Читать книгу Женщина на корабле - Нина Парфёнова - Страница 2

Март 200_ года. Где-то на Крайнем Севере…

Вот уже который месяц она спасалась от того, что её окружало, во сне. В один прекрасный день пелена глухого отчаяния накрыла с головой. Вокруг шла какая-то блёклая, серая, сумеречная жизнь. Окружающие казались марионетками, подчинёнными чужой воле, которые произносили текст, совсем не совпадающий с их мыслями. Об этом не хотелось думать, руки не поднимались, чтобы что-то менять. Бестолковость, глупость, мерзость давили со всех сторон, сковывая движения и мысли. Не было желаний. Ничего не было, только серый туман перед глазами. Всё это можно было бы объяснить авитаминозом и декабрьской темью, если бы не одно но…

Там, во сне, всё было по-другому. Иначе вели себя люди. Те, кто приходил к ней в сон, иногда делали гадости, но это были вроде бы даже и не гадости, и переживались они по-другому. Тем более, что тут же были и те, которые ей помогали и любили её. На самом деле, а не притворно и не в зависимости от обстоятельств. Страсти кипели, их никто не скрывал, и любовь была определяющим чувством. А главное, там, во сне, был ОН. И не нужно было скрывать свои чувства, потому что всё было понятно и просто. Не нужно было прятать за нелепой словесной кодировкой то, что ей хотелось чаще бывать рядом с ним. И она была рядом.

Она урывала любую свободную минутку у реальности, чтобы побыть самой собой, и не нужно было изображать из себя нечто несвойственное. И краски вокруг были яркие и слепящие, чего не было в том мире, куда ей приходилось возвращаться. Здесь солнце целый месяц не светило вовсе, а темнота сменялась серой полумглой на пару часов в день. Стояли сильные морозы, деревья и фонарные опоры было покрыты пушистым инеем, а по ночам свет фонарей превращался в светящиеся столбы – ворожил ещё большие морозы. Деревянные дома обросли шубой изморози, поскрипывали по ночам как-то устало… К тому же вскоре она научилась заказывать себе сон, который хотелось бы увидеть.

Возвращение в реальность раздражало. Было одно желание – хотелось, чтобы скорее закончились надоедливые дела, и тогда она сможет опять уйти туда, где её ждут яркие краски и любовь…

Однажды она проснулась в пять утра. Эмоциональный выплеск утих, и она вдруг поняла, что ей всё-таки больше придётся жить в этом, реальном, мире, потому что зима неизбежно кончается, а впереди… А что там, впереди?.. Мир за окном был тёмен, тих и спокоен. Настолько тих и спокоен, что казалось, будто он снова ей снится. Реальность и сон перепутались, и было совершенно непонятно, где она и что с ней…

Зима и вправду уже исчерпывала свои ресурсы, но нехотя и медленно. Удлинялся день, а на горизонте мутно-красным диском показывалось солнце. Оно ещё не грело, было студенисто-холодным, но оно было! И снег как-то потерял свою мягкость и пушистость, заострился кристаллами. Утром почти рассветало, она шла по стылым улицам на работу и вдруг замечала, что в городе есть люди, которые умудрялись всю эту долгую зиму не попадаться ей на глаза. Лерка задумалась: «А что я всё это время делала?» И поняла, что не помнит! И это при том, что она всю зиму выполняла норму отработки по строкам! Что она писала, с кем разговаривала – всё осталось где-то за зыбкой пеленой сна. А ведь она встречалась с людьми, целые дни проводя в редакции, набирала номера телефонов, получала информацию, отписывала очередную новостную колонку, высиживала летучки, отчитывалась о своей работе, даже пару раз посещала вечеринки – и ничего не помнит! «Здорово меня скрутило. Сегодня же после работы зайду в цветочный магазин и разведу дома оранжерею, чтобы хоть живые существа в доме появились», – и эта мысль была ей приятна, как глоток воздуха после долгого пребывания под водой.

В редакции уже было полно народу. Витал по коридорам сигаретный дым, журчали где-то обрывки разговоров, звонили телефоны, жужжали принтеры и факсы. Словом, начинался обычный, суетный редакционный день. Газета «Север» выходила два раза в неделю, а потому не очень многочисленный штат журналистов – одиннадцать душ – пахал не на шутку. В любой редакции, что уж говорить, журналисты по штатному расписанию составляют едва ли половину общего количества сотрудников. Вторая половина – корректоры, верстальщики, техперсонал, ну и бухгалтерия, куда без неё.

Лерка открыла дверь кабинета с табличкой «Заведующий отделом морали и права». В кабинете полумрак, но верхний свет включать не хотелось.

