жевать с галетами, извини, что-то мне не особенно хочется. Я у этих чмошников пару упаковок лишних прихватил и коль ты такой любитель консервов этих, выдам к ужину пару банок. Так что рули давай и смени пластинку, без тебя тошно. Хреново ему видишь ли. Страна у нас самая большая и богатая, только народ занудный ее населяет, вот хоть тебя если послушать, то все сразу понятно.

– Пару банок? Вот спасибо,– пропустил мимо ушей критические замечания в свой адрес Черпак и сразу повеселев, принялся насвистывать что-то жизнерадостное. Старшина напрягся, пытаясь угадать мелодию и не сумев, спросил:

– Что-то смутно знакомое. Это что?

– Это, товарищ старшина, "Нам песня строить и жрать помогает",– прекратив насвистывать, пояснил Черпак, расплывшись в дурашливой улыбке.

– Жрать помогает?– переспросил старшина.– У меня со слухом этим музыкальным так себе, а на твоих ушах, вижу, вообще медведь потоптался. Прекрати уродовать мелодию, не доводи до греха. Я, когда осерчавший, то заместо банок, могу пару нарядов на кухню выдать. Имей это в виду.

– Молчу как карась на сковородке,– признал свою вину сержант, хлопнув себя ладонью по губам. Полуторка скрежетнула коробкой скоростей и прибавила скорости.

К взлетному полю выехали, как и рассчитал старшина Баранов, через пол часа и Черпак, подогнав авто к укрытому в лесу складскому помещению, заглушил двигатель, сдав задом и тормознув в метре от входных дверей, чуть не сбив при этом караульного. А на возмущенные реплики последнего, только сплюнул сквозь зубы, язвительно заметив:

– Не хрен дремать на боевом посту, салага.

– Че несешь?– заорал тот возмущенно в ответ.– Я не спал. Я стою, как в уставе указано. Чуть по стенке не размазал гад и еще хрен знает че несет. Товарищ старшина, разрешите ему промеж глаз врезать прикладом, чеб не вонял тут?– обратился он к старшему по званию.

– Отставить,– пресек его благие порывы старшина и хмуро взглянув сначала на одного, а затем на другого красноармейца, распорядился:

– Черпак, на кухню пайку жрать, а тебе бдить, как положено по уставу. Разгружать сегодня поздно уже. Завтра займемся. Так что гляди у меня. Сухпай чтобы в целости весь остался. Сам считать буду.

– Дак…– расплылся в улыбке караульный, поправляя на плече ремень винтовки Мосина.

– Вот те и дак,– передразнил его Черпак, вытаскивая из кузова две упаковки сухпая.

– Держи, чтобы слюной не давиться,– вручил одну старшина караульному,– это сверх нормы. Но гляди у меня, чтобы остальное все как надо и на посту чтобы никаких посиделок с перекусами.

– Спасибо, товарищ старшина. Не подведу,– щелкнул каблуками караульный и так шустро прибрал картонную упаковку из его рук, что даже рядовой Черпак расплылся в улыбке:

– Вот что значит халява,– прокомментировал он.

– Сам ты..,– огрызнулся караульный, но тот не стал его слушать и захлопнув дверь полуторки, ушел по направлению к кухне, что-то насвистывая едва слышно.

– Опять "Нам песня строить и жрать помогает",– проворчал старшина, проверяя целостность пластилиновой пломбы на замке в складскую землянку.– Смена когда?– спросил он караульного.

– Час еще,– вздохнул тот с сожалением.– Эх, служба.

– Через день на ремень? Нормальная служба. Сколько уже оттрубил?

– Год уже, товарищ старшина,– опять вздохнул караульный.– Дак я че, я не жалуюсь. Просто дома завсегда лучше.

– А ты откуда такой конопатый? Звать как?– присмотрелся к его лицу старшина.

– Сибиряк, однако. Рядовой Иванов Алексей,– гордо выкатил грудь караульный.– Из Иркутска призван. Рядом с городом проживаем. В трехстах верстах.

