Читать книгу Смутные времена. Книга 2 - Николай Захаров - Страница 3

Пятый день дивизии группы армий "Центр" топтались на рубеже Покровка – Сторожевое – Ржавец. Десятого июля немцы предприняли очередное наступление. Получив подкрепление накануне ночью и в 5.00 на рассвете, после получасовой артподготовки, дивизия "Лейбштандарт" форсировав речушку Псел силами 1-го и 2-го гренадерских полков, захватила на северном берегу плацдарм. И 1-ый танковый саперный батальон принялся наводить понтонную переправу, для прохода танков и в течение двух часов им это удалось осуществить в трех местах под прикрытием артдивизионов – 1-го зенитного и 1-го же реактивного. Через наведенные переправы первыми двинулся полк САУ /самоходно-артиллерийские установки/, и успешно преодолев речушку, прикрыл переправу танков, которые в количестве двух танковых полков, устремились следом, под огнем русской артиллерии и бомбами русской авиации.

Русские применили какие-то хитрые бомбы, которые буквально высыпали на танки в количествах невероятных.

В результате танковые полки несли невосполнимые потери, сумев переправить к 16.00, только половину техники, но и этого количества в 90-та единиц оказалось достаточно, чтобы прорваться сквозь оборону мотострелков и десантников. Шестая гвардейская, мотострелковая бригада и девятая воздушнодесантная дивизия, легли под гусеницы "Тигров" и "Пантер", задержав их продвижение еще на три часа, что позволило командованию подтянуть резервы с Центрального фронта и остановить дальнейшее продвижение немцев на новом рубеже юго-западнее Прохоровки. "Лейбштандарт" зарылся в землю и службы тыла всю ночь пополняли израсходованные боевой техникой боезапас и горючее. Одиннадцатого июля обе стороны пытались переломить ситуацию в свою пользу, но в результате линия фронта осталась неизменной и брошенная в бой пятая гвардейская армия, ценой колоссальных потерь, закрепилась на новых рубежах, вгрызаясь в землю. Русская пехота оказалась немецким танкам не по зубам, даже в наспех отрытых окопчиках для стрельбы лежа и пару десятков "Тигров" уныло догорали на поле боя, которое пока еще не названо "Танковым", но через день станет навсегда именоваться именно так.

Получив отпор и потеряв двадцать процентов техники, немцы отказались от наступления и так же сели в оборону.

Танки Панцерваффен спешно зарывались, прячась от русской артиллерии и авиации. Но кто-то там, наверху, у русских, принял решение срочно бросить пятую гвардейскую, устоявшую и зарывшуюся, в очередную контратаку… Очевидно, желая, помешать немцам укрепиться. И русская пехота послушно поднялась и под бодрые крики политруков,– "За Родину, за Сталина!!!"– поперла на пулеметы… Стволы пулеметов на немецких танках раскалились добела, отражая эту лихую атаку и будущее "Танковое" поле превратилось в огромное кладбище…

Немецкие танкисты-пулеметчики не успевали менять ленты и экипажи задыхались от пороховых газов, с которыми не успевала справляться система вентиляции, недостаточно продуманная немецкими инженерами-конструкторами. Откуда им было знать, что пулеметам придется вести огонь непрерывно в течение часа, опустошая коробки, рассчитанные и заготовленные на несколько дней наступления? К вечеру одиннадцатого июля, у пятой гвардейской уже некого было поднимать в атаки, а у немцев кончились боеприпасы… Василевский Александр Михайлович. – Маршал СССР. Вот имя человека, который отдавал эти "гениальные" приказы и благодаря которому дивизии "Лейбштандарт" и "Тотен Копф" осталась без боеприпасов. И бедным немецким ЧМОшникам пришлось всю ночь их срочно доукомплектовывать практически до ста процентов. А это только снарядов двести пятьдесят ящиков. Не выспались немецкие тыловики в ночь на 12-ое и вымотались смертельно. Экипажи танков тоже с этой доукомплектовкой всю ночь не смыкали глаз и по этой причине несколько утратили свои боевые качества и бодрость духа. Об этих днях столько снято фильмов, написано книг художественных и мемуаров, что противопоставив этому морю лжи правду, получим в сравнении каплю. Историки Советские и затем, подхватив эстафету, Российские, лгут на голубом глазу, впадая в крайности. А народ смотрит на телеэкраны с "киноопупеями" восьмидесятых годов и привычно восхищается великими полководцами, с чугунными затылками и квадратными подбородками. Правда потерялась за лживыми сводками Совинформбюро, лживыми отчетами о потерях, лживыми реляциями о победах. Сколько легло русских солдатиков на этих полях с недозревшей рожью, под Прохоровкой? Даже этого мы не знаем до сих пор. Бездарно проведенное контрнаступление, закончившееся разгромом шести полнокровных армий одной немецкой, вошло в историю Великой Отечественной войны, благодаря усилиям тысяч лжецов с генеральскими и маршальскими звездами на погонах, как пример стратегического превосходства и мощи Советских войск над фашистскими. Вот правда. А есть еще другая правда. Солдатская память. Они – выжившие ветераны ее помнят и плюются, когда на экранах политрук Клочков кричит надрывно.– "Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва",– перед тем как схватить с бруствера противотанковую гранату с корявой ручкой и, не выдергивая чеку, швырнуть ее под гусеницы Т-34-ой, замаскированной киношниками под "Тигра". Очевидно, артист устал от дублей и заколебался вынимать и вставлять чеку в муляж. И когда маршал Жуков, по-отечески заботясь о курсантах военного училища поднятых по тревоге, просит их продержаться пару суток с винтовками против танков, пообещав снабдить их шинелями, то женщины в кинозалах всхлипывают, а потом курсантики с песней выбивают фашистов из деревни. Лихо с посвистом, чтобы лечь всем училищем под немецкие танки. А на КП за этим наблюдает командир полка и смахивает суровую командирскую слезу. Седина в висках, немигающий взгляд героя, все как полагается. Занавес. Кто пишет эти сценарии? А консультирует кто?

