Читать книгу Пляжный батальон, невыдуманные истории и ненаучная фантастика - Нил Овадда - Страница 6

Эта история произошла уже лично со мною. Она началась почти так же, как и первая. Катаясь на горных лыжах на Кавказе, я познакомился с приятной супружеской парой из Свердловска Аней и Олегом, с которыми мы жили в одной гостинице.

Ребята были примерно на десять лет моложе меня, но у нас быстро нашлись общие интересы. Они увлекались бардовской песней и очень интересовались моими рассказами о бардах 60-х годов, которых я лично знал. Интересовались они, конечно, и записями песен этих бардов.

Вскоре выяснилось, что мы летим обратно одним рейсом (они летели через Москву) и что у них самолет в Свердловск только на следующий день. Правда, проблемы, где остановиться в Москве, у них не было, но по прилете мы провели полдня в моей квартире. Они могли не только насладиться уникальными записями, которые у меня были, но и записать себе несколько лучших пленок. У меня тогда стояли два магнитофона, и можно было слушать и копировать записи одновременно. Так что они поздно вечером увезли хорошее пополнение своей коллекции песен Якушевой, Визбора, Городницкого.

В разговорах выяснилось, что у них (как и у Лембергов в первой истории) есть своя трехкомнатная квартира и они живут там одни. Поскольку по тем временам это была редчайшая ситуация, все празднования их туристско-песенной компании проходили у них. При этом ни одна встреча не проходила без песен. Особенно они подчеркивали, что новогоднюю ночь всегда проводят у них, и вкусно рассказывали о том, как они начинают праздновать еще в девять вечера 31-го, а расходятся только вечером 1-го. И, конечно, они горячо и искренне приглашали меня приехать к ним как-нибудь на пару дней.

Все это было мне очень близко по духу, но шансов попасть в Свердловск у меня практически не было – организации, куда меня заносило в командировки несколько раз в год, были в других городах. Тем не менее, их домашний телефон я взял и обещал при случае заехать. Телефон я, конечно, положил в домашнюю телефонную книгу и, в общем-то, об этой истории забыл. А зря.

Чаще всего я ездил в те годы в командировки в Иркутск. Там жил мой друг и коллега Эдик. И вот, буквально в конце того года, когда в феврале мы познакомились с Аней и Олегом, меня призвали оппонентом на какую-то защиту в Иркутск. Защита была назначена на 28 декабря. Поскольку я понимал, что после защиты без существенных возлияний не обойдется, я решил, что 29-го я после этого высплюсь, потом поговорю с Эдиком о делах научных и ненаучных, а полечу назад 30-го декабря утром. Самолет был очень удобным. Он вылетал из Иркутска в 5 утра по Москве (в 10 по местному времени) и прилетал в Домодедово с промежуточной посадкой в Омске где-то в 12 дня. Таким образом, у меня оставалось еще время сделать дома кое-какие дела и днем 31-го отправиться в Избу.

Про Избу можно было бы написать много. Это была, действительно, деревенская изба недалеко от станции Морозки по Савеловской дороге. Мы снимали эту избу на всю зиму, поскольку хозяева жили в Москве, и это был наш клуб с ноября по март. В ноябре мы приезжали первый раз, снимали с чердака спальные мешки, старую одежду, старые лыжи, миски и кастрюли, и, что самое главное, составные части двух—ярусных нар. Мы собирали нары, и Изба была готова к нашим набегам каждый уикенд. В Избе мы праздновали все праздники, а также дни рождения, который приходились на этот период.

К рассказываемой истории Изба имеет самое прямое отношение. Как всегда, мы собирались встречать Новый Год в Избе. Это, поверь мне, во много раз лучше, чем сидеть где-нибудь в гостях и начинать бороться со сном где-то часа в четыре ночи, с нетерпением ожидая, когда наступит 6 часов, заработает транспорт, и можно будет ехать домой.

В Избе ехать никуда было не нужно – спальный мешок лежит на нарах. Но спать мы редко ложились раньше семи—восьми утра— слишком много было развлечений. Мы пели под гитару, ходили в гости в соседнюю компанию, катались на санках по обледенелой улице, возвращались в избу, чтобы выпить горячего глинтвейна, и снова шли кататься, петь – словом наслаждаться жизнью. Иногда мы ближе к полуночи уходили в лес (он был рядом), разжигали костер и под звон новогодних курантов из транзисторного приемника выпивали по кружке шампанского прямо среди заснеженных елей. А потом уже шли есть и пить дальше в Избу.

Я так подробно описал прелести новогодней ночи в Избе, чтобы было понятно, во- первых, почему я стремился назад в столицу, хотя можно было отпраздновать и в Иркутске, а во-вторых, чтобы было понятны мои мучения в конце истории.