– Ни хрена себе рядом. Тезки мы с тобой,– старшина хлопнул себя по щеке, убив первого комара и проворчал: – У вас как там в Сибири с кровососами этими?

– Нормально. Здешние, против наших мелочь. Наши вот такенные… Вона, как мухи ваши,– расплылся в улыбке караульный.

– Да иди ты,..– усомнился старшина.

– Вот те крест,– побожился караульный.– Злющие, как волки. У нас раньше, ну при царском режиме, даже казнь такая была над злодеями – нагишом к дереву привязывали и никто до утра не выживал.

– Эко удивил,– хмыкнул старшина.– Наши тоже до смерти заедят за ночь-то.

– У нас не только комар, у нас еще гнус. А у вас такой напасти я пока не видел. Вот уж бич Божий. Сволочь мелкая, мерзкая и похуже комарья будет. Налетит и залепил напрочь глаза, уши. Дышать невозможно,– сверкнул глазами караульный недовольно, явно переживая за имидж родных сибирских просторов, в плане кошмарности.

– И как вы там живете тогда?– посочувствовал ему невольно старшина.

– Сетки на мордах приходится летом носить. Зато зимой благодать. А зима у нас…– караульный мечтательно закатил глаза.– Не то, что здесь, слякоть одна.

– Ну да. Тут ты прав – слякоть, но хрень всякая тоже не летает,– согласился с ним старшина.– Ну, пошел я. Бди, тезка. Спокойной службы.

– И вам не хворать,– откликнулся караульный, проводив его метров десять до взлетного поля.– Хороший мужик,– пробормотал он себе под нос, когда фигура старшины растаяла в сумраке белой ночи.

Начальник финчасти майор Садохин задерживался и отмобилизованная рабочая сила, прибывшая на аэродром за окончательным расчетом, прождав его до 23-х часов, махнув рукой, заметно уменьшилась количественно. Большинство решило явиться за расчетом в понедельник. Самые упорные, в количестве пары десятков, собрались у штабного домика и травили байки, разбившись на компактные компании человек по десять вокруг двух костерков. Старшину встретили как старого доброго знакомого, уважительно величая по имени отчеству:

– Алексей Палыч, как там оно… в смысле денежного довольствия?– услышал он тут же главный вопрос, на который и сам ответа пока не знал, в чем искренне и признался мужикам. Многих из них он знал по именам. Месяц на сборах этих дался ему не легко и показался годом по своей напряженности и загруженности.

– Авдеич, ты нашел у кого спросить. Я что здесь кассиром служу?– пожал он протянутую руку одного из десятников-бригадиров, мужика бородатого и медведеобразного по телосложению.

– Ну, мало ли…промеж начальства трешься, слышал может че…– прогудел тот виновато.– Нонче хоть заявится майор этот, аль зря тут комарье кормим?

– А хрен его знает,– честно поделился старшина самой последней информацией по интересующей Авдеича теме.– Сами ждем. У нас сегодня последний день служебный. Тоже жалование выдать должны. А в штабе чего писарь говорит?

– Не знает ничего. Сидит писаришка штабной, чай хлебает. Сопля соплей, а гонору как у енерала мать его,– проворчал Авдеич, присаживаясь опять к костерку и отмахиваясь от комаров.

– Может и станет ефрейтор им лет через пятьдесят,– рассмеялся старшина.

– Этот глист? Не, этот не доживет. Этот или в бане веником запарится, или толстым хреном подавится,– буркнул ему вслед Авдеич под одобрительный хохоток коллег-грабарей.

Писарь действительно пил чай из стакана и листал при этом журнал "Огонек" затрепаный до дыр, явно годовой давности. На старшину он взглянул искоса, поморщившись и даже не удосужившись оторвать свой зад от табурета.

– Что слышно?– решил не придираться к ефрейтору старшина.

– Обещались до полуночи быть,– кивнул ефрейтор стриженной головой в сторону полевого телефона.

– Связь никак появилась?– удивился старшина.

– С утра и есть,– кивнул опять ефрейтор.– Чаю хотите? Без сахара, правда,– предложил он старшине вдруг, удивив его этим, пожалуй, никак не меньше чем наличием телефонной связи.