А вот правда из воспоминаний ветеранов…

"В то же время части 95-й гв. сд, несмотря на кардинально изменившуюся обстановку в пользу врага, отражая усиливающиеся атаки, продолжали выполнять приказ армии – наступали в южном и юго-западном направлениях. Но теперь цель изменилась: контратаки проводились не на плацдарм, а по флангам прорывавшейся вдоль северного берега Псёла боевой группы противника, в попытках остановить ее продвижение. Эсэсовцы понимали логику командования 95-й гв. сд и лишь только стрелковые цепи подымались в атаку, разворачивали против них танки. Как вспоминали очевидцы того боя, это было ужасное зрелище. Экипажи вражеских машин в упор расстреливали наступающую и беззащитную пехоту из пушек и пулеметов.

Стойкость гвардейцев раздражала противника, экипажи танков свирепели. Оставшиеся в живых ветераны рассказывали, что танки по нескольку раз буквально утюжили гусеницами окопы. Заметив щель стрелка, танки наезжали на нее и крутили «пятаки», стремясь закопать бойца".

Офицеры штаба м.д. «Мертвая голова», описывая ситуацию, сложившуюся утром в полосе дивизии, отмечали, что русские безоглядно посылали на ее позиции огромные массы пехоты без сопровождения танков с целью раздавить плацдарм. Участники того боя вспоминали, что это выглядело и ужасно, и странно. Когда твои позиции атакуют волнами сразу несколько сотен вооруженных людей, надо иметь крепкие нервы, чтобы не дрогнуть и не побежать назад. В тоже время атака пехоты, без должной огневой поддержки, на подготовленный к обороне рубеж моторизованной дивизии выглядит не выполнением боевой задачи, а самоубийством. Так считал наш противник, и надо признать – его оценки вполне справедливы.

Гвардейские полки наступали побатальонно, но наступлением это назвать было трудно. Связи батальонов с артчастями не было, поэтому подавить огневые точки перед атакой не удалось, как и не было сопровождения стрелковых цепей огнем. Лишь только роты, развернувшись, начинали движение, артиллерия неприятеля открывала ураганный огонь, нередко к этому подключалась и авиация. Пробежав несколько десятков метров, пехота залегала; лишь огонь затихал – цепи опять поднимались, и так несколько раз. Затем, когда полк с большим трудом преодолевал 300–400 м, противник предпринимал контратаку танками, боевые порядки батальонов рассыпались, стрелки наспех занимали свободные траншеи и воронки, а там, где их не было, пытались окапываться и приступали к отражению контратаки. Когда же танки отходили – пехота поднималась, и все повторялось вновь.

В 11.00 перед наступающим 1-м стрелковым батальоном вышли 17 танков противника, которые прямой наводкой начали вести огонь по боевым порядкам.

1-й сб сошел с южных скатов выс. 236.7 и повел наступление на выс. 226.6. В результате ожесточенного огня пехота залегла.

В 13.00 из района х. Веселого вышло 20 танков, которые курсировали по переднему краю, ведя непрерывно огонь по подразделениям и по восточным скатам выс. 226.6, затем вышло еще до 20 танков, которые оказывали сильное огневое сопротивление продвигающимся подразделениям".

Вскоре началась новая сильная атака эсэсовцев, в ходе которой все, что батальоны подполковника B.C. Накаидзе с таким трудом отвоевали, было оставлено врагу, а полк – рассечен на несколько частей. Какой смысл класть людей под танки без должной огневой поддержки, понять трудно. Но так было, и довольно часто. Наш противник знал эту особенность советского командования и пользовался ею, нанося советским войскам существенный урон.

