Читать книгу Военные будни, часть 1 - Николай Захаров - Страница 3

22 Июня ночь самая короткая и солнце ныряет за верхушки лесные на пару часов, так что сумерки наступившие часам к 2-м напомнили компании захмелевшей, что впереди день хоть и воскресный, но с заботами, тем не менее, служебными. Начфин, как старший по званию, инициативу и проявил, заявив заплетающимся языком:

– Эх, братцы, хорошо посидели, но пора и почивать. Сегодня день у меня хлопотный, расчетный. С утра ведь народ понаедет. Расходимся. На посошок наливай, старшина, и с Богом по своим норам,– возражений, разумеется, не последовало и, через пять минут вся компания разошлась, шумно распрощавшись.

Подчиненных своих старшина застал отнюдь не спящими, как предписывает Устав РККА, а бодрствующими у костерка, разведенного ими неподалеку от своей палатки, в низинке. Крохотулька, он больше давал дыму от веток еловых, чем огня и старшина его сразу и не приметив, сунулся в палатку. Однако, не обнаружив в ней дрыхнущего личного состава, принюхался, покрутив головой и, вышел на огонек, едва просматривающийся в ночной, молочной белизне.

– Встать, смирно!– скомандовал старшина, вынырнув внезапно из этого марева и застав личный состав врасплох. Никто из них сидящих вскакивать и не подумал, разумеется, а уж тем более вытягиваться при этом во фрунт, но дернулись рефлексорно все. И в три голоса тут же все одновременно и высказали, всяк свое мнение, которое на этот раз совпало у всех почти дословно.– Ох, ни хрена себе, командир,– и дружно все заржали от совпадения реплик.

– Падай, Палыч, дембель отметим. Вот на шинельку,– подвинулся сержант Черпак,– Мы тут по-свойски присели. Закусон, конечно, специфически армейский, но тут уж извиняй. Че от тебя получено, тем и давимся.

– А у меня конфеты гусячьи есть,– полез в карман старшина и высыпал гражданскую закуску в подставленные ладони рядового Сафронова,– Держи, Степан. И пол литру я тоже принес, чтоб без претензий потом ко мне,– старшина выставил пол литровку и присел на предложенную ему шинель, уложенную на ворох веток.– Комарье мать иху..– проворчал он при этом, отмахиваясь от кровососов еловой лапой, отломанной им еще при выходе из штабного домика.

– Наливай, чего рот раскрыли,– скомандовал он и эту команду личный состав выполнил тут же и неукоснительно, забулькав в кружки.

– За демобилизацию!– провозгласил тост дежурный рядовой Илюхин и все дружно опорожнили свои кружки.

– Последний нонешний денечек…– мечтательно произнес рядовой Сафронов,– А послезавтра Ленинград и Надюха со щами и прочими прелестями. Эх, ма!

– Почему послезавтра? Завтра к вечеру уже,– возразил ему сержант Черпак,– И почему Надюха? У меня не Надюхой звать и щи она кислые варить не умеет. Завалимся с моей Маринкой в ресторацию. У меня кореш удачно пристроился в одном, "Нева" называется. Плавучий. Сидишь за столиком, а мимо всякие судна мелькают и чайки верещат. Красота!

– Ресторация,– передразнил его тут же рядовой Сафронов,– Эх, Черпачина, тебя если послушать и в половину сказанного поверить, то прямо живешь ты как те дворяне дореволюционные, недорезанные. Питаешься исключительно в ресторациях и из опер с балетами не вылазишь. Откель средства на все на то берешь? Шоферюга и шоферюга, а туда же рестора-а-а-ция. На какие шиши?