– И заварка кирпичная?– не удержался и съязвил все же старшина.

– Заварка обыкновенная,– фыркнул ефрейтор, приподняв стакан в подстаканнике и взглянув на него, прищурясь,– грузинская. Наше дело предложить.

– А в сухомятку чего же им давишься?– сменил тон язвительный на вполне дружелюбный старшина, подумав:– "Не трож дерьмо, вонять не будет, а от глисты этой еще польза может быть". При этом он выложил на стол перед носом писаря пачку галет и тот расплылся в масляной, дежурной улыбке:

– Вот спасибо, Алексей Павлович, кормилец,– тут же вспомнил он имя отчество старшины и доверительно шепнул:– Что-то в штабе нынче суетно. Я поговорил с дружками. На ушах там все. То ли опять с финиками чето затевается, то ли проверка из Москвы, то ли еще чего-то в таком разрезе, но все бегом бегают. Полкан рвет и мечет, увольнения никому не разрешил давать и офицеры все в казармах.

– Константинович приедет, узнаем чего и как. Обычное дело. Полкач и так вечно как наскипидаренный без этих разрезов,– не оценил явно степень конфиденциальности старшина, и писарь зашипел буквально гусаком, почему-то озираясь по сторонам, очевидно для пущей убедительности:

– У меня земляк в строевой части служит и сам слышал, как полкан начштабу зудел, что этой ночью чего-то такое может стрястись. То ли война, то ли проверка боеготовности из Москвы. Хорошо – ежели война. Не дай Бог, понаедут опять и трясти начнут. Полетят кубари вместе с петлицами как в прошлый раз.

– Тебе-то чего?– усмехнулся старшина.– Ну, полетят и что?

– Демобелизуюсь я по осени и на курсы комвзводов хотел рапорт написать, а тут такое… Начальство опять сменится и хрен чего подпишут,– пригорюнился ефрейтор.

– В армии остаться хочешь?– опять удивился старшина, окинув взглядом невзрачную фигурку писаря.

– А че? В самый раз по мне жизнь. На всем готовом,– взглянул на него с вызовом писарь.

– Да оставайся, коль приспичило,– отмахнулся от него старшина и обрадовался, увидев в окно подъехавшего с охраной майора: – Константинович прибыл,– сообщил он новость писарю и тот засуетился, одной рукой застегивая пуговицу на вороте гимнастерки, а другой, смахивая со стола журналом крошки галетные и убирая с него все в тумбочку, стоящую рядом. Успел. И даже подбежать к дверям входным, чтобы встретить начальство, распахнув ее на всю ширину.

– Шустрый, как веник,– отвесил ему комплимент в сутулую спину старшина, а писарь уже докладывал радостно прибывшему начальству:

– Товарищ майор, за время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось.

– Вольно,– просипел тот в ответ, пропуская вперед бойцов с мешками.– Сгружайте в угол вон тот,– распорядился он и повернувшись к ефрейтору, спросил:

– Ведомости готовы?

– Так точно,– гаркнул тот все так же радостно.

– Сообщи мужикам, что хоть и не положено, но выдадим им их деньги, коль терпеливые такие.

– А может с утра все же?– попытался уклониться от своих прямых обязанностей писарь, но майор взглянул на него так мрачно, что тот сразу сник и выскочил за дверь. Там он что-то скороговоркой сообщил мужикам и они радостно загалдели в ответ. А майор тем временем, пожав руку старшине и выпроводив бойцов, принялся перекладывать денежные брикеты в несгораемый ящик, гремя связкой ключей торчащей из замочной скважины.

– Без малого двести тыщ,– сообщил он старшине.– Видал столько сразу?

– Приходилось и больше видеть,– кивнул тот в ответ.

– И где это?– заинтересовался майор.

– На строительстве Боломорканала,– усмехнулся старшина.

– А, ну да. Читал твое личное дело. Сколько ты там мотал?– вспомнил майор.

– Два года от звонка до звонка.