Итак, я собирался прилететь из Иркутска 30-го днем и утром 31-го ехать в Избу. Да, я собирался прилететь 30-го, но… Когда я приехал в иркутский аэропорт, я застал там невеселую картину. Он был буквально забит народом. Аэропорт был старый, и сидячих мест в маленьком зале было совсем мало. А самолеты не летали – из-за тумана аэропорт был закрыт. О том, чтобы найти сидячее место, нечего было и мечтать. Даже удобные места, чтобы стоять, прислонившись к стенке, все были заняты. Я кое-как пристроился где-то в углу. Мой рейс откладывался до 8 часов Москвы. Потом его отложили еще на три часа, потом – на четыре. Его все время откладывали на такой небольшой срок, что съездить в город было невозможно.

Ситуация была мучительная. На улице сильный мороз и туманный влажный воздух буквально обжигают лицо. Не погуляешь. А в зале ожидания – теснота, духота, вонь. И не уедешь хотя бы пообедать – могут мгновенно объявить посадку и отправить рейс. Словом, ситуация была мерзейшая.

Где-то вечером нас все-таки отпустили. Отложили рейс до девять утра следующего дня. Поехал назад к Эдику – отдохнуть после мучительного стояния в душном зале около 10 часов и прийти в себя.

Утром я собирался снова ехать в аэропорт. Мудрый Эдик посоветовал мне, если ситуация будет продолжаться в том же духе, не мучиться, а сдать билет и вернуться к нему. У них тоже собиралась компания встречать Новый Год и можно было неплохо провести время. Я взял этот вариант на заметку и отправился в аэропорт.

Ситуация в аэропорту слегка изменилась. Мой рейс долго не объявляли, но где-то ближе к одиннадцати все-таки объявили задержку до двух дня. Я решил, что подожду до этого срока и, если, снова объявят задержку, сдам билет и встречу Новый Год в Иркутске. Конечно, делать мне это очень не хотелось, поскольку я рвался в Избу.

Поначалу казалось, что Судьба все-таки идет мне навстречу. Не в два часа, а ближе к трем объявили посадку на мой рейс. Я занялся арифметикой и посчитал, что по московскому времени я могу оказаться в Домодедово где-то в пять вечера (при благоприятном стечении обстоятельств). А значит, мог успеть забежать домой, переодеться и ехать в Избу часам к девяти вечера. Это было совсем не так плохо, и я взбодрился.

Но события развивались очень медленно. Пассажиры нашего рейса собрались у выхода на летное поле (никаких посадочных труб в этом заштатном аэропорту, конечно, не было) и стояли без движения почти час. Что там происходило у летчиков и диспетчеров, мы не знали. Но стояли. Все хотели на Новый Год попасть домой. А шанс все еще был.

Наконец, нас выпустили на поле и повели к самолету. Все это происходило ужасно медленно. Потом мы расселись по местам, и бортпроводницы начали нас пересчитывать. Делали они это несколько раз – что-то у них там не сходилось. А время шло.

Где-то в половине пятого мы, наконец, взлетели. Все вздохнули с облегчением. По Москве еще не было двенадцати дня, так что все рассчитывали попасть домой задолго до боя курантов. У меня, правда, положение было хуже. Но я все еще, непрерывно рассчитывая и пересчитывая часы, надеялся попасть в Избу до заветной полуночи.

Полет проходил спокойно, и примерно через три часа нас ждала короткая посадка (плановая, по расписанию) в Омске. И тут нас ждал новый удар. Еще в самолете нам объявили, что дальше мы сегодня не полетим – не принимает Москва. Нас всех прямо от трапа отвезут в гостиницу. Так и произошло.

Гостиница оказалась бараком в паре сотен метров от здания аэропорта. Тусклые лампочки в коридоре, тусклая без абажура лампочка под потолком номера. В номере две железные кровати, какие стоят в солдатских казармах, грязный безо всякой скатерти, или клеенки стол и один (хотя номер на двоих) стул.

Мрачнее не придумаешь. Моим «сокамерником» оказался мрачный сибиряк из лесорубов, который непрерывно грязно ругался и все жалел, что не захватил бутылку водки. На двери в конце коридора с надписью «Буфет» висел огромный замок, поэтому рассчитывать достать хоть какого-нибудь алкоголя для встречи предстоящего праздника не приходилось.

Я с тоской пытался читать книгу (я, как всегда, летал с сумкой, поэтому у меня все было с собой), но лампочка под потолком была настольно тусклой, что я скоро это дело бросил, боясь испортить глаза. Лег на постель поверх солдатского одеяла и ругал себя за то, что не сдал билет утром и не вернулся к Эдику. Впрочем, как я пытался рассказать выше, в иркутском аэропорту все складывалось так, что казалось – вот-вот мы нормально улетим, и все утрясется. Утряслось, но вот таким образом.

Пока я предавался этим грустным размышлениям, в коридоре послышался какой-то шум. Постепенно стало возможным различить выкрики «Где тут с московского рейса? Выходите, Москва открылась, рейс вылетает!».