– А тебя и слушать-то западло.– не остался в долгу Черпак.– И ноешь. и ноешь. Вот и хлебай свои щи пустые лаптем. Жить надо уметь. Чтобы я, как ты тут неуважительно выразился, шоферюга и без капусты на кармане был… Ха! Каждому по потребностям – от каждого по труду. Забыл лозунг Социализма главный? Вот я по нему и живу, над копейками не трясусь как некоторые. Палыч, ты глянь на эту рожу пскопскую, крохоборную. Давеча стали расплачиваться за водяру, так он чуть за гривенник не удавился, который сверху за доставку попросили. Удивил весь коллектив жлобством. Ты что, Сафрон, жмот что ли?

– Сам ты жлобяра, Черпак. Просто не понял я за что доплата, вот и переспросил. Че неясно?

– А ручонки чего затряслись, как с похмелья? Палыч, представляешь, этот жлоб все свои медяки, с расстройства видать, под ноги высыпал и потом ползал пол часа их собирал в траве. Место хорошо запомнил, где стояли? Вдруг какая-нибудь копейка потерялась. Нужно было флажок там воткнуть и колючкой обмотать в радиусе десяти шагов, чтобы не дай бог кто не влез с утра пораньше и ее не хапнул до тебя.

– Да пошел ты…– обиделся рядовой Сафронов.

– Я и так уже там, только ноги свесил,– развеселился сержант, почувствовав, что нащупал слабое место у соперника в ежедневных подковырках.

– Вот и виси себе, а от меня отвянь, тля,– начал заводиться по настоящему Сафронов,– Вмажу щас промеж глаз по яйцам и хрен тогда тебе, а не Маринка верещащая в ресторациях,– при последних словах рядовой начал приподниматься с намерениями совершенно ясными и старшина понял, что если он сейчас не вмешается, то закончится пьянка дракой, как пить дать. Поэтому вмешался, рявкнув:

– Отставить, мать вашу. Месяц вы мне нервы мотали, оба – два, и обрыдли оба. Что вы собачитесь? Сядь, Сафрон, и наливай. Вон уж солнце скоро выползет. Последний нонешний денечек, говоришь? А я ведь могу его не последним сделать. Напишу рапорт полкану, что, так и так, мол, прошу продлить сборы ещё на месячишко. Вот только вякните кто еще чего друг на дружку… Так и сделаю. Слово даю. Ну-ка, пожали друг другу клешни, хряпнули по сто граммов мировых, и заткнулись на тему рестораций и щей кислых.

– А я че? Я молчу. Это Черпак вечно с подковырками,– присел на свое место Сафронов, протягивая кружку разливающему водку Илюхину.

– Ну, вот что за личность…– не удержался и буркнул в ответ сержант,– Нагадит и тут же отопрется, хоть рожей в дерьмо сунь все равно не мое скажет. Ладно, давай, держи краба, урод. Каб не старшина и его убедительные аргументы, раскатал бы я тебя как бог черепаху.

– Меня рожей в дерьмо?– опять дернулся Сафронов, но старшина так припечатал свою ладонь к его плечу, что он тут же и остыл.

– Пей и заткнись,– поступила команда и рядовой выполнил ее молча. Молча же и руку протянутую сержантскую пожал, очевидно дав себе молча слово, вытерпеть эту несправедливость. Старшину Сафронов уважал и побаивался. Покосившись на него, он подумал,-"Этот может, фиг ли ему еще месяц не отторчать в начальстве-то".

А солнце уже зарумянило небосвод на востоке и природа притихла вдруг, в ожидании его восхода. Даже комары перестали зудеть над головами служивых, будто исчезли вместе с легким ночным ветерком, шевелившим дым над костерком и поднимался он теперь прямо вверх, унося туда же искры от сгорающей хвои.

– Вот уж солнце встает, из-за пашни блестит,– продекламировал рядовой Илюхин,– Может, вздремнем все же, хлопцы, часик другой до завтрака?-

– Две пол литры еще вона,– отозвался Сафронов,– Иди, Итрит, коль невмоготу, я посижу еще. Наливай, Черпак. Или тоже баиньки хочешь? Нам с Палычем больше останется. Давай.

