Читать книгу Когда пересекаются орбиты - Нила Кинд - Страница 3

Я снова натянул шорты, пошёл готовить завтрак. Пожарил яичницу, сделал бутерброды, кофе, как она любит, поставил всё на поднос и отнёс ей на кровать, понимал, что сидеть ей больно, так что пока буду кормить мою девочку с подноса.

– Спасибо, – пробормотала она. Я видел, что она не ожидала от меня такой предупредительности, была этим тронута. – Вы так и не сказали, как вас зовут…

– Потому что ты так и не сказала мне «ты».

Она покраснела, так мило, так по-детски, взмахнула своими длиннющими ресницами.

– Как… тебя зовут? – с небольшой остановкой всё-таки выговорила она. А я вдруг понял, что совершил очередную ошибку. Это «тебя» сделало её такой невозможно близкой и дорогой мне, что я испугался. Мне нельзя иметь привязанности. Не с моей долбаной жизнью.

– Я передумал, говори мне лучше, как раньше, «вы». И… я тебя сегодня отвезу в другое место.

Она тут же принялась дрожать, в глазах мгновенно набухли слёзы и покатились по её нежным щекам.

– Вы хотите отдать меня им?

Она уже отделила меня от них. Уже не сказала «вашим друзьям».

– Нет, – медленно произнёс я, понимая, что всё глубже погружаюсь в зыбучий песок, имя которому Виталина. – Им я тебя не отдам.

В её глазах зародилось что-то, не до конца мне понятное, но очень тревожно-сладкое, погладило моё сердце, поцеловало его. Поцеловало… Я поймал себя на мысли, что ещё ни разу не попробовал вкус её нежно-розовых губ. Меня обожгло раскаяние, что вместо этого я тыкался в них своим членом, сжимая грубо и больно. Чёрт, что происходит со мной? Что делает со мной эта фея, такая страстная и такая отважная… Её лицо вдруг приблизилось ко мне, губы, о которых я только что думал, оказались совсем близко от моих: она смущённо-вопросительно смотрела в мои глаза и ждала, ждала, что я её поцелую… «Не делай этого», – предостережение прозвучало неубедительно, я не послушал его, наклонился, помедлил мгновение, осторожно коснулся их – мягких, влажных, сладких, способных вызывать забвение… На ощупь, не отрываясь от них, отставил поднос в сторону, вобрал в себя её губы, облизывая и прикусывая, словно мне подсунули лакомство. Не заметил, что руками уже распутал полотенце и ласкаю её грудь, потом мои ладони заскользили по всему её гладкому телу. Как мог я причинить боль этому волшебному созданию?.. Как мог вести себя как грубое животное?.. И что мне теперь делать с незнакомыми мне чувствами?..

Я оторвался от её губ, перенёс поцелуи на шею, грудь, сосочки, живот, внутреннюю сторону бёдер, повернул её, целовал её попку, спину, руки, снова вернулся к лицу и губам, её сердечко трепыхалось, моё – бухало тяжело и гулко. Я опять ласкал её трепетный клитор, доведя до оргазма, ещё раз и ещё… Она отплатила мне неземным блаженством – целуя меня в ответ нежно и страстно, и, расстегнув мои шорты, так же везде.

– Ты не сказал, как тебя зовут… – у неё едва хватило сил, чтобы прошептать это. Мы предавались ласкам, наверное, несколько часов подряд. Впервые я не имел кого-то, а ласкал…

– Зови меня Стэн.

Это было моё детдомовское прозвище, я уже не помнил, как оно у меня появилось. Помню только, что мы придумывали себе истории своих жизней, мечтали о мамочках-папочках, с которыми нас разлучили злые дяди-тёти… Почему именно Стэн? Откуда я взял это имя? Совершенно не помню, но оно приклеилось ко мне. На самом деле меня, как и многих подкидышей, чьи мамочки даже не позаботились о том, чтобы оставить при младенце записку с именем, назвали незамысловато – Иваном. Но я не был похож на доброго Ваню. Я был хладнокровным, сильным, жёстким – Стэном.

– Стэн… Мне кажется, я в тебя влюбилась, – тихо сказала Вита. – Я почти простила тебя за то, как ты вёл себя сначала.

Я ошеломлённо молчал. Потом выговорил с трудом, стараясь сосредоточиться на «внешнем», а не на внутреннем содержании её признания:

– Что значит «почти»? Тут ведь не может быть двух вариантов: или влюбилась, или не простила.

Она подумала, ответила серьёзно:

– Могут быть оба варианта. Влюбилась, но, пока остаётся боль, остаётся обида…

Я вспомнил, что давно не смазывал её ранку.

