Читать книгу Авантюристы. Книга 3 - Николай Захаров - Страница 2

– Они там, что все такие? Вся армия этого Циклопа?– Даву скривился зло и продолжил:– Этот гренадер тут человек десять зарубил, пока его не угомонили штыком, – и махнул рукой, подзывая к себе капитана артиллериста.

– Усильте плотность обстрела, не давайте им высунуться. Полчаса даю на то, чтобы замолчали русские пушки. Мсье Понятовский, обойдите их с левого фланга. Ударите сразу после прекращения артобстрела. Фронтальные атаки бессмысленны. Нам не нужны такие потери. Мои кавалеристы привыкли рубиться в конном строю, а не в пешем. Выполняйте,– однако, и фланговые атаки были отбиты с потерями такими, что генерал Понятовский буквально взвыл, схватившись за голову. Он потерял уже до четверти своих солдат, но не смог продвинуться ни на шаг. Поле было усеяно убитыми и ползущими ранеными.

Прискакавший вестовой из штаба Армии, передал маршалу, что Император требует его к себе немедленно и Даву Луи Николя – герцог и граф, еще раз взглянув в сторону Шевардинского редута, распорядился:

– Вернусь через час и чтобы к этому времени духу здесь этих русских не было. Марш. Вышвырните этого генерала Горчакова к чертовой матери, а деревушку раскатайте по бревнам. Не жалейте ядер,– сплюнул зло и ускакал в Фомкино.

Император был недоволен, он сидел в походном кресле, положив ногу на барабан и скрестив руки на груди. Закусив губу, Наполеон прислушивался к канонаде и, увидев подъехавшего маршала Даву, скривился в саркастической усмешке.

– Что, Герцог Ауэрштедский, Кутузов Арьергардный бой навязал, да столь баталия приключилась изрядная, что и корпуса мало?

– Ваше Величество, на Шевардинских редутах Гвардия не иначе русская. Лучшие там. Они и в мундиры одеты не как все прочие, особенные. Я таких еще не видывал, – начал оправдываться Даву.

– Там две дивизии генерал-лейтенанта Горчакова. Бывшего флигель-адъютанта Императора Павла-I. Мальчишка несмышленый и безрассудный. Храбр, но стратег никакой. Луи, там десять тысяч человек, против твоего корпуса. Стыдись. Ты понимаешь, что нам необходимо развернуть Армию и занять намеченные рубежи? Этот Горчаков, как заноза в заднице. Не принимаю никаких извинений, мсье. Извольте немедленно выбить неприятеля из этой деревушки,– Наполеон, ударил каблуком по барабану, ставя точку в разговоре и тот гулко отозвался пустым нутром.

Французы усилили артобстрел за счет прибывающей в походных колоннах артиллерии и деревня Шевардино, перепаханная ядрами, заполыхала оставшимися постройками.

Однако очередную кавалерийскую атаку русские опять с легкостью необыкновенной отбили, встречным молодецким ударом и, смяв наступающие колонны, опять ворвались на батареи французов, вырезая артиллеристов. Приведя несколько десятков пушек в полную негодность, не спеша отошли, дружно отстреливаясь, деловито, будто выполняли повседневную работу. Так же деловито перекололи ударивших с флангов пару полков инфантерии и даже наглецы, на виду у всего корпуса, принялись что-то там жевать, рассевшись по-домашнему.

Маршал Даву был вне себя: – Что они там о себе возомнили? Добавить картечи. Мсье Понятовский, ваши гренадеры меня разочаровали. Жерар, Дюк. С барабанным боем. Вперед! На вас смотрит Император! Позор! – завыли опять орудия и Шевардино заволокло дымом и пылью. И когда из перепаханной ядрами земли, навстречу французам опять поднялись эти зеленые мундиры, яростно скалясь, Даву невольно перекрестился:

– Тысяча чертей им в глотку,– бормотал он, наблюдая, как рубят его корпус, заваливая поле трупами Горчаковцы и перепрыгивая через них, гонят бегущих в панике поляков пана Понятовского.

– Еще одна такая атака и впору будет просить подкрепление,– пробормотал маршал, скривившись и наблюдая в подзорную трубу за контратакой. Русские опять отошли на исходные рубежи, уводя раненых и унося убитых, а французам пришлось заняться перегруппировкой. Ошеломленные и деморализованные, ползли с поля оставшиеся в живых увечные и ржали раненые лошади, отчаянно с визгом. Потери были немыслимые. Такой мясорубки Даву не приходилось видеть еще ни разу за всю свою военную, долгую карьеру. Страх заледенил души, когда «зеленые мундиры» вернувшись на исходную, продолжили прерванную трапезу, с хладнокровием поистине сатанинским. Разливали кипяток по кружкам. Даву даже рот открыл от изумления, наблюдая за их действиями.