«Первые дни в бою не многие способны были преодолеть в себе состояние шока. Командирам в стрелковой цепи стоило немалого труда поднять таких в атаку, и нередко на поле боя можно было наблюдать картину, как командир роты, бегая вдоль цепи, поднимает каждого ударом каблука в зад. Подняв одного, бежит к следующему, и пока поднимает того, предыдущий снова ложится – убитый или с испугу. Понятно, что долго бегать под огнем не мог и ротный, который также скоро выбывал из строя. Когда до основания выбивали полки и батальоны, дивизию отводили в тыл на переформирование, а уцелевших командиров представляли к наградам – за непреклонность в выполнении приказа: была такая наградная формула. За тем, чтобы никто не возражал против явной фронтовой бессмыслицы, бдительно следили не только вышестоящие командиры, но также политорганы, уполномоченные особых отделов, военные трибуналы и прокуратура. Приказ командира – закон для подчиненных, а на строгость начальника в армии жаловаться запрещалось». "Засекреченная Курская битва". Замулин Валерий Николаевич. Это цитаты из его книги. Появляются историки, которые пытаются, скинув идеологические шоры, осветить исторические события беспристрастно и объективно. Замулин В Н один из них. И с ним нельзя не согласиться, когда он пишет о подвиге русских солдат и предательстве генералов. Русский Ваня в гимнастерке красноармейской, и в комбинезоне танкиста, умирал под траками немецких танков и заживо сгорал в своих, чтобы остановить ценой жизни врага. Он был малограмотен в своей массе, скор и прост на слово. Грешен и смертен.

Одиннадцатое июля 1943-го года для экипажей огнеметных танков началось уже привычно рано, с первыми лучами солнца. Разбудили ухающие удары взрывов, пробивающиеся даже через шумоглушение, которое все же не было абсолютным и особенно при прямых попаданиях ощущалось экипажами. Немецкая разведка работала отлично, в том числе и авиа. С утра уже над позициями 40-ой армии висел авиакорректировщик – Fw-189, называемый попросту "рама" и зенитчики дивизионные с чувством матерились, понимая насколько трудно достать этого фрица, на предельной высоте. "Рама" выписывала восьмерки не долго, очевидно, заканчивалась фотопленка, делала прощальный круг и уходила на юг. А через полчаса появлялись Юнкерсы и Мессершмидты. Эти проносились с воем и высыпали на позиции армии очередную порцию бомб. Не забывали пройтись и по паре танков, которые особенно и не прятались, с удовольствием сбивая особенно настырных.

– Вениамин, а "раму" эту гадскую слабо зацепить?– поинтересовался Силиверстович, рассматривая окрестности в мониторе. Несколько видеокамер, осуществляли визуальное сканирование местности, позволяя экипажу ориентироваться на рубежах, своевременно выбирая наиболее перспективные. Кроме обычного изображения, камеры давали увеличенное, причем вплоть до расползания его по экрану в мутное пятно. Вот и сейчас Силиверстович поймал корректировщика камерой слежения и, увеличив изображение, увидел четко лицо пилота за прозрачным плексигласом.

– Расстояние – 7-м тысяч 500 метров до мерзавца. Зевает, рано подняли, не выспался.

– А действительно, чего мы на них внимания не обращаем?– обрадовался Вениамин, возможности пострелять и принялся вводить в систему огня поправки. Щелкнув по клавиатуре, увеличил мощность и нажал на пуск. Короткий импульс тут же вырвался из ствола зенитной "Оспы", и через мгновение конструкция Fw-189 перестала напоминать "раму", разлетевшись на несколько более простых и геометрически не совсем законченных.

– Великовата мощность, убавь,– Силиверстович сочувственно рассматривал, кружащиеся высоко в небе останки "рамы", разлетающиеся по инерции и срывающиеся в штопор.– Пилоты выскочить не успели.

– А не хрен,– равнодушно скользнул взглядом по монитору Вениамин.

– Ты не прав. Они конечно дурачки, но многие поумнеют. Пару раз петух жареный клюнет и в глазах мудрость проклевывается.

– Ну, извини, Силиверстович. Виноват. Убавляю,– Вениамин отрегулировал мощность в сторону понижения и полез в холодильник за сухим пайком.– Чай, кофе?

– Чай, Вень,– Силиверстович одел шлемофон и вызвал Петра Павловича.– Палыч, как там вы?