Она включила настольную лампу и ткнула кнопку на системном блоке. Пока тот загружался, смотрела в тускло мерцающий монитор.

… В этой редакции она работала почти пятнадцать лет. Попала сюда и в этот маленький северный город совершенно случайно. Училась в университете на дневном отделении журфака и о работе пока и не думала. Но тем страшным летом, пережив душевное потрясение, заполучив постоянно ноющую, саднящую боль где-то внутри; боль, которая не проходила, ничем не лечилась, потому что не была физической; как-то раз она остановилась в коридоре и от нечего делать читать объявления на факультетской доске. То объявление терялось в ворохе других сообщений: «В редакцию окружной газеты «Север» требуются литературные сотрудники». Название города оказалось почти незнакомым, от него веяло холодом и тайной, оно вызывало разные литературные ассоциации – от «Двух капитанов» до «Архипелага ГУЛаг». Представлялись бескрайние снежные просторы, огромное небо, стальные волны Ледовитого океана и бородатые геологи. Всё как в лучших романтических советских фильмах про покорение Севера. Это так отличалось от Леркиной тёплой родины, где в июне яркая, мясистая зелень, ещё не успевшая обгореть до желтизны под палящим степным солнцем, покрывала деревья и кусты, а прогретые морские волны накатывали на галечный берег… Где много интересного и весёлого – пикники на берегу, вкуснющие шашлыки, яблоки из прошлогодних запасов и тёплые вечера в увитых виноградной лозой беседках. Шелестит волна, тихо лаская поросший травой берег, всплёскивает, играя, рыба. Шепчутся в плавнях камыши, трещат цикады во тьме, а к ногам порой выкатывается из травы, пофыркивая, шустрый ёжик. И мягкий тёплый ветер касается лица, рук и коленей, словно искушённый любовник… Ох уж эти южные ночи… Лерка встряхнула головой, отгоняя наваждение – ну нет! Туда она точно не поедет! Невозможно представить, как мама будет вздыхать, утешая, а отец, похохотывая в усы, строить предположения о потенциальных женихах. И оставаться здесь тоже нельзя – слишком больно ходить по тем же улицам, что и раньше, точно зная, что ноги сами идут туда, где можно было бы встретить его. Подходить к телефону-автомату, набирать шесть цифр, слушать гудки и бросать трубку. И сессия, и практика зависли. Нет ни сил, ни желания даже браться за учебники – противно. А эта газета – самое то. «А что, я смогу, не дура. Там меня никто не знает, не знает ни моей истории, ни его имени, никто не посмотрит с жалостью или отчуждением, никто не станет созывать комсомольского собрания, чтобы исключить меня из рядов ВЛКСМ, а заодно и из университета за аморальное поведение. Всё, решено! А родителям как-нибудь всё объясню, потом», – Лерка достала ручку и переписала номера телефонов. Объявление висит давно, видно, никто не горит желанием распределяться к чёрту на кулички. А я горю таким желанием!

Это решение совершенно изменило её жизнь. Через два месяца она вышла из самолёта на лётное поле, покрытое ребристым железом и, миновав крохотное здание аэровокзала, оказалась совсем в другом мире. Небольшой, сплошь деревянный городок так контрастировал со всем виденным Леркой раньше, что казалось, будто она попала в какую-то странную сказку. Город был похож сразу на все провинциальные города. Вокруг простирались огромные пространства лесотундры, низкое, но какое-то беспредельное небо, сваливавшееся в реку, вдоль которой тянулся город Северореченск. Воздух был пронзительно прозрачен, в нём словно звенели хрустальные колокольчики близкой зимы. Небо было синим, но прохладным, а солнце светило каким-то отстранённым светом, совсем не отдавая своего тепла. И листья деревьев, уже тронутые заморозками, как-то нехотя шелестели под ветром. От частных домов тянуло дымом печек, таким притягательным домашним уютом.

Лерка смотрела на город из окна автобуса, наблюдала за людьми, чувствуя, как на душе становится легче. Это будет совсем другая жизнь. Совсем другая… Только та, предыдущая, никак не хотела оставлять. И боль, нестерпимая, разрывающая всё внутри боль, тоже не хотела уходить. Никак.

