Читать книгу Чёрные короли. Убийца минотавров - Николай Зайцев - Страница 6

На этот раз я очнулся, когда перестал плавно покачиваться, и кто-то подо мной резко дернулся и ругнулся незлобно. Сон как рукой сняло. Даже икнул от неожиданности. Открыл глаза: вокруг деревья огромные, сквозь кроны солнце пробивается. Насыщенная зелень, играя всеми оттенками, поражала. Посмотрел вниз и увидел кудлатую голову – сидел, выходит на батькиных плечах. Схватил его за кудри черные, потянул. Тпру, родимый. Куда мы направляемся? И что это? Я подрос? Хиленькие кулачки цепко сжимали отцовские вихры.

– Не балуй! На вот тебе свистульку, Егорка. Смастерил, пока шли. Мамке не говори, что чуть не зашиблись с тобой.

Я восхищенно вертел в руках короткую палочку. Свистулька? Мне? Да я всю жизнь мечтал о такой свистульке. Батенька, родненький – не удержался и чмокнул его в затылок – пахнуло прелым сеном. Потом довольный солнечным днем, приветливым лесом, где жили одни зайчики, я сунул свистульку в рот и засвистел. Как здорово жить в сказке и осознавать, что у тебя такой батяня. Ни у кого нет! А у меня есть. Я радостно засмеялся, и кудрявый мужичок искренне поддержал.

Веселье продолжалось недолго.

Кусты рядом с деревом зашевелились, ветки затрещали, листья, дрогнув, стали опадать. Сквозь бурелом продиралось чудище невиданное и точно хотело нас съесть, потому что зайчики проворно убежали, прячась в высокой траве, а мы нет – батяня замер истуканом. Я обмер и обмочился, обрывая трель. Папаня снова незлобно выругался:

– Гулять мне на твоей свадьбе.

Из кустов, поправляя юбку, вышла мамка. Пухлая, круглая, красивая. Белая кофточка на ней трескалась, облегая пышные телеса. Из-под платка выбилась темно-русая прядь длинных волос. Я счастливо засмеялся. Мамка улыбнулась мне в ответ, поправила белый с красными цветками платок, подхватила с тропинки большую корзину, и как ни в чем не бывало, продолжила с батяней разговор:

– У Хора-то дом лучше, чем у нас.

– Так отцовский! Его поколениями строили.

Мать словно не слышала, продолжая упоенно:

– И крыша ладная – нигде не течет, и стены на зависть – нигде не поддувает. А печка какая? Как затопит, жарища три дня стоит! Так и ходишь вся мокрая! Даже одеваться не хочется.

– Так уж и три дня, – огрызнулся батяня.

– Ну, два! Нет, три! Точно тебе говорю. Там печь всем печам на зависть, не то что у нас.

– Да переложу я печь. Будет тебе жара.

– И не дымила никогда! А наша дымит постоянно. Вся одежда в саже. Егорку бы пожалел – ходит чумазый, и я такая же рядом с ним!

– Так мойтесь, – огрызнулся батяня.

– Так кто бы хороший колодец выкопал!

– Так я выкопал!

– А воды-то в нем нет.

– Есть, как нет! – изумился батяня.

– Пять ведер и пересыхает! У других-то по десять, а у Хора так и не пересыхает никогда. Дивный колодец. Не то что у нас.

– Да дался тебе этот колодец!

Родители замолчали, некоторое время брели по лесной тропинке в тишине, потом мамка что-то вспомнила:

– А какая у Хора корова! Я один раз ее доила! Столько молока, куда там нашей.

– Так наша – это отцовская. Ты тогда крик подняла, чтоб нам корова досталась. Я бы по весне новую пригнал, молодую. Глядишь, больше бы давала молока.

– Ага. Ты бы пригнал!

– И когда это ты у Хора корову доила? – спросил батяня и остановился. Мамка прошла мимо него.

– Когда, когда. Когда надо, тогда и доила. Давно было.

