Читать книгу Дурочка (Ожидание гусеницы) - Нина Васина - Страница 8

Лукреция послушалась и позвонила Тусе.

– У племянницы ребенок в школу пошел, – зевнула Таисия в трубку. – Поэтому я теперь сплю до обеда, потом хожу по театрам или в бассейн. Вот такое существование. Без хлорки уже заплесневела бы.

– Приезжай, я тебя развлеку, – пообещала Лукреция.

– Предложение, конечно, заманчивое. Вперед – в прошлое, да?.. Если за двоими убирать, я согласна. А если как раньше – каждые выходные по пять-шесть человек в гости…

– После твоего ухода мы больше не собираемся вместе.

– Ну ладно, посмотрим… Шмотки у тебя мои еще остались, во что переодеться?

– Туся, ты всегда носила мои шмотки. Бери такси и приезжай.

Увидев Аглаю, Туся бросила на землю чемоданчик и застыла лицом:

– Ни хрена себе выросло! Как это могло случиться? И сиськи, вы только подумайте!.. А я как дура тебе в подарочек… вот… Твое любимое.

Она вытащила из кармана красного карамельного петушка на палочке, запеленатого в целлофан. Лайка взяла его и прижала к щеке, закрыв глаза – проявление крайней степени радости.

– Веди к шкафу, – сказала Туся Лукреции.

Они поднялись на второй этаж, Туся с грустной улыбочкой осмотрела свою бывшую комнату, кровать, канапе у окна, трюмо с пузырьками и баночками.

– Надо же, – заметила она с дрожью в голосе, – духи мои до сих пор…

Лукреция открыла створки гардероба:

– Я как чувствовала, ничего не отдавала и не выбрасывала. Бери себе, что хочешь. Мне в эти вещи уже не влезть.

– Да уж вижу, – с участливым злорадством заметила Туся, ощупывая тесно висящую одежду, и вдруг вскрикнула с ужасом: – И шубку норковую? Ну, Лушка, лучше сразу скажи, что я должна делать за такое.

– Ничего особенного, – отвела глаза Лукреция. – Пойдем в кухню, все оговорим.

– Давай лучше здесь оговорим, – Туся села на кровать. – Я буду на шкаф смотреть и лишний раз обиду в себе замну.

– Да, собственно… – Смрновская пожала плечами. – Это ты говори, что тебе нужно.

– Мне нужно как раньше, чтобы без этикетов всяких, – с готовностью начала перечислять Туся. – Если я вижу несправедливость, должна ее обнародовать. Если надо чего щепетильного сделать, говори прямо и открыто, без намеков, чтобы я потом дурой себя не чувствовала. Можем сейчас и попробовать. Говори, что у вас случилось? Почему ты как поленом шарахнутая?..

Туся частенько и с удовольствием переходила на простонародную речь после того, как в течение пяти лет читала девочке Аглае сказки и объясняла потом смысл происходящих в них кошмаров.

Лукрецию ее навязчивая простота в речи никогда не обманывала, а вот посторонних быстро расслабляла до необходимой стадии болтливости. Когда Туся не была заинтересована в собеседнике, могла отшить с интеллигентной строгостью на английском и латыни, а могла и матом. Она всегда была не просто домработница, хотя называла себя, особенно при посторонних, именно так, а еще – с мазохистской дотошностью – приживалкой. Туся действительно прижилась в доме до степени невыносимого родства. Этакая вездесущая палочка-выручалочка со своими устоявшимися понятиями о справедливости и поведением главы семьи. Странно, но сейчас Лукреция обрадовалась присутствию именно такого человека.

– Профессор Ционовский вчера с утра приходил попрощаться. Лайка пошла его проводить. Он говорил ей странные вещи, что-то о смерти…

– Так пошли посмотрим, жив ли еще этот старый пердун! – подхватилась с кровати Туся.

Это означало, что она согласилась работать. Вернее, жить с ними, защищать, опекать и любить, решать все проблемы и бороться за чистоту в доме и справедливость в жизни.

