Читать книгу Дурочка (Ожидание гусеницы) - Нина Васина - Страница 4

В июле в гости пожаловала Наша Таша. Она так и предупредила утренним звонком по телефону: «Я к вам пожалую сегодня. И не одна, с флигель-адъютантом». Трубку взяла Аглая и тут же побежала узнать у матери, что еще за флигель-адъютант, повторяя про себя шепотом: «пожалуй, я пожалую и пожалуюсь, пожалуй-ста… пожалейте меня и жалуйте…»

Лукреция, нашарив на тумбочке у кровати зажигалку и папиросы, осмотрела обнаженную дочь, присевшую к ней на кровать, тяжко вздохнула и закрыла потом глаза, прикуривая.

– Это военный чин. Из царских времен. Так называли офицера императорской свиты. У Наташки всегда была мания величия, она не может просто иметь секретаря или прислугу, любит словом козырнуть. А ты не должна ходить голой по дому.

– Почему? – осмотрела себя Аглая.

– Это провокационно для любого женского тела после сорока. Если Наташка тебя такой увидит, будет истерика.

– Почему?

– Потому что все ее Флигели ей в сыновья годятся – молодые и красивые. Вроде тебя.

Аглая задумалась.

– Она меня побьет, если выйду голой?

– Нет, – Лукреция неопределенно махнула рукой, уронив при этом пепел на простыню. – Но пальнуть в раздражении может.

Наша Таша привезла с собой коробку с деликатесами. Стол не накрывали – вывалили упаковки и ели с разделочной доски нарезанную рыбу и колбасу. Ладова кивнула Смирновской на яркую колбасную этикетку. Они улыбнулись друг другу, как близкие люди, вспомнившие смешные словечки выросшего рядом ребенка – в двенадцать лет Лайка радостно объявила, раскрыв пакет со спецпайком: «Тут ваша са-ля-ми лежит, вот она какова!»

Аглая запустила палец в банку с черной икрой и потом засунула его в рот, облизывая. Флигель, который… секретарь, поспешно отвел при этом от нее глаза и сглотнул напряжение.

– Что обмываем? – Лукреция разливала коньяк по рюмочкам.

Наша Таша закрыла рукой две рюмки, не давая их наполнить.

– Мой адъютант за рулем, и Лайке не наливай, мы едем прогуляться, – она тронула своей рюмкой рюмку Лукреции. – Обмывать пока нечего, но намек был, что в отставку генералом уйду.

– Ого!.. – удивилась Лукреция.

– Вот такое «ого», – уныло кивнула Ладова. – Все в ступоре. С июля у нас новый директор, самой Службы контрразведки больше нет, Степашина сняли. Министерства безопасности тоже не существует – объединили всех в Службу Безопасности. И я, офицер контрразведки теперь сталкиваюсь на каждом этаже с министерскими крысами, которые первыми получили новые удостоверения ФСБ! Мой отдел в панике – то ли не дают удостоверения, потому что всех пнут под зад, то ли решают, кого повысить перед отставкой.

– Это ты меня называешь министерской крысой? – прищурилась Лукреция.

– Назвала бы, не будь ты бывшей крысой. Отпустишь дочку?

– Я еду прогуляться? – оживилась Аглая. – Куда?

– Магазин, сберкасса, почта, кафе-мороженое. Такая вот учебная программа. Запоздалый подарок ко дню рождения, – Наша Таша подмигнула опешившей Лукреции. – За мой счет. Пусть потратит на то, что сама выберет.

И протянула Аглае пачку денег. Девушка растерянно посмотрела на мать.

– Возьми кошелек для денег и сумочку на полке в коридоре, – вздохнула Лукреция. – Паспорт свой, еще ручку возьми, чистую бумагу…

– И книжки оплаты за свет и газ, – добавила Наша Таша.

Когда усаживались в черный «мерседес», адъютант не заметил, как прищемил дверцей подол длинного платья Аглаи. Сел за руль и только тогда в зеркале увидел искаженное страхом лицо девушки. Пока адъютант выходил из машины, пока шел к задней дверце, Аглая, подвывая, дергала ткань изо всей силы и била ногой в спинку переднего сиденья. Полковник Ладова повернулась к ней успокоить словами, но сама онемела от маски смерти на бледном лице девушки. Ладова была человек военный и много повидавший, а тут оцепенела в растерянности. Невозможно было видеть предсмертный ужас на этом детском лице, не тронутом ни единой морщинкой реальности.

Адъютант открыл дверцу, схватил обе руки Аглаи и сильно сжал их, бормоча:

– Все хорошо, меня зовут Антон Раков… Я – Антон Раков, я вам помогу, все будет хорошо.