Солнце уже склонялось к закату, когда французы решились еще на одну атаку, как положено с барабанным треском и знаменами. И им удалось ворваться в деревушку, в которой, среди обуглившихся остовов домов, началась сеча отчаянная и страшная. Русские и французы перемешались, и эта рукопашная схватка, своей остервенелостью, надолго запомнилась оставшимся в живых. На всю оставшуюся жизнь. Их немного осталось этих счастливцев из тех, кто ворвался в проклятую деревню.

У Даву тряслись руки, когда он наблюдал за этим боем. Его гренадеров резали, как свиней. Рубили пополам, вспарывали животы. И дрогнувших, гнали, уничтожая сотнями в минуту. Выкосили, как траву. От двух полнокровных полков, чудом выползло из деревушки сгоревшей, едва ли десятая часть. Ночь, упавшая на лес, поле и деревню, спасла французов от позора, а русских от окончательного истребления. Уходили в сторону Утицы. Прибывшие обозники, загрузили тела павших и тяжелораненых в телеги и Горчаковцы, едва волоча ноги от усталости и потери крови, ушли, оставив о себе неизгладимое впечатление у французов. У всей Европы. Полк ополченцев, со своим командиром полковником Соболевым, уходил последним. От него осталась едва треть и Петр Павлович, вымотавшийся за день, всматривался в лица проходивших мимо парней. Ранены были все. Многие тяжело, но убитые, которых не вернуть, стояли перед его глазами. Их лица, суровые и непреклонные, смотрели ему в душу, будто спрашивая.– «Зря мы, или нет, сложили здесь свои головы?» Силиверстович, командовавший первым батальоном, от которого осталась разве что по количеству рота, стоял рядом, оперевшись на саблю в ножнах, как на трость и вздыхал:

– Каких парней положили,– простонал он и смахнул набежавшую слезу.

– Дали зато мусьям по сопатке,– возразил ему кто-то из раненых с телеги, проезжающей мимо. Голос был слабый, но прозвучавшая в нем гордость, наполняла его силой и уверенностью, что нет «Не зря».

Когда Бонапарту доложили, с какими потерями удалось взять Шевардино, то он даже сначала подумал, что ослышался и переспросил: – Сколько составила убыль личного состава корпуса?– и услышав число потерь вторично, спросил: – Пленные есть?

– Нет, Ваше Величество. Взять не удалось. Они даже убитых своих постарались унести. Всего несколько трупов осталось.

– Непонятный фанатизм! Ведь рабы! Мы свободные, а они рабы. Откуда такая сила Духа? Зачем?– свита промолчала, каждый думал о том же. Вот именно «зачем»? Зачем они приперлись за тысячи верст в эту лапотную Россию и прутся дальше с настойчивостью одержимых?

Всю следующую ночь Бонапарт не спал, планируя дальнейшие действия Армии с начальником штаба маршалом Бертье. Герцог Валанженский, Князь Невштательский, Князь Ваграмский – Бертье Луи Александр – ученый и педант привычно сыпал номерами корпусов, докладывая Императору их численность, боеготовность и месторасположение.

– Как думаешь, Луи, чего нам будет стоить это сражение?– спросил Наполеон под утро, склонившись над картой, разложенной на раскладных столах. Несколько массивных подсвечников, прижимали ее края, освещая колеблющимся пламенем свечей.

– Если командующий русской армией соизволит дать бой и не отступит далее к Москве, то это будет стоить нам половины личного состава, Ваше Величество. Луи Александр Бертье привык говорить, то, что думает, когда дело касалось Армии.

– Сомнительные перспективы, Бертье,– Наполеон снял треуголку и швырнул ее на стол. – Все идет не так, как я задумал. Если русские будут драться так, как они это продемонстрировали сегодня, то ваш прогноз может оказаться весьма оптимистичным. Пиррова победа – вот что нас ждет. За спиной у русских Москва, а до Парижа, Бертье…

– Вы бы прилегли и вздремнули несколько часов, Ваше Величество. Сегодня будет очень суетный день,– набрался смелости дать совет Бертье.