– Так там что, еще и зарплату начисляли?– взглянул на старшину изумленно начфин.

– Начисляли, как положено, и тоже мешками возили. Народу-то там куда как поболее чем здесь ковырялось. Разов в десять. Заработки, конечно, поменьше тоже раз в десять, но миллионы все одно копейка к копейке получались,– вспомнил старшина.

– И за что тебя туда на перековку законопатили?– хмыкнул майор, подмигнув старшине свойски.

– А, за мелочь сущую… – двинул на лево пару кубов досок, а кто-то стуканул… Домой с работы прийти не успел, уже заявились органы родные. Ну и…

– Понятно,– посочувствовал ему майор,– Бывает. Последний день у тебя сегодня,– напомнил он тут же многозначительно.

– А я что? Я за,– улыбнулся ему в ответ так же многозначительно старшина, ловя брошенный ключ.

– В багажнике сидор. Только не греми стеклом, я тебя умоляю,– буквально прошептал майор.– Ефрейтор… та еще сука, стучит как дятел. Имей это в виду.

– Может по мордам ему настучать на прощанье?– предложил старшина простецки.

– Эх, с пониманием ты, Павлович,– улыбнулся ему в ответ майор и вызверился на вернувшегося писаря:– Где ты там шляешься, мать твою? Готовь чернильницу с ручкой и вперед. Да смотри внимательно пересчитывай. В прошлый раз рубля не хватило. Пришлось свой докладывать. В этот раз с тебя сдеру, с недоумка. Шкуру спущу, продам первому желающему и недостачу покрою. Уяснил?

– Так точно,– вытянулся писарь.

– Приступай. Эй, кто там первый? Заходь по одному,– крикнул майор и, прикинув на глаз, выложил на стол несколько пачек госассигнаций разного достоинства.

Разобравшись с работягами в течение часа, в час ночи майор уже шуганул из штабного помещения писаря и теплая компания, в количестве трех человек, засела за импровизированный стол. Застеленный газетой "Красная звезда" с немудреной закуской на ней в виде галет, тушенки и конфет "Гусиные лапки", которые майор вывалил прямо на стол кучкой и доверительно при этом сообщил собутыльникам:– Пир горой, можно сказать.

– Это горой?– скривился старлей Свиридов, составивший компанию и очевидно подсчитывающий в уме, на сколько похудело его жалование в итоге.

– А что за пессимизм в голосе, товарищ старший лейтенант?– хлопнул его по плечу налитому, обтянутому офицерским сукном, майор.– Наливай, старшина.

Старшина не стал ждать дополнительной команды и набулькал по сто грамм в граненые стаканы, а старший лейтенант вздохнул и махнул рукой:

– Откуда оптимизм взять, Константинович? Два года сижу лишних в старлеях, а у меня семейство – мал, мала, меньше. Жинка пилит, хоть домой не ходи.

– Сам виноват. Языком мелешь что ни попадя при чужих ушах,– уличил его тут же майор.– Вот и сидишь в старлеях. Язык твой – враг твой. Укороти малость, не то и помрешь старлеем.

– А что такого я сказал кому?– набычился старлей.

– Да хоть вон давеча при писарюге понес по матушке подчиненных, а он гаденыш – дятел … ты, что не знал про это?

– И что? Все загибают. И вы тоже не исключение, товарищ майор,– не сдавался старлей.

– Я загибаю, да с умом, а ты бездумно все как-то. В кучу все, без разбора, валишь. Вот хоть, говорю, давеча я сам слышал, как ты рядового отчитывал. Это же черт знает, что можно извлечь из монолога. Чистая контрреволюция и все такое.– "Родина, мать ее так, в лице товарища Сталина, мать его, о тебе раздолбае заботится и вручила имущество, мать перемать, а ты раздолбай, так перетак…" Это что?– майор укоризненно взглянул на старлея.

– А что мне его раздолбая в задницу поцеловать нужно было?– не понял тот, сверкнув гневно очами.– Так сколько не целуй, все одно на голову нагадят, мать иху.