Судорожно вздохнув, девушка обессилено обмякла, лицо ее приняло всегдашнее отрешенное выражение без намека на эмоции. Ладова вышла из машины, вытерла пот с лица платком, посмотрела на небо и зашла за автомобиль, поманив к себе адъютанта. Убедившись, что Аглая сидит неподвижно, уложив голову на сиденье, полковник залепила Антону Ракову сильнейшую оплеуху. Адъютант устоял, потряс головой, дернувшейся при ударе, и посмотрел на Ладову удивленными темными глазами с длинными загнутыми ресницами. Наша Таша от такого взгляда сникла, прикусила губу и отошла.

Лукреция вышла на крыльцо, заметив заминку. Она видела пощечину и двинулась к машине, зная о внезапных припадки бешенства у Ладовой, которые обычно случались от ревности или от непослушания подчиненных – полковник не остановится после первого удара, пока не оттащишь. Но Наша Таша помахала ей рукой – все в порядке, и села в машину. И дочь проявилась бледным лицом за стеклом и тоже помахала. Размытого пятна прощальной ладони в черной машине среди сосновых стволов было достаточно, чтобы Лукреция от такой картинки из своего детства выпила как следует, когда вернулась в дом.

В Москве Наша Таша сказала, что сначала – дела, и потребовала остановиться «у сберкассы». Шоферу-адьютанту приказано было остаться в машине.

Аглая долго изучала бланки оплаты. Наша Таша ничего не говорила, только показала ей на заполненные ранее и проставила, где нужно, знаки вычитания и умножения. Аглая, наконец, освоила платежку за свет, произведя сначала вычитание цифр в столбик, потом умножение.

– Почему за газ столько платят? – спросила она, не найдя в платежке за газ, что можно вычесть и перемножить.

– Так постановило государство. Платишь за количество газовых приборов и метраж отапливаемой площади. Это понятно?

– Понятно… а как деньги дойдут до газодобытчиков?

– Все платят государству через сберкассу, а оно потом рассылает деньги кому надо.

– А сразу газодобытчикам и электрикам можно отправить по почте?

– Нельзя. – Наша Таша посмотрела на часы. – Как-нибудь я расскажу тебе о круговороте денег в государстве. А пока сосредоточься. Когда тебе исполнилось пятнадцать, мы с Лакрицей завели сберкнижку на твое имя. Подойди к окошку, где написано «вклады», проверь, сколько там денег. Они твои. Можешь снять, сколько захочешь – ты уже взрослый человек. Я подожду в машине.

И вышла, прежде чем Аглая успела испугаться.

На почте Аглая должна была купить конверт, написать письмо и отправить его.

– Кому я могу написать письмо? – удивилась Аглая.

– А кому бы ты хотела?

Подумав, Аглая сказала, что хотела бы написать отцу, но не знает, где он живет, и жив ли вообще человек по имени Добрыня Никитович. Наша Таша заметалась глазами по тусклому помещению с тошнотворным запахом нагретого клея, которым полная женщина в рабочем комбинезоне сноровисто смазывала коричневую бумагу бандеролей.

– Ты пиши, а я тебе адрес скажу. Пиши, я не буду читать, не волнуйся.

«Здравствуй, Добрыня, – написала Аглая. – У тебя есть дочь, ей уже восемнадцать раз дарили по маленькому прозрачному камушку. Она хранит их в яйце. Яйцо стоит на подставке, оно открывается и очень красивое – зеленое с крошечной золотой птичкой наверху. Какого цвета твои глаза и волосы?»

Рассмотрев конверт, в строчке «кому», Аглая написала «моему отцу Добрыне». Наша Таша сказала, что нужно обязательно добавить отчество и фамилию – Никитовичу Васнецову. Еле поместилось. С обратным адресом тоже все оказалось просто – оказывается, его можно посмотреть в паспорте, где прописка. Остались незаполненные три строчки «куда». Аглая застыла над ними, ничего не спрашивая и не глядя на женщину рядом. Наша Таша подумала-подумала, подвинула конверт к себе и заполнила их быстрым неряшливым почерком. Название переулка, номер дома и какой-то «отдел русской живописи».

Аглая не поверила, что полоску на треугольнике конверта нужно облизать для заклейки. Думала, что Таша шутит.

Магазины выбирала полковник Ладова. Дорогой бутик женского белья, «Москву» на Ленинском с одеждой и Елисеевский на Горького с едой. После Ленинского полностью переодетая в новое Аглая, устав от обилия впечатлений, отключилась в машине. Уснула на заднем сидении с полуоткрытым ртом и смело расставленными коленками из задравшейся короткой юбки. На Горького у входа в магазин юркий мужичок исхитрился несколько раз клацнуть фотоаппаратом и всучить потом вялой после короткого сна Аглае свою визитку. Флигель бросился из машины, но мужичка уже след простыл. Аглая повертела картонку и вопросительно посмотрела на полковника Наташу. Наша Таша прочла, что там написано, и улыбнулась.