– Размечтался. Мы если с Илюхой уйдем, так и пол литру одну с собой унесем. Раскатал губищи. Но мы не уйдем. Мы свою д-дозу сперва сха-хаваем, а потом…– язык у Черпака слегка начал заплетаться и мысли тоже,– х-хрен тебе,– водка забулькала из горлышка в кружки и Черпак брякнув своей по протянутым остальным, произнес тост совершенно неуместный здесь у костра:

– За Советскую власть, чтоб крепчала.

– И за товарища Сталина Иосифа Виссарионовича, дай ему Бог здоровья и успехов в труде и личой жизни,– буркнул вдруг Сафронов таким серьезным тоном, что старшина, покосившись на него недоуменно, подумал.-"Придуряется по обыкновению своему или действительно товарища Сталина так любит?"

– И еще за мир во всем мире,– предложил он свой вариант пафосный.

– В общем, чтоб хрен стоял и деньги были,– подвел итог рядовой Илюхин под дружный хохоток всех присутствующих.

Раздавшийся вдруг гул самолетов прервал всеобщее веселье и все непроизвольно взглянули в ту сторону откуда он донесся.

– Что это, старшина? С севера-запада навроде как летят. Да видать много сразу, с десяток не иначе. Не рано ли соколы наши поднялись, да еще в день воскресный? Учения может,– высказал предположение рядовой Илюхин, вставая на ноги и вглядываясь в утреннее небо. Солнце подсвечивало сквозь вершины деревьев и птицы защебетали в нем, приветствуя эти первые лучи, а гул двигателей авиационных нарастал, заполняя собой все диапазоны и наполняя сердца слушателей тревогой. А над аэродромом вдруг взвилась красная ракета и описав кривулину, оставила после себя загогулину дымную, упав где-то в районе взлетной полосы.

– К нам никак. Вон сигналят, чтобы мимо не пролетели,– удивился старшина, разглядев первые пять самолетов показавшихся над лесом и двигающиеся в их сторону. Сказать он больше ничего не успел, так как за первой пятеркой, показалась вторая, а за ней третья и четвертая. А первая уже пикировала и что-то сбрасывала на взлетную полосу. А затем раздались взрывы и над головами у раскрывших рты красноармейцев, на бреющем пронеслись первые отбомбившиеся машины, круто уходя на разворот для повторного бомбометания.

– Кресты на фюзеляжах!– заорал совершенно трезвым голосом сержант Черпак, теребя старшину за рукав,– Немцы это.

– Воздух!– заорал тот в ответ,– Вон от костра. Вмажет, мало не покажется,– и первым, подавая пример, кинулся в лес где и залег за сосной. Личный состав рванул следом и очень своевременно, так как вторая пятерка немцев сыпанула пару десятков бомб на костерок и стоящую поодаль палатку. Взрывы ударили по барабанным перепонкам, вокруг засвистели осколки и полетела земля. Засыпая лесок так щедро, что старшина даже удивился невольно количеству. А бомбовозы шли волна за волной и сыпали, сыпали, сыпали на пустую взлетную полосу свой груз, так что взрывы слились в один сплошной вой, сотрясая землю и сметая с деревьев листья. А потом рвануло так, что старшину подбросило рядом с сосной на полметра и он понял, что попали в артсклад и сдетонировали складированные там боеприпасы. Почему-то вспомнился вдруг солдатик из Сибири.

– Если его смена, то вряд ли уцелел часовой,– подумал старшина и услышал.

– Что вы говорите, товарищ старшина?– это рядом прилегший сержант, теребил его за рукав.

– В склад боеприпасов попали сволочи,– рявкнул ему в ухо старшина,– война сержант. С Германией вроде как началась. Ну, Гитлер ну, дурак. А майор со старлеем меня на смех подняли. Умники. И кто прав оказался?– старшина сплюнул набежавшую слюну и протер рукавом запыленное лицо.