– Непременно,– Наполеон потер подбородок, взял треуголку и, нахлобучив ее на голову, вышел не попрощавшись. Следом за ним выскочил Франсуа Жозеф Лефевр – начальник Старой гвардии, отвечающий за личную безопасность Императора. Почетный маршал Франции и как положено Герцог и Граф Данцингский был малограмотен и из разговора начальника штаба и Бонапарта понял только одно, что ему следует усилить бдительность.

А рядом с Фомкино – в деревушке Валуево заночевали два монаха, приведенные сюда сигналом металлодетектора. Сомнений не было – «эпицентр» был здесь. Временно дислоцирующаяся рядом с деревней дивизия карабиниеров, растащив несколько избенок, готовила себе ужин и, расположившись у костров, с шумом и гамом делилась впечатлениями прошедшего дня, запивая солдатский паек трофейным вином, вытащенным из подвала местного помещика-барина. Черпали из бочек, чем придется, пользуясь тем, что офицерам сегодня было плевать на дисциплину и субординацию. Какой-то кавалерист предприимчивый, тащил деревянную бадью литров на двадцать, полную халявного вина, мимо монахов. Видимо к своему лежбищу, чтобы порадовать товарищей по оружию.

– Вот оно боевое братство в действии,– кивнул Сергей на француза-кавалериста.– Мог бы сам нажраться втихаря и залечь в кустах свиньей, нет, прет на всех. Молодец. Интересно кто у них тут главный? Кстати, сигнал пропал. Дырка что ли аномальная?

– Сейчас узнаем, кто тут главный,– Михаил схватил за рукав пробегающего мимо с котелком в руке артиллериста.– Эй, Жан, стой. Скажи-ка, дядя, чья тут дивизия гадит в лесу?

– Француз попытался выдернуть рукав, но это у него не получилось и он, повернув в сторону монаха любопытного усатое лицо, рявкнул возмущенно:

– Отцепись, пока шею не свернул, как куренку. Шляетесь тут,– и схватился рукой за рукоять табельного палаша, болтающегося сбоку.

– Ты, что, Жан, белены русской объелся?– Михаил слегка потрепал артиллериста, приводя его в чувство.– Скажи, кто командир вашей банды и вали себе дальше.

– Мишель Ней, слыхал?– француз оглянулся по сторонам, вцепившись в котелок и оставив попытку к сопротивлению. Рука монаха оказалась цепкой и сильной.

– Это который Герцог Эльхингенский?– Михаил снова потряс артиллериста, заставляя его подпрыгивать на месте и тот ответил, зло лязгая зубами:

– Он самый. Наш парень. Таскал свой жезл маршальский в ранце, пока Император не скомандовал достать его оттуда.

– И где сидит этот парень? Нам он нужен дозарезу,– потряс Михаил опять француза.

– Там его шатер,– махнул артиллерист рукой с котелком в западном направлении, вываливая содержимое себе под ноги и свирепея не на шутку.

– Извини, Жан. Мы возместим ущерб. Хочешь жареную курицу и бутыль русского пойла, которое они называют водкой?– Михаил трясти француза перестал и тот рявкнул:

– Хочу, святой отец, чтоб мне картечью подавиться, если откажусь, черт бы меня тогда подрал со всеми моими потрохами.

– Серж, дай ему курицу,– Михаил сунул в руки рассерженному артиллеристу бутыль пятилитровую, зеленого стекла и тот радостно охнув, вцепился в нее обеими руками, отбросив котелок в кусты.

– Смотри осторожнее с этим питьем, Жан. Очень крепкая. С ног валит не хуже картечи, – предупредил Михаил артиллериста, но тот уже мчался в сторону костра, сжимая в объятьях бутыль и сверток бумажный с курицей, которая по размерам своим оказалась с хорошего гуся. У костра его встретили радостными криками, и водка потекла по солдатским кружкам, а курица мгновенно была разорвана в клочья. На костре жарилась трофейная свинья, на импровизированном вертеле и повар-доброволец вертел тушу, подбрасывая в нужные места веток. Именно он первый и хлебнул из кружки, протянутой ему заботливыми товарищами. Думая, что это опять кислятина из бочки, которую здесь почему то называют ошибочно вином, он маханул, не понюхав содержимое и замер, вытаращив глаза. Следом за ним выпили и остальные и гогот у костра смолк. Французы сидели, открыв рты и таращась друг на друга.

– Это, что ты припер, Жан?– простонал, наконец, «повар», сумев вдохнуть воздух.