– Я не про то… – досадливо поморщился майор.– Я про буквальное понимание текста с матюгами. Ты вроде как в папани нашему Отцу народов себя определил. Понимаешь, дурья твоя голова? А писарюга рядом крутился. Вот настрочит на тебя рапорт, куда следует и тогда не то что капитана вовремя не получишь, а вполне можешь и вовсе без званий оказаться. Эх, молодой ты еще, Вань. Следи за языком. Мой тебе совет. Не То загремишь, куда Макар телят не гонял, вспомнишь потом меня старика, да поздно будет,– закончил назидательно майор, поднимая стакан.– Ну, за окончание строительства и демобилизацию старшины, чтобы скатертью дорога домой тебе, Павлович,– собутыльники чокнулись и дружно опрокинули первые сто граммов. После первых были вторые и третьи, а через час вся троица, уже напрочь забыв о субординации, слышала только самого себя, на радость ефрейтору писарюге "греющему уши" под окном штабного блока.

А беседа застольная крутилась как обычно вокруг женщин и международного положения.

– Ефрейтор тут балаболил, что нынче в полку все бегом бегали, будто бы то ли война, то ли проверяющие инспектора из Генштаба должны были пожаловать, ты Константинович, там ничего такого не слышал?– вспомнил старшина о поступившей от писаря информации.

– А-а-а…– махнул пренебрежительно рукой начфин.– Ничего там такого. Увольнительные на завтра отменили для всего личного состава и все. Обычное дело. Комполка рвение проявляет. Назначен-то без году неделя, вот и суетится. Проверки никакой не ожидалось, потому как в начале года уже была, а война… С кем? Финам мы накостыляли, так что лет на сто им хватит вспоминать. А еще кто? "От тайги до британских морей, Красная армия всех сильней". Забыл? А Британия эта ещё и с Гитлером сцепилась, так что с кем еще?

– Так с Адольфом – к примеру. Вон он под себя почитай всю Европу подмял,– предположил старшина и услышал в ответ дружный смех офицеров. Даже старлей, все еще пребывающий в пессимизме, расхохотался и, опрокинув очередные сто граммов, снисходительно похлопал по плечу сидящего рядом с ним старшину:

– Тебе простительно по малограмотности такую галиматью предполагать. Гитлер, по-твоему, дурак? Ты на карту посмотри. Где СССР и где Германия эта. Вермахт их годится только по асфальту подошвами греметь. А если все же предположить гипотетически что нападут немцы, то через пару месяцев мы их Рейхстаг вместе с их фюрером и Берлином на кирпичи разберем. Надо же такое брякнуть. Ну, ты Павлович, сказанул. Ха-ха-ха. При рядовых такое не ляпни. Доложат, куда следует, за распространение панических слухов и правильно сделают. Потому как РККА это тебе не хрен собачий, а собачачий и раскатает Вермахт за месяц.

– Ну, за месяц, пожалуй, не раскатает,– усомнился в его словах майор и принялся доказывать с карандашом в руке прямо на газете, что за месяц РКККА к Ламаншу никак не успеет и даже за два, как вначале предположил старлей, а вот к ноябрьским праздникам это сто процентов сдадутся немцы тем более что Вермахт измотан в боях, захватывая Европу.

– А танки у них… Ха. По сравнению с нашими – танкетки. Ни одного тяжелого нет на вооружении. И моторесурс выработан процентов на 50-т. А ты наши КВ и Т-34 видел? Я видел, как линию Маннергейма проламывали,– майор успел повоевать в зимней кампании и даже имел за нее орден Красной звезды.– Броня крепка и танки наши быстры, и наши люди мужества полны-ы…– Тут же запел он, заводя сослуживцев и те невольно подключившись, завыли ему в унисон, дружно гремя стаканами по столешнице.

– Так что Гитлер твой, сто раз подумает, прежде чем рыпаться,– подвел итог майор, закончив хоровое пение.

– А че мой-то?– осоловело взглянул на него старшина.– В гробу я его видел в белых тапках этого фюрера.

– Это так к слову. Конечно не твой,– поправился майор.– Наливай, водка выдыхается.