– Давай скорее лечить твою боль…

В голове клубился туман, звуки расплывались, руки чуть подрагивали – «влюбилась». Нельзя в меня влюбляться, малышка… И мне нельзя… Но, кажется, со мной это тоже уже случилось…

Я смазал её, стараясь никак не реагировать на возбуждение, которое вызывают у неё мои прикосновения, в этот раз надел ей трусики. Помог надеть юбочку и сам натянул на неё топик.

– Никогда больше так не одевайся.

– Как? – растерялась она.

– Как доступная девочка, – нашёл я замену слову «шлюшка». – Тем более если собираешься идти куда-то вечером.

– Больше не буду, – с готовностью согласилась она. Я был тронут её послушанием. Ужасно хотелось снова до самозабвения целоваться с ней, но нельзя-нельзя-нельзя! Надо скорее убрать её с моих глаз подальше. Подальше от моего члена. И как можно дальше от моего сердца.

У меня брутальный и практичный «мерин», Mercedes G-Klasse, «кубик» цвета чёрный металлик с белым кожаным салоном. Вита уже побывала в нём вчера и теперь села в него с опаской и какой-то потерянностью.

– Сначала едем в полицию, в отделение, к которому относится твой адрес, пишешь заявление об утере паспорта.

– Хорошо, – покорно кивнула она.

– Потом к тебе домой, берёшь вещи на две недели.

Она снова кивнула.

– Потом едем дальше… – я не стал уточнять, куда.

Первый пункт она выполнила без меня. Второй – я проводил её до квартиры, велел из одежды взять только юбки и блузки как можно более скромные и одеться тоже поскромнее, она удивилась, но выяснять, почему да зачем, не стала. Пока ждал, внимательно разглядывал из окна подъезда двор. Никого из «посторонних» не заметил, да сегодня им было бы не до того, чтобы караулить беглянку, тем более что пока это дело на мне. К тому же я знал, что сегодня новый «обоз», из которого сбежала Вита, отправляли в Стамбул, при каждой девушке должен был быть «муж», для этого задействовали всех свободных парней.

Она вышла с небольшой дорожной сумкой, одетая в белую шифоновую юбку до середины икры и белую блузку с коротким рукавом, но под горлышко. Тяжёлые длинные волосы перевязаны белой лентой. Ангелочек… Я одобрительно кивнул, забрал у неё сумку. Передавая её мне, она прислонилась к моей руке тыльной стороной ладони, словно бы случайно, но я-то видел, что нет. Намеренно коснулась, ласково и грустно.

«Нельзя-нельзя-нельзя!!» – застучало в моей голове набатом.

Мы снова сели в машину, я погнал автомобиль прочь из Москвы. По дороге в салоне связи купил Вите телефон с двумя симками. Сказал, что на один номер буду звонить только я, чтобы она не пользовалась им для других звонков. С другого номера она позвонила родителям и предупредила, что потеряла старый телефон. Чем дальше мы отъезжали от МКАДа, тем печальнее она становилась. Я поглядывал на неё искоса, но ничего не говорил, понимая, откуда взялась её печаль. Вместо этого спросил:

– Тебе удобно сидеть? Не очень больно? А то можно откинуть кресло, будешь полулежать. – Перед глазами немедленно возникло её нежное лоно, да так ярко, что пришлось резко притормозить, постоять сколько-то минут на обочине с аварийкой, приходя в себя, мысленно уговаривая член утихомириться.

– Что с тобой? Что-то случилось? – волновалась Вита, близко наклоняясь ко мне, озабоченно заглядывая в глаза.

– Случилась в моей жизни ты, – тихо ответил я. Она порозовела от удовольствия. Я же был в шоке. Как такое возможно – меньше суток назад я насиловал её, грубо, жёстко, забрал у неё девственность, порвал её, теперь же я для неё тот, кому она призналась в любви, а мне она настолько дорога, что спирает дыхание.

– Тогда зачем ты так далеко увозишь меня от себя? – жалобно спросила она.

– Потому что мне поручено тебя искать и я не должен тебя найти, а это возможно только, если тебя не будет в Москве. За пару недель всё утихомирится. – У меня совсем не было в этом уверенности, но я не мог пугать её неизвестностью.

– И мы сможем быть вместе? – обрадовалась Вита.

– Вита… мы никогда не сможем быть вместе. Чем раньше ты примешь этот факт, тем будет лучше для тебя. Мы вращаемся на разных орбитах. Случайное пересечение слишком дорого тебе обошлось. И мне.

– А тебе почему? – из её глаз скатывались крупные слёзы, мне хотелось слизывать их языком с её бархатистых щёчек.