– Доброе утро, нормально. Через час меняем позицию. Тут по архивным данным в квадрате по нашей координатной сетке А18 – Е77, немчура сосредотачивает бронированный кулак. Предлагаю рассеять. Группа называется "КЕМПФ"

Ее Манштэйн придерживал как НЗ резерва. Стратегический, последний. С юга перебросили фрицы пару дивизий и танковый отдельный корпус. Всего порядка трехсот танков и для нашего командования это "сюрпрайз".

Помноженный на отсутствие опыта войны с применение мехкорпусов, а также на наше российское разгильдяйство, шапкозакидательство и авось, можем получить "пеньки горелые", о которых предупреждал Михаил. Судя по силуэтам, половина техники из последних достижений Рейха в танкостроении. "Тигры", "Тигры-II", "Пантеры" и "Фердинанды". Монстры весом до 70-ти тонн. Завтракаем и выдвигаемся, поклон от Леонидовича.

– Ато к нам на чай…– предложил Силиверстович.

– За обедом пересечемся. Не соскучились пока,– рассмеялся Петр Павлович.– Отмашку дам на минутную готовность. Возвращаемся на рубеж Лаптево – правее пятьсот. Ориентиров там, к сожалению, не осталось, пустыня. Разве что горелая техника временно может быть принята в качестве таковых, но ремонтники у немцев работают как черти. Тащат с поля все подряд. И свою сгоревшую и нашу. Молодцы.

Танки снялись с позиции ровно через час и, переместившись к месту где когда-то стояла деревенька Лаптево, сместились вправо от этой точки метров на пятьсот по линии фронта. Наблюдение визуальное ничего не дало. Группа "КЕМПФ" в указанном квадрате или еще не появлялась, или замаскировалась на столько искусно, что тщательный осмотр местности не приносил результатов. В сторону фронта двигались объекты в основном безобидные и не представляющие для экипажей интереса. Пара грузовиков с полевыми кухнями, маневрируя между воронками, проследовали в этом направлении, а следом протарахтел мотоциклист-связной. В светлое время суток на этом участке было довольно оживленно. Командование немцев считало его своим оперативным тылом и если не очень глубоким, то достаточно удаленным и не представляющим интереса для русской авиации. Крупные войсковые подразделения перемещались туда и обратно, пересекая этот участок в ночное время, а в дневное здесь можно было увидеть только вот такие объекты никому особенно не интересные.

– Ну и где эта "КЕМПФ"?– Петр Павлович внимательно осматривал дальние подступы.

– А что там в архивах?– Федор Леонидович оторвался от перископа.

– А там расплывчато. Источников несколько и имеется разноголосица. Как обычно. Однако есть один любопытный документик. Рапорт некого штандартенфюрера Йогана Кирхенбрунера. Он в этом рапорте, который по сути объяснительная, оправдывается. Вот взгляните.– Петр Павлович вывел текст документа на дисплей.

– Занятно,– ознакомился Федор Леонидович с содержанием.– Выходит он единственный кто остался жив с экипажем после того как русские атаковали их группу и сожгли ее. Спасло его то обстоятельство, что у его танка случилась поломка и экипаж, устраняя ее, отстал от колонны ночью, а потом не смог ее догнать и остановился в километре от основной массы. Оттуда и наблюдал за событиями. Пишет, что начало русской атаки он не видел и может свидетельствовать только, когда группа уже горела. Дрых, наверное, и взрывы разбудили. Понятно в общем-то – ночь выдалась тяжелая у штандартенфюрера. И где эта группа может быть?

– Возможно, что замаскировалась за железнодорожной насыпью. Силуэт танка, даже "Тигра" вполне может закрыть дорога. Прикопались, прикрылись сверху маскировочными сетками, веточками припорошились и ждут. Ночью рванут дальше и с марша в бой 12-го. Вот и будет встречный бой. Только там на "Танковом поле" будет тогда немцев больше чем наших. Раздавят. Один ведь к трем расклад был накануне. И это при преимуществе немцев в противотанковых средствах. Василевского правильно Иосиф Виссарионович 13-го снял с кураторов. А у Ватутина нет видения полной оперативной обстановки. Впрочем, и у Василевского его тоже не было. Вот и положат завтра шесть армий на этом поле. И будут топтаться потом целый месяц пока выдавят немчуру на исходные от 5-го июля. Да и то не их это заслуга, а соседних фронтов, начавших наступления. Немцы отошли, опасаясь "котла" под Харьковом.

А если эта группа еще появится у них, то операция "Цитадель" вполне может быть завтра завершена. В результате получим шесть разбитых советских армий и пару попавших в окружение. Центральный фронт получит удар с двух сторон и вынужден будет Рокоссовский либо воевать на два фронта, либо отходить, оставляя рубежи, на восток… спешно. Резервный фронт Конева – это не фронт. Его уже ободрали как липку. Обе пятые армии – это его армии. Раскатают немцы Конева, порвут как Тузик грелку. Засылаем срочно шпиона – "Трояна". Где этот воробышек?

