Читать книгу Пляжный батальон, невыдуманные истории и ненаучная фантастика - Нил Овадда - Страница 7

В 60-е годы автору этих строк судьба подарила возможность побывать в экспедициях в нескольких местах, где, как тогда было принято говорить, происходили чудеса космической эры. Одним из этих мест был Капустин Яр – полигон, где проводились пуски ракет, в том числе, геофизических и метеорологических. Несколько случаев, которые произошли со мною в этих экспедициях и стали темой приводимых ниже рассказов.

Пьяница поневоле

Моя первая экспедиция в Капустин Яр была в июне 1959 года. Я участвовал в пусках геофизических ракет, поднимавшихся до высоты около 200 км. Научные приборы устанавливались в специальном продолговатом контейнере длиной около двух метров, который, в свою очередь, помещался в устройстве в виде трубы, укрепленной на боковой поверхности ракеты. В полете приборный контейнер отстреливался и отлетал от ракеты на некоторое расстояние. Таким образом, измерения проводились в чистой атмосфере. Потом контейнер опускался на землю на парашюте. Последующие поиски этого парашюта и деление (честное) найденных сокровищ (сама парашютная ткань, капроновые стропы, различные металлические детали) между участниками экспедиции могли бы стать темой отдельной истории, но… «вернемся к нашим баранам».

Итак, обстановка: жаркий июньский день в степи. Идет подготовка к пуску. Ракета лежит на лотке, который еще не поднят. Труба, в которую устанавливается контейнер, находится в горизонтальном положении относительно недалеко от земли. Специалисты возятся с контейнером, проводя последние операции и тщательно протирая его спиртом – ведь измерения масс-спектрометрами и манометрами требуют идеальной вакуумной чистоты.

И вдруг кто-то обращает внимание на то, что легкий ветерок бросил горстку пыли в трубу, которой предстоит в ближайшие минуты принять драгоценный контейнер. Вот тебе и вакуумная чистота! Что же делать? Военные торопят – скорее вставляйте контейнер в трубу, поскольку надо поднимать лоток (то есть, ставить ракету вертикально). Но как же быть с вакуумной чистотой? Появляется идея – кто-то не слишком полный должен залезть в трубу и срочно обработать ее спиртом. Этим «кем-то» оказываюсь я, как самый молодой и достаточно худой.

Труба имеет диаметр около метра и открыта только с одной стороны. С другой стороны – стенка. Я залезаю головой вперед в трубу, лежа на спине. На живот мне ставят большую плошку со спиртом и дают в руки много белой батистовой ткани. Я продвигаюсь внутрь трубы до упора и начинаю, макая тряпочку в плошку, тщательно протирать стенки трубы. Дело движется медленно, поскольку труба узкая, и двигаться в ней трудно, а сделать я все по причине молодости стараюсь хорошо.

На улице, напомню, июньская жара – безоблачное небо и жгучее Солнце. Сначала мне работа казалась несколько утомительной. Однако постепенно я обнаружил, что мне не так уж и плохо. И настроение хорошее, и даже хочется петь. Впрочем, петь в трубе не получилось – акустика не та. Но работу я постепенно довел до конца. Во-первых, плошка опустела, а, во-вторых, я дополз до открытого конца трубы. Мне в этот момент показалось, что труба слегка покачивается. Я даже с некоторым удивлением подумал, что про меня забыли, а ракету вместе со мною в трубе поднимают в стартовую позицию. Я даже подумал, не улететь бы в космос. До полета Гагарина было еще два года. Но голоса других участников экспедиции слышались поблизости, и я успокоился. Я начал радостно вылезать из трубы, хотел легко спрыгнуть на землю, но… почему-то упал. И, вообще, почувствовал себя как-то странно. Срочно хотелось чего-нибудь съесть.

Вероятно, все уже поняли, что случилось. При такой жаре спирт испаряется очень быстро. А я еще старательно размазывал его по внутренней поверхности трубы. Естественно, он весь перешел в парообразное состояние и этим самым паром я и дышал около двадцати минут. По оценкам окружающих я принял таким образом в себя без закуски не меньше ста граммов чистого спирта. А я в те времена водки вообще не пил. Не удивительно, что мне стало, как говорится, слегка не по себе, а, говоря попросту, я был пьян. Но, наука требует жертв.

Иголка в стоге сена

В 1960 году со мной в Капустином Яре произошел еще один случай, о котором стоит рассказать. Тем более, что тем, что произошло, я в определенной мере горжусь.

Чтобы было понятно, что произошло, необходимо пояснить, что пуски геофизических ракет проводились на так называемой четвертой площадке. Примерно в двадцати километрах от четвертой площадки была вторая площадка, где ракет не пускали, но были гостиница, столовая и техничка. В последней, собственно, и шла подготовка научных контейнеров к будущим пускам. Пропускная система на полигоне была очень строгой. Приехав в городок, вы получали пропуск в комендатуре, а уезжая сдавали и получали разовое разрешение на выход. Пропуск представлял собой картонный квадрат с соответствующими надписями и значками, дающими владельцу право попадания на те, или иные объекты (площадки).

Мы с моим давним соратником по турпоходам и помощником по работе Сергеем жили (как и все участники нашей экспедиции) на второй площадке. Она представляла собой несколько построек, стоящих в голой степи, и была формально обнесена колючей проволокой. Но только формально, ибо в проволоке этой была дыра, через которую можно было свободно выбраться в степь. Мы с Сережей любили туда выбираться и бродить, обсуждая наши (тогда весьма грандиозные) планы будущих экспериментов, наши дела туристские и даже читая стихи. Выпивка, или другие развлечения в гостинице, нас не очень вдохновляли.

Экспедиция подходила к концу. На научном контейнере стоял первый экземпляр нашего прибора, который по нашим наполеоновским планам должен был в корне изменить всю проблему изучения химических реакций в ионосфере. И вот, работа закончена, контейнер увезен на четвертую площадку. Пуск состоится ночью, и мы где-то вечером должны ехать туда вместе с остальными. А пока мы только что пообедали и счастливые и полные мечтаний выбираемся через знакомую дырку в проволоке и идем через степь прямиком, обсуждая наши планы.

А планы у нас прекрасные. Мы попали «в обойму» участников ракетных пусков и мечтаем о новой экспедиции. Но это – осенью. А завтра утром мы садимся в поезд (у нас уже есть билеты) и возвращаемся в Москву. И еще через день уезжаем в поход на Саяны с группой студентов, которая у нас сложилась за прошедшие полгода. Как говорил поэт, «планов громадье». И мы молоды. Не удивительно, что мы безумно счастливы.