Я не ответил, снова завёл машину, до конца пути мы ехали молча. Я привёз её в Переславль-Залесский, поселил в гостинице для паломниц при женском монастыре. Когда-то, жутко много лет назад, а точнее двадцать три, в этот монастырь ушла бывшая заведующая нашего детдома. Я пару раз её тут навещал. Она была моим единственным близким человеком. Отмаливала мои грехи…

– Мы ведь увидимся? Ты же сам заберёшь меня через две недели? – Вита была бледна, смотрела с такой тоской, что сердце разрывалось. Проще было пообещать, что я и сделал. Даже отважился поцеловать её на прощание, легко, по касательной, сославшись на то, что мы всё-таки на территории монастыря.

– Вита, это твоя банковская карта, – я вложил в её ладошку пластиковый прямоугольник, она сделала протестующее движение, но я с силой сжал её пальцы, – не вздумай спорить, берёшь, и всё. ПИН – день и месяц твоего рождения.

Она изумлённо вскинула глаза.

– Да, судьба у этой карты быть твоей, – улыбнулся я. – Сам удивился, когда увидел дату в той справке, что тебе выдали в полиции. Ты пока расположись в своём номере, а мне нужно навестить тут одного человека.

– В женском монастыре? – Вита опять смотрела на меня в изумлении.

– Я недолго.

Вита поверила, послушно развернулась, ушла внутрь двухэтажного деревянного здания, расположенного прямо во дворе монастыря. Я же спросил у одной из встреченных монахинь, где могу найти матушку Евфимию.

Она была в своём «кабинете», что-то подсчитывала на деревянных бухгалтерских счётах, ловко двигая костяшки. Не сразу меня заметила. Я сколько-то мгновений стоял в дверях, любовался ею, она была вся такая уютная, от неё всегда веяло добром, мы всем детдомом горевали, когда она «сдала свой пост». Мне было десять. И уже было понятно, что из всех возможных дорожек я выберу самую кривую… Она сколько могла и сколько успела в меня вложить, столько вложила. Пожалуй, всё то хорошее, чему я в себе мог удивляться, было её «наследством». И было оно в отношении меня как заставка с предупреждением о вреде курения перед крутым мочиловом: я – хладнокровный жестокий ублюдок, зато не ругаюсь матом и, кстати, действительно не курю, правда, не из-за опасений о вреде здоровью, а потому что курение – это тоже привязанность, которых я избегаю…

– Ванечка? – она наконец подняла глаза и, поменяв очки с «близи» на «даль», узнала меня. Она единственная, кто называет меня по имени. – Вот радость-то! Ванечка, – она встала из-за стола, двинулась мне навстречу, мы обнялись, она меня перекрестила. Внимательно-внимательно посмотрела в мои глаза, вздохнула, всё в них прочитав. Расспрашивать ни о чём не стала. Опять будет класть за меня земные поклоны…

– Я привёз к вам девушку на две недели, зовут Вита, поживёт в вашей гостинице, – сказал я.

– Ванечка, наконец-то в твоём сердце я вижу любовь.

– Да, не буду скрывать, она мне дорога. Так дорога, что лучше бы вы убедили её держаться от меня подальше, у меня самого вряд ли получится…

– Так, может, задумаешься, для чего вам ваша встреча подарена, да выводы правильные сделаешь?

Я лишь вздохнул. Мы немножко поговорили, она рассказала, кто ещё из бывших воспитанников её навещает. Но между собой мы знаем – я её любимчик. Потому что всегда был самый «трудный», иногда меня посещает мысль, уж не ради ли спасения моей тёмной души заперла она себя в стенах монастыря, не её ли молитвами до сих пор жив…

Я уехал, не попрощавшись с Витой. Не доверял себе. Решил, позвоню ей, когда отъеду настолько далеко, что физическая связь между нами ослабеет, сейчас же пока я очень сильно чувствовал её близость.

Не позвонил. Вместо этого всю первую неделю предавался «разнузданному траху». Вытравливал из себя память о ней. Было бы возможно, вместо траха лакал бы водку до потери сознания, но я не пил, мой «бизнес» требовал полной готовности 24 часа в сутки. Поэтому оставался только трах… Я снова был яростным и жёстким в постели. Шлюхам нравилось, как я с ними обращаюсь. Они кончали с визгом.

Звонок телефона был каким-то чересчур настырным и неприятным. Нашарил его в темноте на тумбочке.

– Стэн, мы нашли ту тёлочку, которая сбежала. Представляешь, она врала, что целка, никакая не целка, вполне обычная шлюшка, мы с парнями уже проверили. И знаешь, где нашли? В Переславле-Залесском! Загорала на пляже на Плещеевом озере! Ну не ржачка?! А мы туда днюху мою поехали отмечать, тебе не дозвонились. Приезжай на базу покататься на карусели, пока из неё не все соки выжали.

Я чувствовал, как в лёгких заканчивается воздух, мог только беззвучно открывать рот, понимал, что это смерть, избавление от ужаса, молил о смерти для неё, как можно более быстрой. Я умирал. Сердце билось всё медленнее, вот оно почти совсем остановилось. С его последним толчком я… проснулся.