– Хана взлетной полосе,– крикнул сержант,– Эй, Сафрон, Илья, живы? Сюда ползите.– Появившийся через минуту рядовой Сафронов, пристроился слева от старшины и сообщил:

– Итрита убило бомбой, товарищ старшина. Голову напрочь осколком снесло, вот…– протянул он окровавленную ладонь, сунув ее в лицо старшине и тот невольно отпрянув, не удержался и обложил его семиэтажным матюгом:

– Что "вот", мать твою?

– Книжка евоная красноармейская, я из кармана у него взял,– продолжал совать в лицо окровавленную ладонь Сафронов и старшина разглядел, что указательным и большим пальцем он действительно сжимает документ.

– И нахрена он мне вот прямо здесь и сейчас?– сверкнул глазами старшина, книжку красноармейскую все же выдергивая из трясущейся руки рядового и заворачивая ее окровавленную в лист лопуха. А над головой ревели авиационные двигатели в смертельной карусели. И казалось, конца этому не будет никогда. А затем рвануло так близко, что старшине показалось, что земля под ним сдвинулась вместе с сосной метров на десять, никак не меньше, и при этом грунтом сверху присыпало так, что он даже испугался, что заживо похоронило, приподнимаясь на колени. Рядом барахтался кто-то из бойцов.

– Ни хрена себе, рвануло,– прохрипел старшина и не услышал своего голоса. В ушах звенело, а глаза ничего не видели за слезной пеленой. Протерев их ладонями и проморгавшись, старшина даже охнул, от увиденного. Сосну, под которой они лежали, буквально вывернуло из земли. И она рухнула, накрыв их своими ветками.

– "Каб не она, тут бы нам и крышка",– подумалось машинально. Рядом из земляных завалов и веток выползал рядовой Сафронов, что-то шлепая губами на грязном и потном лице, плюясь кровью.

– Ранен что ли?– крикнул ему в вытаращенные глаза старшина.– Где Черпак?– звон в ушах стихал и голос он свой услышал как сквозь вату. И через нее же услышал.

– Деревом по хребту. Аж язык прикусил и звезды увидел. А Черпак, хрен его знает где. Черпа-а-а-а-к!!!– тут же заревел медведем Сафронов прямо в ухо старшине и тот отшатнулся от него, но ничего не сказал, оглядываясь по сторонам. Взгляд наткнулся на кирзовые сапоги, торчащие из-под сосны в трех метрах от него. И старшина переместившись, принялся разгребать завал из веток и грунта.

– Помогай,– скомандовал он рядовому Сафронову и в четыре руки они быстро откопали придавленного к земле сержанта, не подававшего признаков жизни. Однако ствол рухнувший, к земле прижимался не плотно и надежда еще оставалась, что пребывает в беспамятстве, получив контузию.

– Приподними дерево – я попробую вытащить,– скомандовал старшина и Сафронов запыхтел, упираясь в ствол плечами. Дерево шевельнулось и старшина выволок из-под него сержанта. Черпак был жив и дышал сквозь стиснутые зубы с клекотом и кровавыми пузырями.

– Жив курилка,– обрадовался рядовой Сафронов и услышал сиплое:

– Не дождешься.

– Ага. И слышит, и хамло. Значит, порядок. Где болит, Черпачок?

– Спроси, где не болит,– простонал тот в ответ и зашелся в кашле, отплевываясь от земли и крови.

– Бомбить вроде перестали,– сообщил Сафронов, вытягивая шею и прислушиваясь,– Похоже, что нам они прощальную швырнули суки.

– Вот тебе и дембельнулись,– прохрипел сержант,– Больно-то как, мать моя женщина. Товарищ старшина, гляньте у меня все руки, ноги на своих местах или как?

– Вроде все в наличии и даже крови особенно не вижу чтобы,– осмотрел его старшина.