– Что-то не говорила мне ничего, – насупился отец. – Когда давно-то?

– Да давно. Лучше скажи, где малина твоя? Все ноги уже истоптала – конца края не видно дороги. Долго еще идти? Далеко в лес забрели, по темноте будем возвращаться.

– Да я как лучше хотел, чтоб малины побольше, чтоб мы полежали в лесу – пташек послушали, а Егорка побегал по травке нехоженой.

– Ишь, чего надумал – полежать. Дома что ли не належался? А ну как Егорка убежит? Или змея укусит?!

– Ма-лина! – сказал я и чуть не выронил свистульку из рук, пораженный в самое сердце. Слово-то какое важное. Весомое. Я покатал его во рту, и уже увереннее сказал:

– Малина, – и замер, потому что увидел пораженных родителей своих. Батяня голову вывернул, пытаясь меня разглядеть. Хотел в глаз его свистулькой ткнуть, но передумал, так как мамку услышал. Она первой рот закрыла, а потом снова открыла и разочаровано протянула:

– Я думала, у него первым словом, как у всех детей, «мама» будет, а тут «малина».

– Хорошо, что не Хор, – весело отозвался батяня.

– Хор, – подумав, сказал я. Хотел «Прохор» сказать, но получилось сокращенно. Отец рассмеялся.

– Ну вот и заговорил, – насупилась маманя.

– Погоди, мать. Не заметишь, как в дружину отдадим, а там и внуки пойдут. Сюда идите. Срежем.

– В дружину?! – изумилась мамка. – Не отдам! Пускай на печи дома сидит.

– Ага. Удержишь его, – батяня похлопал меня по маленькой ножке, я брыкнул. Мы оба засмеялись. Потом я увидел огромные заросли с красными ягодами и радостно закричал:

– Малина! – указывая направление свистулькой.

– Вот и пришли, – устало сказал батяня, опуская меня в густую траву. На голую коленку сразу прыгнул кузнечик. Зря он так сделал. Поймал, разорвал на две половинки и побежал мамке показывать. Та не оценила. Запричитала и хотела схватить, но я ловко увернулся, нырнув под руки, и побежал дальше, к малине.

– Ловкий, чертенок. Не по годам развит, – пробормотал батяня в след, – весь в меня, – добавил он и я обернулся, помахать отцу свистулькой, и увидел, как мужчина вдруг замер, пригибаясь, к чему-то прислушиваясь. Лицо его сразу посерело и даже кудряшки на бороде принялись распрямляться, теряя былые завитки. Движения стали какими-то плавными, чужими, неестественными – так он точно никогда не двигался. Я влетел в заросли малины и сразу запутался в больших ветках, листьях, уперся в сухие палки стволов, скользнул к земле, пополз низко пригибаясь. Ага, вот здесь пройти можно. Теперь сюда юркнуть. Какая-то птичка ямку вырыла, для меня, наверное, старалась. Полна яма листьев. Надо зарыться. Спрятаться лучше, так все зайчики делают, значит и я должен. Я еще раз обернулся в сторону родителей и прилег в ямку, сворачиваясь калачиком, зарываясь в жухлую листву с головой, нагреб сверху горкой, то что надо получилось.

– Егорка? – неуверенно позвала меня мамка, потеряв моментально из вида, – ты где? Выходи, а то выпорю! Куда спрятался, говорю?! Выходи, а то хуже будет!

– Тише, мать! – зашипел батяня.

– Что «тише»? – еще громче прежнего заголосила мамка. – Ищи давай Егорку! Небось, змея уже сыночка моего родненького утащила. Ишь, «тише» мне он говорит. Умник нашелся!

– То и тише. Беду накличешь! Замолкни, говорю.

– Да я сама – беда!

– Беги!!! – вдруг истошно закричал батяня, а сам резко развернулся спиной к нам, желая непреодолимой преградой стать на пути неизвестного. Вытащил нож из-за пояса. Руки в стороны развел, мир желая обнять.