– Сейчас вызову,– Федор Леонидович набрал код вызова и открыл люк. Воробей впорхнул через несколько секунд, уселся ему на плечо и зачирикал, бойко вертя головкой.

– По вашему приказанию прибыл.

– Молодец, шустрый. Как там тебя Михаил окрестил?

– "Троян"– Хрюша, товарищ майор,– представился воробей.

– Слушай боевую задачу, Хрюша. Ну и имечко Михаил тебе придумал. Мог бы что-нибудь поделикатнее выбрать.

Ну, да ладно, чего уж теперь. Летишь вон в том направлении и обследуешь квадрат А18 – Е77. Необходимо обнаружить танки Вермахта. Как понял?

– Понял. Разрешите приступить к выполнению задания?– Хрюша замер, поблескивая бусинками видеокамер.

– Выполняй.

– Есть,– "Троян" выпорхнул из люка.

– Смотри-ка, Леонидович, да там целая колонна ползет. Оборзели немцы. Средь бела дня в таких количествах перемещаются.– Петр Павлович разглядывал на мониторе двигающуюся в сторону фронта автоколонну, состоящую в основном из легковых авто. Грузовых было всего две. Впереди и сзади колонны, а вот легковых семь. Перед грузовиком пылили еще три мотоцикла с колясками.

– Шишки решили выехать в войска. Неужели сам Манштэйн сподобился?– Петр Павлович увеличил изображение и принялся разглядывать лица пассажиров в легковушках.

– Не-е-е-т. Это в основном гражданские. В форме только водители за рулем. Журналисты что ли? А может какие-нибудь наблюдатели от Лиги наций или красного креста с полумесяцем?– терялся он в догадках.– Ладно, пусть ползут. В грузовиках охрана надо полагать? Во втором мерседесе, правда военные и двое в какой-то странной форме. Это не немцы. Из их союзников кто-то,– Петр Павлович, ввел изображение в память компьютера и включил идентификатор.

Полученные результаты его озадачили.

– Леонидович, вы не поверите – это японцы. Союзники, конечно, по Оси, но здесь-то им что нужно?

– На экскурсию может пожаловали? Консул какой-нибудь. Гитлер же все мечтал втянуть их в войну на Дальнем Востоке, а они все не решались. Демонстрирует им успехи германского оружия. Так нужно понимать, скорее всего,– высказал Академик предположение.– Читал я что-то о подобном посещении этих мест вот такой делегацией японской. Там и журналисты были, но в основном военные атташе при странах сателлитах. Италии, Румынии, Венгрии. Один из них что-то там такое вспоминал. Как же его звали-то этого японца? Кажется, если память мне не изменяет, Кендзи. Подполковник или полковник. Очень впечатлительным оказался и описывал вот эти места весьма мрачно. Ему сообщили, что тут применено Германией новое оружие, те самые "сверх бомбы" и японец очень восторгался результатами.

– Восторгался? Гад еще тот видать. Может вмазать по колонне пару раз?

– Вмазать? Как-то не совсем это хорошо. Они все же не воевать сюда приехали. Полюбопытствовать. Ну, так и Бог с ними. Результат-то противоположный получится от демонстрации. "Русских даже таким оружием не победить" – вот ведь какой вывод сделал этот Кендзи. И именно это мнение и донес до руководства Японии. Так что зря немцы его сюда везут. А вот если мы "вмажем", то правительство страны "Восходящего Солнца" мнение это не узнает.

– Жаль. Ну что же, пусть живет полковник и докладывает начальству,– Петр Павлович с сожалением убрал палец с кнопки пуска.

– Да ты не огорчайся, Павлович, голубчик. Сейчас Хрюша прилетит и будет у тебя возможность сегодня пострелять,– улыбнулся Федор Леонидович виновато, как обычно.

– Ну что ты, Леонидович, вроде как извиняешься за этого япошку? А насчет "пострелять"… Настрелялся я за последние сутки на всю жизнь вперед. У меня уж и ненависти нет ни к немцам, ни тем более к их союзникам. Марионетки бездумные, что с них взять? Сегодня эту группу ликвидируем и домой. Миссия наша на этом заканчивается. Михаил считает, что вмешиваться в дальнейшие события не стоит. Я с ним согласен.

– Последний день мы здесь? А где же сам Михаил?

– Где-то в Германии, В Баварии. "Лежбище" нынешнее ворошит с Сергеем. Обещал до 12-го управиться. Скорее всего вместе и вернемся в одно время в Москву.

– Сообщить следует Вениамину с Силиверстовичем о наших планах,– Федор Леонидович связался с соседями.

– Силиверстович, Вениамин, слушайте последние известия. Павлович объявляет сегодняшний день последним в этом временном периоде. Считает, что группа "КЕМПФ" – последняя наша цель. Уничтожаем и домой в Москву.