– А болят, будто поотрывало их все нахрен,– посетовал сержант.

– Пришибло тебя о сосну. Лицо поцарапало, а так ничего вроде,– принялся ощупывать его рядовой Сафронов.– Я вон тоже язык прикусил и по хребту прилетело, аж звезды увидел. Огроменные такие. Водички хочешь, Черпачок?– сунул он флягу сержанту и тот, скривившись от боли, протянул руку.

– Давай ато во рту, как кот нагадил. И сесть помоги,– рядовой Сафронов засуетился вокруг него, помогая сесть и привалиться к сосновой ветке, удачно торчащей и не совсем голой.

– Вот так обопрись и хлебай водицу,– Сафронов отвинтил пробку у фляги и сержант жадно присосался к горлышку, а когда оторвался перевести дух, то заявил голосом уже вполне бодрым:

– Хрен вот им, а не мой трупешник. Я еще повоюю и припомню сволочам эту бомбежку. Фраера вонючие. Дембель обгадили, день воскресный тоже и Илюху убили. Скоты.

Как выяснилось позже, оставшиеся в живых, отделались испугом и легкими контузиями. Больше всех пострадал сержант. Левая рука у него висела плетью, явно с переломом в предплечье, но припухла не сильно в месте ушиба и, старшина заверил его, накладывая шину и подвязывая ее ему на шею бинтом, стараясь произносить слова как можно оптимистичнее:

– Трещина видать, но это на пару недель. В санбат бы тебя или в госпиталь. Там рентген бы сделали и, тогда понятно стало бы чего. Но я и так могу сказать, что ничего страшного и смертельного. Открытый если бы перелом, тогда караул, а так… Походишь с дощечкой неделю, другую и заживет, Яш, зуб даю.

– Зуб – это авторитетно. Верю,– поморщился Черпак,– Главное, что котелок цел. Всего пару шишек и уже не кружится. Ох, хряпнуло. Ну, думаю…

– Ты еще подумать чего-то успел?– удивился старшина.

– А как же. Чувствую, тянут за ноги. Ну, думаю, ноги значит на месте. А в ушах звенит. Вот почему так?

– А ты как хотел? Чтобы барыню наяривали?– влез с репликой рядовой Сафронов.

– Начинается,– констатировал старшина,– Вы, наверное, и на том свете если встретитесь, то друг друга станете шпынять.

– А че, есть он тот свет?– тут же проявил живой интерес сержант,– А вот комиссар говорил, что все это выдумки поповские. Я специально его про это на политинформации спросил. Авторитетно заявил комиссар, что нету после смерти ничего и, даже партбилетом клялся.

– Да пошел он нахрен со своим партбилетом, его бы сюда под сосенку сунуть и сразу бы молитвы все вспомнил, которые ему, наверняка, в детстве бабка скалкой вбивала. А про партбилет свой комиссарский и думать бы забыл,– проворчал старшина, у которого на шее крест алюминиевый на шнурке имелся и молитву он "Отче наш" зачитал за день сегодняшний уже не один раз.

– А я и не знал, что вы верующий, товарищ старшина. Думал, что партийный,– признался рядовой Сафронов.

– Конституцией нашей не запрещено веровать. Свобода совести у нас в стране Советов,– напомнил ему старшина,– Ладно, хватит пустословить. Пошли, глянем, что там на аэродроме. Может, жив кто остался из служивых. Помощь, может, требуется и вообще, ясность нужна. Может, связь есть. Не сидеть же здесь сиднями. С кем война, вот что узнать нужно. Самолеты, конечно, с крестами фашистскими, но может, это финны опять напали, а немчура с ними в договоре нынче, вот и пособили с воздуха гниды.

– А с Илюхой как?– напомнил сержант,– Похоронить бы надо мужика. Голову найти и все такое, чтобы без обид на том свете. Коль уж вам, товарищ старшина, верить. Чтобы претензий не предъявил. Обидится ведь. Коль так вот оставим.