Из номеров выскакивали люди, на ходу одеваясь, и спешно запрыгивали в автобус (тот, который привез нас в гостиницу), стоявший у входа. Нас привезли к трапу, и мы снова разместились на своих местах в салоне самолета. Самолет на удивление быстро взлетел.

Было где-то около пяти вечера по Москве. От Омска до Москвы три часа лета. Я вновь погрузился в вычисления и понял, что заехать домой, а потом ехать в Избу я уже не успеваю. Но мне пришло в голову, что, в сущности говоря, ехать домой мне совсем и не обязательно. Вся туристская и футбольная одежда была у меня (как и у большинства) в избе. А, прилетев в Домодедово где-то около восьми, я вполне могу добраться до Савеловского вокзала к десяти (метро там тогда еще не было), попасть, если повезет, на какую-нибудь электричку в десять тридцать и успеть (час езды от Савеловского вокзала и полчаса ходу от станции) к бою курантов и новогодним тостам. Вся эта перспектива меня очень вдохновила, и я предался радужным мечтам.

Вернул меня к реальной жизни голос командира корабля. Оказалось, что Москва опять закрылась, и мы садимся в Свердловске.

В Свердловске наш рейс садиться не был должен, поэтому никакой гостиницы для нас предусмотрено не было. Нас просто отвели в зал ожидания. А по хриплому радио удалось разобрать, что наш рейс задерживается до семи утра Москвы.

Обстановка оказалась много хуже, чем в Омске. Там хоть была кровать и возможность поспать в тепле. Здесь же – большой почти пустой зал ожидания с тусклыми лампочками под потолком. Жесткие неудобные кресла. И, самое главное, сильный сквозняк – выход на летное поле и к транспорту в город были, естественно, в противоположных стенах зала и закрывались неплотно. Поэтому по всему залу гулял пронизывающий ветерок – на улице-то было где-то около 20 градусов мороза!

Да, это была та еще обстановка! Заснуть трудно потому, что жестко, неудобно, а, главное, холодно. Читать трудно, поскольку темно. И голодно – я ведь не ел с утра. Я подошел к небольшому мрачному буфету. Удалось взять стакан похожего на помои кофе с молоком и бутерброд с засохшим куском сыра. Больше в буфете ничего не было. Об алкоголе, который бы сейчас очень не помешал, чтобы согреться, не было и речи. Пока пил свой кофе, слышал, как трое подвыпивших грузин грязными словами ругают продавщицу. Продавщица, вероятно, от обиды и расстройства, закрыла буфет и ушла. Больше источников пищи в аэропорту не было.

Вот тут и наступает момент, ради которого написан этот рассказ. Ведь в сорока минутах езды от этого мерзкого холодного и темного залы находилась квартира моих знакомых. Тех самых горнолыжников и любителей бардовской песни. В сорока минутах! Я даже вспомнил, как они говорили, что к ним легко добираться, поскольку в двух шагах от их дома находится кольцо троллейбуса, идущего в Толмачево (так называется аэропорт в Свердловске).

Представляете? Было где-то около десяти вечера по местному времени. Мне предстояла долгая и мучительная ночь. А в сорока минутах – просторная квартира, веселая молодежная компания, в которой мне были бы рады, шампанское, музыка, наконец, просто тепло и еда, которых мне так не хватало. Компания, где я мог бы прекрасно встретить Новый Год и интересно провести ночь. Чего же не хватало?

Все того же жалкого кусочка информации. Пяти цифр телефона Ани и Олега. Ибо, конечно, я этого телефона не знал и с собой у меня его не было – он лежал в междугородней записной книжки возле телефона в моей квартире. Я не планировал оказаться в Свердловске, а потому о том, чтобы взять его с собой, даже и не подумал.

Пять цифр! И вон, у выхода из зала несколько телефонов-автоматов. От нечего делать я смотрел на людей, который стояли, ожидая своей очереди, входили в кабинки, выходили… Ах, если бы я знал эти пять цифр! Но я их не знал.

И я провел мучительную ночь, то впадая в дремоту, то просыпаясь от холода. Прошел Новый Год по свердловскому времени. Потом прошел Новый Год и по московскому времени, а я то сидел в полудремоте, съежившись и ожидая медленно приближавшегося утра, то вставал и ходил по залу, чтобы хоть немного согреться.

Конец поездки обошелся без дальнейших приключений. Нас вовремя позвали на посадку, посадили в самолет, и через примерно три часа мы благополучно приземлились в Домодедово. Не заезжая домой, я поехал прямо в Избу и попал туда где-то после обеда. Так что вечер первого января и даже футбол второго я имел.

Но воспоминание об ужасной длинной и холодной ночи в полутемном зале ожидания в сорока минутах от всех соблазнов вечеринки у моих знакомых, куда я не мог попасть из-за незнания несчастных пяти цифр, осталось надолго.

Вот вам и цена информации.

Нил Овадда Из серии «Невыдуманные истории»