– Куда это бежать-то? – промямлила мамка, пятясь неуверенно. – Куда бежать-то?

Я смотрел на батяню расширенными от ужаса глазами. Вот он пригнулся, заводил ножом в разные стороны, ожидая принять на клинок невидимого врага. И вдруг резко свистнуло, земля дрогнула, порыв ветра качнул кроны деревья, и отец исчез с поляны, унесенным вихрем. Я зажмурился. Не может такого быть. Злая сказка! И лес злой! И зайчики. Вот сейчас открою глаза, и все вернется на места свои.

– Ой, мама, – громко прошептала мамка и от ее хриплого голоса волосы на голове зашевелились, становясь дыбом.

Я открыл глаза. Мамка никуда не побежала. Тяжело опустилась на колени, заваливаясь на бок. Белая кофта ее на груди становилась красной. Пятно набухало, разливаясь, и увеличиваясь в размере.

Земля гулко затряслась, завибрировала, больно отдаваясь в ухе, словно стадо лошадей проскакало. Листья малины задрожали. Где же батяня? Куда исчез? Не вовремя-то как. Сейчас бы его нож пригодился. Я зажмурился изо всех сил, сжимая веки и морща нос, зная, что это точно поможет и все обойдется – проверено, не раз помогало в трудную минуту. Должно и в этот раз сработать.

Не помогло.

Не сработало.

Тяжелое тело обрушилось в кустарник малины, падая совсем рядом. Я открыл глаза и изумленно пискнул. Совсем рядом лежала маманя. Без платка. Волосы растрепаны. Изо рта струйка красная стекает, наверное, малины объелась. Глаза, неестественные уже, стали стекленеть, потухать. Вдруг зрачки остановились, и мамка заморгала, возвращаясь к жизни, меня в ямке увидев. Тяжело глотнула, тихо шепча:

– Не высовывайся. К Хору беги, как стемнеет. Он твой…

Я зажал уши ладошками, не желая дальше ничего слышать. Мамка охнула, переворачиваясь, и, неожиданно проворно, поползла, подальше от меня.

Далеко у нее уползти не получилось. Земля в очередной раз дрогнула, мамку резко подхватил порыв ветра и зашвырнул в кроны дерева. Я сжал покрепче свистульку, боясь пошевелиться. От порыва ветра листочки надо мной заколыхались. Сверху упала малина. Большая ягода скатилась мне под руку, и я замер, боясь ее раздавить.

Земля содрогнулась от резкого удара. Я дернулся в ямке. Рядом кто-то находился. Чудовище, расправившееся с родителями, шумно дышало, принюхиваясь. По кустарнику провели рукой. Крупные резные листья заколыхались, а сорванная, сбитая под мощным порывом малина полетела в разные стороны. Одна из ягод больно ударила по голове. Сердце остановилось. Я хотел закричать, но не мог. Отчаянный вопль застрял в груди. Я хотел закрыть глаза и не видеть происходящего ужаса, но забыл со страха, как это делается. Все тело одеревенело. Совсем рядом я увидел огромное копыто. Выкрашенное в неестественный яркий синий цвет с тремя золотыми черточками по краю, оно замерло в опасной близости от лица так, что я чувствовал смрад, исходящий от него. Секунда такой близости длилась вечность. За это время я успел разглядеть жесткие волоски над копытом, торчащие во все стороны. Земля резко просела под тяжестью чудовища и резко пружинила, принимая в себя толчок. Копыто исчезло.

Я бы подумал, что и не было его никогда, не видя отчетливый след прямо перед лицом. Глубокий. Страшный. Он безжалостно раздавил малину, и теперь она медленно сползала по глинистой стенке.

Дикий рев потряс воздух. Утробный, сильный, властный – это был крик победителя. С деревьев шумно сорвалась стайка маленьких птиц. Тревожно щебеча, они резко закружились, поднимаясь высоко в голубое небо, и моментально превратились в черные точки.

Жаль, что я так не мог.