– Вернемся и похороним. А пока о живых думать нужно. Хотя…– Старшина взглянул на рядового Сафронова оценивающе,– Прав ты, Яков, обидится еще раб Божий Илья. Оставайся-ка, Степан, и похорони его честь по чести. Крест сооруди из подручных средств и фанерину, какую-никакую, прицепи с его фамилией. Нака вот карандаш химический. Выполнять.

– Есть,– уныло козырнул рядовой и направился к тому месту, где совсем недавно стояла их палатка, а теперь дымилась воронка.

– Так, а у нас же с Гитлером тоже пакт есть о ненападении,– вспомнил сержант.

– Грамотный, газеты читаешь?– хмыкнул старшина,– пакт этот – насмешка одна. Действует, пока не напали. А Гитлер придурком оказался. И какого рожна с таким о чем-то договариваться? Вон майор расписал мне все от и до. Что, дескать, до ноябрьских мы их Вермахт нашими танками по всей Европе раскатаем и поэтому Гитлер не нападет. Однако напал сученыш. Главное дело, в аккурат в это воскресенье, сволочь. Эх, неделькой бы позже.

– Это да. Не повезло,– поддакнул сержант.

– Ну, тебе-то по любому, по увечью, на излечение отправляться в тыл, а вот нам с Сафроновым теперь только после ноябрьских дембель корячится. Если майор не ошибся в расчетах своих.

Бомбардировщики вражьи пробомбились, так качественно, что увидев последствия, оба и старшина, и сержант, не сговариваясь, охнули:

– Ох, нихрена ж себе, места нет живого. Воронка на воронке. Вся месячная работа коту под хвост. Ты, Яш, давай к караульным палаткам, а я к штабному. Вроде как не попали в него, стоит цел,– распорядился старшина.

– Ох, ни хрена себе… Есть к караульным. Только, что-то не видать никого. А лес, товарищ старшина, горит со всех сторон. Видать боеприпасы сдетонировавшие разбросало,– отозвался подавленным голосом сержант.

– Вот и шевелись, пока не разгорелось. Тащи всех, кого живых найдешь, к штабу,– уточнил задачу Черпаку старшина, оглядываясь по сторонам и убеждаясь, что Яшка прав. Лес горел со всех сторон. Легкий ветерок размазывал клубы дыма и он уже заполнял окрестности, перепаханные бомбами. Заглянув в штаб и убедившись, что людей в нем нет, старшина обежал вокруг строения и наткнулся на два первых трупа, опознав писаря-ефрейтора и старшего лейтенанта Свиридова. Забрав у погибших документы, а у старшего лейтенанта портупею с кобурой и пистолетом ТТ в нем, старшина еще раз обошел вокруг штабного домика, описав круг шире и наткнулся на тело начфина. Рядом со штабом бомб упало не более десятка и, в одной из воронок он и оказался. То, что майор мертв было ясно с первого взгляда. Умер, однако, он не сразу и в воронку свалился, перемещаясь ползком. Старшина поморщился, проследив взглядом весь путь его от домика, где очевидно майор и получил осколочные ранения. Умирая, он полз, оставляя за собой кровавый след. Обмундирование начфин полностью одеть не успел и был бос, и в галифе. Видимо взрывы подняли его на ноги и успел он натянуть только их, а потом рвануло так близко, что майор и одеваться не стал, выскочил.

– Эх, майор,– пробормотал старшина, отворачивая лицо, чтобы не видеть вспоротую брюшину трупа с выползшими из нее внутренностями и уже ползающими по ним мухами. Приковылявший минуту спустя сержант Черпак, доложил:

– Живых нет. Всех накрыло. Вот, автомат нашел целый вроде бы и винтовку. Что делать будем, товарищ старшина?

– Похороним майора со старлеем и ефрейтором, и в часть. Что там с полуторкой?