В редакции Лерку приняли сразу. Восьмидесятые истекали, бурлили предчувствием перемен, требовали чего-то нового, свежего. Человек новый, не обученный партийной прессе, она влилась в этот антициклон сразу. Главный редактор газеты, Андрей Игоревич Селивёрстов, в редакции тоже был человеком новым, он приехал совсем недавно, откуда-то ещё восточнее, только обживался и в редакции, и в квартире. Потому проблемы приезжих понимал отлично, охотно помог Лерке получить сначала комнату в общежитии-малосемейке, а потом и однокомнатную квартиру, что вовсе было несказанным счастьем. И – полетели годы…

Компьютер, проблямкав мелодию загрузки, засветился голубым южным небом. Лерка тронула мышку, ведя курсор к своей рабочей директории. И тут хлопнула дверь. Это Лена, Елена Максимовна Свистунова. Заведующая отделом промышленности. Во всей своей экстравагантной красе и безудержной энергетике. Только она могла позволить себе подобные входы в кабинеты любых уровней – дверь нараспашку до самой стены, мгновенно наполняя собой любое пространство. С промышленностью в их территориальном образовании было не очень. Когда-то активно искали газ и нефть, но нашли мало и законсервировали все скважины до лучших времён. То же произошло и с другими полезными ископаемыми, все они сосредоточены южнее и либо западнее, либо восточнее. В общем, на Ленкину журналистскую долю упали рыболовство и рыбопереработка, а также оленеводство. Но Елена Максимовна никогда не жаловалась, она была журналисткой умной, подкованной и умудрялась находить для публикаций темы интересные и по профилю, как ей это удавалось, даже представить было сложно.

– Валерон, привет! – Свистунова по-хозяйски раздернула шторы на окне, включила чайник и замерла в эффектной позе – Сообщаю новость века: у нас будут строить горно-обогатительный комбинат!

– Привет, Лена. – Лера развернулась от монитора – Что будем обогащать – ягельники, рыбные озёра, не подскажешь?

– Лерочка, ты не представляешь! Фосфориты!

– Фосфориты? А их что, уже научились добывать из вечной мерзлоты?

– Глупости! Это совершенно не обязательно – обогащать то, что есть у тебя. Будут доставлять от соседей. У них там и так раздолье, всего завались – нефти, газа, полезных ископаемых, а мы бедные. Надо и нам рабочие места и какое-никакое производство… Но это еще не главная новость! – Ленка плюхнулась в кресло и радостно завопила: Та-та-та-дам!! Валерон! Эту тему будешь вести ты!

– Свистунова, побойся Бога, где я и где горно-обогатительный комбинат?! Я же в этом ничего не понимаю. А про фосфориты слышала только на уроках химии в средней школе, но если честно, убей, ничего не помню. – растерялась Лерка.

– Да и чёрт с ними, почитаешь умные книжки и узнаешь. Это всё мелочи жизни. Главное то, что подрядчик строительства – одно очень крупное предприятие из города, где ты училась! – Ленка одновременно наливала себе кипяток, что-то откусывала. – Вот вечно у тебя ничего путнего нет для голодного путника! Ну ладно, сойдет и пряник! – и радостно провозглашала: – Круто же! Есть возможность скататься в командировку по местам боевой юности! Я как обо всём узнала, сразу о тебе подумала и ответсеку сказала, что лучшая кандидатура на глобальность – это ты! Он и не возражал. Ну, хороший я друг?

– Хороший, Леночка, очень хороший. Только боюсь я не справиться, никогда ничего подобного не писала, – вздохнула ошарашенная «Валерон».

– Лера, ты что? – Свистунова с грохотом поставила чашку на тумбочку, – забыла, как моталась по буровым? По приискам? По всей тундре суровой? А какие ты рождала строки! Это ж песни были, а не строки!

Лерка побарабанила пальцами по столешнице. Она вдруг вспомнила о своей самой первой командировке. Вот интересно, кто-нибудь помнит сейчас о тех забытых Богом посёлках, где когда-то базировались нефтегазоразведочные экспедиции? А ведь там жили люди, для которых строились почти благоустроенные дома, магазины, столовые, клубы, детские сады… Дорог – никаких. Сотни километров голой тундры… Вертолёты, самолёты АН-2 – без проблем. Лерка усмехнулась, вспоминая, как они сидели верхом на флягах со сметаной и творогом для экспедиционной столовой. Сейчас она совсем не помнила, болтало ли самолёт (говорят, что АН-2 болтает всегда), было ей плохо или нет. Она помнила только, как они, пассажиры этого экзотического для непосвящённых рейса, хохотали над смешными историями из жизни геологов, которые им рассказывал чуть нетрезвый профсоюзный деятель. Помнила, как отваливалась от авторучки рука во время семинара работников-методистов детских садов нефтегазоразведочных экспедиций – какие тогда, к чёрту, диктофоны! А вот о чём писала в свою газету, не помнила, хоть убей. Ну, о чём? О семинаре, наверное.