– Водка, монахи угостили. Сказали, что русский любимый напиток,– Жан понюхал содержимое своей кружки, которую сжимал в руке.

– На змеиный яд похоже, вон уже и в желудке припекло,– простонал «повар».

– Успокойся, Николя, приходилось мне уже пробовать этот напиток. Нормально когда печет,– один из артиллеристов, принялся срезать поджарившуюся бочину, у оставшегося без присмотра поросенка и жир закапал, шипя на горящие поленья.

– Только много ее лучше не пить. Коварная зараза, как эти русские гады. Заманили вглубь своей России, деревни свои поразорили, жрать скоро будет нечего,– ворчал второй артиллерист, обгрызая куриную ногу.– Чтобы эту дрянь пить, привычка нужна и закуска хорошая. Сами-то русские пьют ее литрами. Им для аппетита каждый день по чарке выдают. Жрут в три горла, повоюй-ка вот с ними,– продолжал он ворчать и, отшвырнув в сторону кость, отхватил здоровенный кусок мяса палашом. К костру подошел командир батареи, лейтенант и, принюхавшись, спросил: – Не содрав шкуру жарите, идиоты?

– Так, когда ее было обдирать, мсье лейтенант?– вскочил со своего места рядовой Жан.– Присаживайтесь с нами, мсье. Отведайте солдатской пищи.

– Налей-ка вина мсье лейтенанту, Жан. Устал пади за день. Наши-то два орудия русские то ли утащили, то ли разобрали на части. Очень, наверное, мсье капитан недоволен.

– Недоволен,– вздохнул лейтенант.– Да он зол, как тысяча чертей. Эти-то ворвались в мундирах зеленых и в две секунды забили стволы, какой-то гадостью. Такая дрянь липкая и черная вроде дегтя, только погуще. Ну, ничем ее потом из стволов не выковырять.

– А вы, мсье лейтенант, где были, когда эти русские в зеленом на батарею ворвались?– поинтересовался Жан, наливая лейтенанту водки полную кружку.

– Контузило меня, сзади чем-то, шарахнуло по затылку, у лафета лежал и только круги перед глазами разноцветные видел. Слышал, правда, все хорошо. Один гад там все орал.– «Бистро, бистро, гудронь». Наверное, ругал за нерасторопность, а потом мне опять как дали по голове банником и тут уж я и слышать ничего уже не мог. Очнулся, смотрю, плохо дело. Из стволов пушечных, гадость эта чернеет, а прислуга орудийная с животами вспоротыми лежит. Там, сям…– лейтенант потряс головой и залпом опрокинул в себя кружку водки. Дошло до него, что вино очень крепкое, когда уже проглотил половину содержимого и, дернувшись, оторвался от посудины, уставившись на нее глазами полными слез.

– Это русская водка, мсье. Пейте смело,– Жан сунул в руку лейтенанта кусок курицы и тот принялся жевать мясо, размазывая слезы по лицу рукавом.– Дьявол, как они такое могут пить?

А через десять минут галдеж у костра возобновился с новой силой. Громче всех орал лейтенант пьяный вдрызг.

– Я ему хрясь по роже, а он мне хрясь по затылку, а я ему хрясь… Наливай, Жан, там вроде еще плещется,– лейтенант схватился за бутыль и потянул ее к себе. Зажатая между колен у рядового бутыль выскальзывала из потной ладони, и лейтенант потянулся к ней второй рукой, но равновесие не удержав, чуть не свалился в костер и подхваченный артиллеристами был усажен на свое место. Водки ему налили и даже кусок прокопченного и почти сырого мяса сунули в протянутую руку.

Лейтенант высосал очередную порцию водки и принялся яростно грызть сырую свинину, урча от усердия.

– Вот видишь, нормальные мужики, сейчас морды начнут друг другу чистить.– Сергей отвернулся от костра и ткнул пальцем в сторону шатра маршальского.– Нам туда вроде. Поговорим о спасении души с твоим тезкой? Кем он там был, пока маршальский жезл у себя в ранце не обнаружил?

– Из крестьян Герцог. Наполеон будто издевается над родовитыми вельможами. Раздавая титулы, налево и направо безродным людям – из самого низа. А как быстро привыкают, просто поразительно и, спесь свежеиспеченных герцогов и князей, на порядок выше спеси князей и герцогов наследных. Вот уж действительно «Аристократия помойки». Замысел Бонапарта понятен. Эти люди пойдут с ним до конца, потому что им есть что терять. Теперь. И этим они обязаны лично ему.