– Сгорела к чертям собачьим. Рядом же со складом стояла,– виноватым голосом сообщил Черпак.

– Пешкодралом, значит, пойдем. Заскочим к Авдеичу на заимку, тут лесом версты три, может на телеге подбросит. Тела в одну воронку вот в эту стаскиваем, в ней и похороним,– принял решение старшина и следующие полчаса они с сержантом, превратившись в похоронную команду, занимались погребением погибших.

– Товарищ старшина, а как быть с личными вещами убитых? Вот у ефрейтора в кармане деньги и у старшего лейтенанта кошель тоже с деньгами. Жалование получили видать,– спросил Черпак.

– Мертвым они без надобности, а нам еще жить. Давай сюда. Часы вон еще у старлея командирские, можешь снять, пригодятся. Зарывай, а я в штаб – соберу барахло майорово. В галифе одном выскочил Константинович. Давай, давай, шевелись,– подбодрил сержанта старшина, сунув ему в здоровую руку саперную лопатку.

Барахла у майора оказалось неожиданно много, кроме хромовых сапог и гимнастерки, которые он не успел натянуть, старшина обнаружил еще и чемодан с личными вещами под кроватью майорской, а заглянув в несгораемый ящик, нашел там деньги так и не выданные работягам накануне, планшет и печать со штемпельной подушкой. Пустые мешки – два солдатских сидора, валялись рядом и старшина, не мудрствуя лукаво, упаковал в один из них содержимое ящика. Вполне хватило одного, но под завязку битком. Во второй сидор старшина сунул сапоги с гимнастеркой и портупеей, а сверху забил его всякой мелочью из майорского чемодана. Порадовал его покойный двумя десятками пачек папирос "Казбек", которые и сам на людях не курил, предпочитая дымить "Беломором":– Видать к отпуску готовился Константинович,– вслух подумал старшина, швыряя в мешок десяток коробок спичек, опасную бритву в кожаном футляре и полотенце вафельное первой категории, т.е. не использованное пока никем.

Оглядев еще раз помещение, старшина заметил стоящий в углу сидор и подумав, что это имущество наверняка покойного ефрейтора, проверил и его. При этом даже присвистнул удивленно, обнаружив в нем десяток банок тушенки и завернутые в портяночную фланель три бутылки водки,– Нет, это не писаря – это майорский мешок,– пришел к выводу старшина,– А ефрейторские где шмотки?– спросил он сам себя, оглядываясь,– В тумбочке пади,– предположил старшина и проверил немедленно тумбочку. В ней он обнаружил средства личной гигиены ефрейтора, а из ценностей только ложку деревянную, расписанную под Хохлому, бритвенный станок с алюминиевой кружкой и помазком, а также пару чистых тетрадей в линейку и десяток карандашей с надписью на них "Тактика". Хозяйственно прибрав все в третий мешок, старшина окинул на прощанье помещение и помянул нечистого, заметив торчащую из-под подушки рукоять пистолета. Майор, очевидно, сунул его туда, укладываясь на ночь, а вскочив, забыл о нем напрочь.

Перевернув на всякий случай постель и, сбросив матрац на пол, старшина похвалил себя мысленно, увидев в углу самом дельнем, под панцирной сеткой, десяток бутылок с засургученными горлышками.

– Это видать НЗ начфиновская, вон как запылиться успели,– сделал вывод старшина, добравшись до бутылок и рассовывая их по мешкам.

– "Нехорошее число… тринадцать бутылок",– пришла в голову ему нелепая мысль и сплюнув через левое плечо, вспомнил, что еще одна поллитровка у них оставалась перед бомбежкой,-"Хрен она уцелела в таком кипише",– подумал старшина и поймал себя на сожалении,-"Тут людей побило, а я бутылки подсчитываю…"– попенял он сам себе и вышел, обвешанный мешками из штаба вон, пинком распахнув дверь.