И сразу за этим – другое воспоминание. Совсем другой посёлок и совсем другая экспедиция. Буровые, вблизи оказавшиеся жутко огромными, шумными, пугающими своей мощью. Она забралась тогда по ступенькам трапов на буровую, балансируя на каблуках, и охнула от высоты и необычности окружающего пейзажа. И поездки по тундре от буровой до буровой на лязгающем металлом вездеходе ГАЗ-74 (три дня потом этот лязг металла стоял в ушах!). Зараза-вездеход возьми ещё и сломайся. Да посреди тундры, да во тьме. Она помнит, как резко оборвался грохот железа, и она услышала, как завывает пурга, страшно, неотвратимо. А они сидели в тёмном вездеходе с председателем поселкового совета и главным геологом экспедиции и пили, чтобы не замёрзнуть, неразбавленный спирт…

Одно воспоминание тянуло за собой другое. Перед глазами встало здание жуткой районной гостиницы, продуваемой всеми ветрами. На улице –40, ветер метров 25 в секунду, в гостинице чуть-чуть теплее и туалет на улице. Вот это, понимаешь, экстрим… Самолёта в окружной центр ждали тогда четыре дня… В этой командировке она тоже отличилась – прямо перед рейсом потеряла кошелёк со всеми деньгами. Сумма по тем временам ого-го – сто рублей! Долго не думала – сразу явилась в райком комсомола. Второй секретарь посмеялся, но денег дал, на ночлег прямо в райкоме устроил, да ещё и в редакцию позвонить разрешил. Прислали, не дали помереть. Ленка Свистунова и прислала. А в райцентровских магазинах – одна овощная солянка в стеклянных банках. Впору худеть с голоду. И опять – ну что за люди на Севере! Практически удочерила её семья коллег из районки. Он – редактор, она – заведующая отделом писем. Этих смешливых, хлебосольных одесситов каким-то ветром занесло на край земли, аж на берег Северного Ледовитого океана. Дом их, избушка-развалюшка, никогда не пустовал – коллеги-журналисты, работники культуры, да просто безумно интересные, интеллигентные люди, которые жили в посёлке или приезжали в командировки. Там учили Лерку есть строганину. Целый ритуал разработали. Говорят: “Делай так. Пьёшь водку, берёшь кусок рыбы, обмакиваешь в соус и ешь. Мы все отвернёмся, чтобы не видеть, как ты морщиться будешь”. Смешно, морщиться не от водки, а от мороженой рыбы…

– Ладно, Лена, попробую. – вернулась в реальность и даже обрадовалась. – Тем более командировка по местам боевой юности! Я на самом деле не прочь съездить!

Где-то в груди сладко заныло. Чёрт, чёрт, не думать об этом, не думать!

– Ну вот, а то – не знаю, не смогу, не справлюсь. Слушай старших, и всё будет в порядке!

Лена была старше Лерки незначительно, на пару лет, но эту разницу всегда подчёркивала, старательно изображая старшего товарища. Но это было совсем не обидно, скорее, весело. Лерка ей всегда подыгрывала, беря на себя роль неразумной ученицы. Лене это очень нравилось – она довольно сверкала из-под модных огромных очков (за 48 долларов! – любила уточнить она в беседе) карими глазами, ерошила свои брюнетистые, коротко остриженные волосы и постукивала ручкой по листку бумаги. Такой вот смешной мэтр. Кстати сказать, Свистунова почему-то именно цветом волос декларировала свое душевное состояние «на сегодня» – то она романтичная брюнетка, то «оторви-да-брось» – рыжая до огненности, то вдруг явится белобрысой «серой мышью»… Но «мышиных» периодов в жизни Свистуновой бывало раз-два и обчёлся. Чаще Ленка сверкала и сияла своими влюблённостями, как бусами из крупных самоцветов, которые обожала и скупала в огромном количестве малахиты и лазуриты. Крупные серьги, огромные увесистые перстни – они так органично смотрелись на корпулентной Ленке! Еще Свистунова любила толстые мохеровые шарфы и как-то так умело ими укутывалась, что всем вокруг сразу становилось уютно и тепло… Хотя при чём здесь шарфы, если она вся излучала такое тепло, такой энергетический жар, что людям поблизости хотелось протянуть к ней руки, как к огню, погреться душой.

На столе резко зазвонил телефон. Лерка сняла трубку.

– Шингареева.

– Здравствуйте, Валерия Евгеньевна, Вас просит зайти Владимир Николаевич, – секретарь главного редактора и ответсека, Ирина Николаевна Касьянова была безукоризненно вежлива и даже чопорна.

– Хорошо, Ирина Николаевна, сейчас буду. – Все сотрудники газеты тоже в ответ были вежливы.

Лерка вышла из кабинета и пошла по длинному редакционному коридору.