– Тебе пригласили в модельное агентство.

– Зачем? – спросила Аглая.

– Чтобы фотографировать раздетой и предлагать для разврата богатым мужикам.

Аглая задумалась.

– Это такая работа для женщин?

– Не для всех, – опять улыбнулась полковник Наташа и игриво толкнула плечом застывшего возле них Флигеля.

Он стоял с непроницаемым лицом и красной левой щекой, застыв глазами где-то поверх голов прохожих. После магазина женского белья, в котором полковник заставила его оценивать примеряемые Аглаей вещи, молодой офицер боялся смотреть на девушку, чтобы не навредить себе еще больше.

– Ладно, стойкий оловянный солдатик, вези нас обратно на дачу. – Устало махнула рукой полковник. – Жратвы и там навалом, а в магазине очереди – не протолкнуться.

Вечером пили кофе с коньяком в кухне-столовой. Адъютанту коньяка не дали, он набрал в тарелку еды и ушел в комнату для гостей смотреть фильмы по видику. Полковник Наташа сказала, что в конце проведенного урока ученице позволено задавать вопросы, чтобы закрепить материал. Аглая недолго думала:

– Почему вы ударили вашего адъютанта? Я видела тогда… в зеркале. Ведь он меня спас.

Наша Таша посмотрела перед собой тяжелым взглядом.

– Потому что разгильдяй!.. Прищемил твое платье дверцей.

– Платье? – удивилась Лукреция. – А я подумала, что ты…

– А не надо думать! – повысила голос Ладова. – Тебе, майор в отставке Смирновская, по чину не положено думать в присутствии полковника!

Аглая и бровью не повела. Отхлебнула из чашки и спрашивает:

– Вы кричите, потому что ваш адъютант видел меня голой?

Тут уж Лукреция вскочила, а полковник Ладова стукнула по столу кулаком и крикнула «Сидеть!»

Лукреция села.

– Где – голой?.. Почему голой? – спросила она, стиснув под столом руки.

– Ну почти голой, – уточнила Аглая. – Я лифчик и комбинацию в магазине примеряла, а Наташа пригласила посмотреть своего адъютанта. Сказала, что в этом деле мужской взгляд нужен.

Лукреция кивнула все еще в ступоре, потом посмотрела на Ладову в озарении. Полковник в ответ на ее взгляд многозначительно подняла брови.

– Вот именно! Кто еще о моей крестнице так позаботится? Или собираешься всю жизнь ее возле себя сиделкой гнобить?

– Сколько ему лет? – спросила Лукреция.

– Двадцать шесть. Закончил приборостроительный техникум с красным дипломом и пошел в военное училище. По окончании болтался полгода в информационном центре Минобороны, оттуда я его и выдернула, пока не заплесневел. Завербовала, так сказать, на счет «три». Сейчас учит языки и юриспруденцию на заочном в университете. В Службе числится в десятке лучших оперативников. И это при абсолютно беспогонных родителях.

– Откуда он?

– Смоленский. Думала, я тебе выкидыша мегаполисного предложу? С этим мальчиком никогда не будет проблем. И рост – метр девяносто два, что немаловажно для нашей дылды.

Лукреция кивнула, теребя скатерть.

– И ты… с ним?..

– Конечно, было!.. – хохотнула Ладова. – Я не подсуну Лайке неопробованный материал – за свои подарки отвечаю. Считай, что знак качества высшей пробы поставлен.

Лукреция посмотрела на дочь. Аглая ответила ей взглядом сильно объевшегося ребенка, которому скучно за столом со взрослыми.

– Она же еще ничего не понимает! – с досадой вздохнула Лукреция.

– А куда торопиться? Когда-нибудь и у нее тяга к размножению проявится. Вон тело какое наливается. Если намекнуть мальчику на такие перспективы, он до сорока лет девку ждать будет. – Полковник откинулась на спинку стула, осмотрела стол, поковырялась ногтем в зубах и подмигнула Аглае.

– Ну? Еще вопросы будут? Поняла, почему я ему залепила?

– Поняла, – Аглая потупилась.

Лукреция и Ладова переглянулись.

– Ну и чего ты поняла? – спросила Ладова снисходительно.

– Вы решили вашего адъютанта отдать нам с мамой, но вам самой его хочется, вот вы и сердитесь.