– Ну и ладно,– проворчал Силиверстович недовольно в ответ.

– Особое мнение имеешь, Силиверстович?– Петр Павлович подключился к разговору.

– Да какое там мнение? Вам виднее. Только как же Прохоровка?

– Наша Прохоровка сегодня состоится. Группу эту ликвидируем и Прохоровка не состоится в том виде, как ее видит Манштэйн. А уж если наши стратеги с маршальскими звездами там все равно облажались, так Иосиф Виссарионович хоть еще бы нашел возможность им тысячу другую танков подогнать, так не в коня корм. Правильно выходит он их гонял, как вшивых по бане. Там ведь под Прохоровкой тройное превосходство у наших в танках. Немцы их как в тире перестреляли и чуть имеющимися силами, даже без вот этой группы "КЕМПФ", свою задачу по "Цитадели" не выполнили. Еле остановили. Гусеницы немецких танков в трупах завязли. Пехоты столько легло, что руки чешутся не в немцев стрелять, а ворваться на командный пункт Воронежского фронта и сжечь там их всех. Если это сделать сегодня, то контрнаступление идиотское некому будет начинать. Команду некому отдать будет. Пехота зароется в землю и без танков Ротмистрова дивизии эти эсэсовские, потрепанные изрядно за предыдущую неделю, остановит. А эти недоумки, отдали приказ наступать и положили в чистом поле сотню тысяч наших ребят. Скоты золотопогонные. Что это? А похоже как на начало войны в 41-ом. Там тоже бездумно швыряли под танки пехоту, а танки тысячами бросали на дорогах с боезапасом и даже с полными баками горючки. Кто отдавал приказы? Вот эти же и отдавали. Тогда они во главе всей армии Красной были, всю и подставляли. А сейчас командуют фронтами и подставляют в масштабах меньших. Но похоже как,– Петр Павлович в расстройстве чувств стукнул кулаком по броне.

– Значит, считаете, что задачу мы свою выполнили?– отвлек его от мрачных мыслей, вопросом Вениамин.

– Михаил так считает. Я с ним согласился.

– А они как же?

– У них своя задача, в Германии. Выполняют. Вернуться должны тоже сегодня. Все остальные вопросы к ним, Вень.

Я и сам не все до конца понимаю. Вернемся, расспросим обстоятельно.

– Зер гут,– согласился Вениамин.

– Язык осваиваешь?– засмеялся Петр Павлович.

– Ну, так пришлось, когда Леонидович с Силиверстовичем фрицев в плен взяли.

– Орлы,– усмехнулся Петр Павлович.– Ведь повезло, что этот Отто, или как там его – Эрнст сзади прикладом приложил. А если бы в лоб? Ведь убить могли. Правильно я разбил вашу сладкую парочку. Взрослые люди, деды можно сказать, а вели себя как два мальчишки. До сих пор не понимаю мотивов. Хорошо, что скрывать не стали ляпсус.

– Лопухнулись, вестимо,– признал его правоту Силиверстович.– Чего ждем?– Тут же перевел он разговор с неприятной темы.

– Результаты разведки ждем. "Троян" с позывным Хрюша сейчас вернется с координатами группы танковой и вперед. Перекур пока. Ждите команды.– Петр Павлович отключил связь и снова принялся внимательно осматривать дорожное полотно, по которому, по понятным причинам, движение не осуществлялось, но спрятать за ним армию танковую можно было вполне. Рядом с железнодорожной насыпью тянулась проселочная дорога и сейчас она на всем видимом протяжении была пуста.

"Троян" вернулся через полчаса и отчирикавшись, продемонстрировал видеозапись. Группа ударная, в количестве почти трехсот единиц новейших танков и самоходок, пряталась именно за железнодорожным полотном. Рассредоточившись на протяжении трех километров и использовав, как естественное укрытие, пролегающий рядом овраг, танки были тщательно замаскированы и просматривались на видео только с самого близкого расстояния. Метров с пятидесяти они уже были абсолютно не видны. Немцы демонстрировали профессионализм и в умении маскироваться.

– Ну что же. Заводи!– скомандовал Петр Павлович и хлопнул ладонью по кнопке "Старт". Два танка медленно двинулись на юго-запад, набирая скорость и разъезжаясь в стороны, увеличивая дистанцию между машинами.

– Вениамин, прямо 3-и километра, ваши ориентиры слева – А -образно стоящий столб электропередачи вправо до полутора километров. Остальное наше. Всех сжечь.

– Есть,– коротко ответил Вениамин, отмечая на карте указанные точки.

Через линию траншей пехоты 40-й армии проскочили на такой скорости, что там никто не успел ничего толком понять. Звонить, естественно, стали тотчас же по инстанциям и через несколько минут на КП армии уже знали о проследовавших в сторону немцев двух танках со звездами на броне и на скоростях сумасшедших.

– Это что еще за маневры?– командующий 40-ой армией генерал-лейтенант Кирилл Семенович Москаленко, выслушав доклад, немедленно связался со штабом фронта. Два танка не подчиняющиеся ему и находящиеся на левом фланге в качестве автономной группы и как наблюдателей от Ставки, а также в качестве якобы корректировщиков и свободных охотников, его несколько раздражали, но он пока вполне этим объяснением был удовлетворен. Однако вот такие кунштюки, средь бела дня продемонстрированные, он понимать отказывался и потребовал у командования фронтом объяснения. На его счастье к аппарату подошел представитель Ставки генерал Хрущев Н С, выслушал, всего трижды выматерившись и пообещал прояснить ситуацию. Командующий фронтом болтался где-то с маршалом Василевским по передовой, осуществляя рекогносцировку и Никите Сергеевичу связаться с ним не удалось. Брать на себя какие-то обязательства он не был расположен и поэтому посоветовал Москаленко: – Не лезь поперек батьки в пекло и панику не поднимать, раз это от Хозяина люди, то, значит, знают, что делают.

– Но как же так, товарищ Хрущев?– возмутился генерал-лейтенант.– Я тут командующий или хрен собачий?

– А хрен тебя знает кто ты там, товарищ Москаленко,– не полез в карман за словом Хрущев.– Тебе, что было приказано? Тебе было приказано передать 5-ой армии две дивизии. И где они? Почему не заняли до сих пор рубежи? Что ты себе позволяешь? Это приказ командования фронта. Ставки. Бонапартизмом страдаешь? Два танка у тебя через окопы сиганули и ты уже в панике, а две дивизии зажал. Где дивизии?– завелся Хрущев.– Под трибунал захотел? Немедленно распорядись. Благодари Бога, что здесь только я сейчас и душа у меня покладистая. В особом отделе на тебя уже материала накопилось впору под суд отдавать,– Хрущев хрястнул трубкой радиотелефона по рычагам и выматерился так затейливо, что молодой лейтенант-связист покраснел до корней волос.

А на другом конце не менее замысловато изъяснялся командующий 40-ой, которому было по-человечески обидно, что ему выговаривают как нашкодившему мальчишке, за то в чем он вины своей не чувствовал. Да – приказали устно еще позавчера, да – вчера письменно подтвердили, но конкретно не указали в какой район осуществлять передислокацию и не объяснили, как он будет защищать свой участок обороны, если дивизия "Мертвая голова", ударит ему во фланг. Туда, откуда и снимались эти дивизии. Он просил лишь уточнить, еще вчера дважды, а его по матушке… Москаленко вызвал комдивов и, объяснив им предварительно, в каких близких отношениях, он их командующий, находится с их ближайшими родственниками, а также с родственниками некоторых представителей Ставки, приказал им выдвигаться на новые рубежи. Комдивы возражать не стали, ответив, как положено, по уставу "Есть" и проинформировали подчиненных им командиров полков, примерно в тех же выражениях, но теперь упоминая исключительно их близких и дальних родственников, о предстоящей смене диспозиции. Приказ ушел, как положено, еще ниже и последними приняли эстафету сержанты – командиры отделений. У этих амбиций было поменьше и поэтому родственников своих подчиненных они поминали гораздо реже, может еще и потому что общаться им приходилось с подчиненными вживую. Представителю Ставки или командующему армией в этом смысле куда как проще. В глаза смотреть не нужно, вот язык и метет, удержу не зная. А попробуй-ка сказать эдакое же глядя человеку в глаза… Вот то-то же. Поэтому сержантский состав в Красной, а затем Советской армии вел себя гораздо корректней, чем все вышестоящие командиры и начальники вместе взятые, до Верховного включительно.

Изъяснялись, конечно, на русском разговорном, но исключительно в падежах не определенных и конкретного субъекта не затрагивающих.

– Слышал, ядрена мать?– орал сержант.– Выходи строиться. Форма одежды – раз – часы, трусы, противогаз,– и рядовой красноармеец, никаких негативных эмоций не испытывая, бежал в строй, прихватив разумеется не только перечисленные предметы экипировки, но и все что предписано боевым и строевым уставами…

На этом обсуждение происшествия чрезвычайного на передовой закончилось и, потом о нем никто не вспомнил даже в мемуарах. Ни командующий 40-ой армией, ни тем белее Никита Сергеевич Хрущев. Наверное, потому, что ни кому не дали по шее и звезды при этом не сорвали, вот и забылся казус произошедший. Ну, сорвались и ушли в сторону противника два танка… Может на разведку уехали? Последствий негативных не наступило в результате? Не наступило. Ну и хрен с ними. Ну а то, что на горизонте потом что-то взрывалось и гремело, так что земля тряслась, так это, наверняка, Сталинские соколы накрыли полевой склад боеприпасов.

Впрочем, версия эта была не так уж и далека от истины. Пару звеньев наших бомбардировщиков над этим местом действительно пролетало именно в это время, но возвращались они с задания и только успели мимолетно взглянуть на то, что происходило внизу. А взглянуть было на что. Группе "КЕМПФ", не ожидавшей нападения, да еще с двух сторон, в буквальном смысле сносило башни. Детонирующие внутри боекомплекты, не оставляли шансов никому. Ни экипажам, ни башням. Через полчаса на месте скрытно стоящей бронетехники красовалась, совершенно не заботящаяся о маскировке, огромная свалка металлолома. Если бы атташе в Венгрии подполковнику Кендзи показали это место на обратном пути, сообщив, что здесь порезвилась пара русских танков в течение тридцати минут, то этот впечатлительный японец порекомендовал бы своему правительству капитулировать во Второй Мировой еще тогда в 1943-ем. Но японца обратно везли совсем по другому маршруту и в своих воспоминаниях он не упоминает об этой свалке, к сожалению. А получилась грандиозная. Когда ее увидел лично Эрих фон Манштэйн, не поверивший и выехавший на место, то даже его проняло так, что он тут же вернувшись в свой штаб, набрался смелости и позвонил Фюреру. Доложив ему о возникших негативных обстоятельствах, Манштэйн высказал свое мнение, что операцию "Цитадель" необходимо свернуть и пока не поздно, выровняв фронт, перейти к позиционной войне, в которой немцы могли дать фору ордам большевиков. Воюющих не так как им завещал их гениальный земляк Суворов – умением, а исключительно числом. Фюрер выслушал доклад, не перебивая и буркнув довольно сдержанно:

– Я подумаю,– отключился. Фюреру только что его любимый, лечащий врач влепил очередную повышенную дозу амфетаминов с биодобавками из бычьей требухи и он, пребывая в эмпатии, не способен был воспринимать негатив. Ну а уж когда действие наркотиков прекратилось, то высказался в адрес Манштэйна так резко и обстоятельно, что, пожалуй, и Никита Сергеевич позавидовал бы некоторым словосочетаниям.

– Это не Фельдмаршал – это задница с ушами,– визжал Гитлер, отпихивая протянутую ему Мореллем очередную пилюлину.– Повесить публично перед Рейхстагом и не снимать, в назидание остальным генералам-предателям, в течение месяца,– надрывался Фюрер, плюясь и бегая вокруг стола. Ногу волочил при этом так, что пробежка эта нервная похожа была скорее на прыжки. Растрепавшаяся челка сползла на глаза, глаза травмированные вытаращились и в этот момент любая из карикатур Кукрыниксов, выглядела по сравнению с оригиналом гораздо благообразнее и ближе по сходству с оригиналом.

– В Дахау. Всех. Предатели, скоты, свиньи аристократические,– выл Рейхсканцлер, пиная здоровой ногой кресла.

– Мой Фюрер. Примите препарат. Это вам сейчас крайне необходимо,– похрюкивал в паузах между фразами Морелль и пытался сунуть пилюлю в открытый рот Гитлера.

– Убью! Уйди!– топал тот ногами и выплевывал таблетку на пол. Морелль, терпеливо доставал из флакона следующую и опять настойчиво совал ее ему в рот. Наконец ему это удалось. Фюрер проглотил лекарство скорее всего случайно и поняв, что по его гортани только что проползло что-то инородное, замер с выпученными глазами, соображая – хорошо это или нет. Морелль, воспользовавшись паузой, внезапно возникшей, захрюкал еще убедительнее, ласковее и настойчивее. В результате высоковельможный пациент, пришел наконец-то в себя и позволил сделать пару инъекций в зад и забросить горсть "чудо-таблеток" в рот, в дополнение к первой. Коктейль этот может и не очень оздоровил организм Фюрера, но спас Генерала-Фельдмаршала Манштэйна от немедленных репрессий.

Под воздействием очевидно амфетаминов Гитлер довольно покладисто, а главное быстро, подписал очередную директиву, предписывающую свернуть операцию "Цитадель". Всего день понадобилось ему на это и 13-го июля ее уже с радостью читали в штабах Групп Армий "Центр" и "Юг".

А два танка, устроившие переполох утром 11-го июля, обратно не вернулись и, инцидент этот забылся очевидцами уже на другой день. Его заслонили события более грандиозные и на фоне сотен сгоревших под Прохоровкой танков эти два потерялись и выпали из статистики, и хроники тех дней.