К Ционовскому пошли втроем. Первой шла Смирновская. Аглая с торчащей изо рта палочкой от леденца замыкала шествие. Туся решительно поднялась по лестнице в дом.

– Он уже давно живет в пристройке – ноги ослабели, – попыталась остановить ее Лукреция.

– Так я же этого не знаю! – с боевым задором объявила Туся. – Позвоню в дверь, постучу, а ну, как и выйдет кто?

Звонила, стучала – никто не вышел. И тут к изумлению Лукреции Туся, покопавшись в кармане пиджака, достала ключ и решительно вставила его в замочную скважину. Уже и дверь открыла, и шагнула внутрь, громко крича:

– Профессор, вы дома?

А Лукреция все никак не могла решить, что делать – тащить ее вниз или втроем осмотреть дом. Она осталась внизу – Аглаю вести в дом не хотелось и оставлять одну на улице тоже – вдруг зайдет в пристройку.

Тусе хватило пяти минут. Она спустилась со скучным лицом.

– Откуда ключ? – спросила Лукреция.

– Профессор дал. Давно еще.

Туся практически никогда не врала, по крайней мере, родным людям, о чем частенько заявляла. А если не хотела что-то говорить, ограничивалась односложным ответами и отстраненным взглядом куда-то за горизонт – как сейчас.

Аглая уже открывала дверь в пристройку. Лукреция поспешила и задержала ее, чтобы войти первой. Ционовский сидел в кресле, опустив голову на грудь и свесив левую руку до пола. Лукреция взяла эту руку и кивнула сама себе: профессор был мертв. Туся тоже склонилась над стариком, потрогала его плечо, отчего тело слегка накренилось, и буднично заметила:

– Помер.

Лукреция посмотрела на дочь. От важности момента Аглая вытащила изо рта сосалку, и истаявший остов петушка полыхнул красным огоньком в ее руке, поймав закатный лучик через небольшое окно. Девушка смотрела на мертвое тело спокойно, близко не подходила. Лукреция раздвинула пошире занавески на окошке. Осторожно приподняла голову старика за подбородок, осмотрела его рот и внутренность нижнего века. Наклонившись, изучила ногти на руке. Повернулась к дочери:

– Где чашка, из которой он пил?

Аглая показала. Большая кружка с остатками жидкости стояла на столе рядом с креслом. Туся обошла тесное помещение и со вздохом констатировала:

– Одни книги кругом. Даже стол из книг.

Тогда и Лукреция заметила, что стол представлял собой качественную дубовую столешницу, лежащую на стопках книг и папок. Она наклонилась над кружкой и понюхала ее содержимое.

– Кто будет звонить в милицию? – спросила Туся.

Около девяти вечера, уже в сумерках, к дому Ционовского приехала опергруппа. Невысокий суетливый мужчина средних лет представился Лукреции капитаном Хохловым и первым делом спросил, заходила ли она в дом профессора, и как давно. Лукреция с чистым сердцем ответила, что у профессора бывала дважды, последний раз три года назад на его юбилее – 75 лет. Узнав, что Ционовский последние несколько лет живет в пристройке, и именно туда заходит иногда ее дочь, Хохлов тут же захотел побеседовать с Аглаей. Лукреция осадила его рвение, предъявив справку дочери с диагнозом «умственное отставание в развитии». Тогда капитан, даже не взглянув на документы хозяйки, попросил Лукрецию присутствовать при осмотре места происшествия и помочь «как коллега коллеге, так сказать…». И Лукреция поняла, что он подготовился к встрече – навел о ней справки.

Как Хохлов ни тужился, стараясь добиться от «коллеги» хоть чего-то внятного, Лукреция только поддакивала его версиям, не выдав ни одного предположения; да, похоже на отравление, действительно, у рта подсохло немного пены, нет, она понятия не имеет, при воздействии какого яда проявляется такой цвет ногтей. Капитан вел себя как слон в посудной лавке – то и дело натыкался на мебель. Уронил со стола карандаш и долго потом просидел под столом, скорчившись – рассматривал надписи на папках под столом. Выбрался, повертел карандаш перед лицом Лукреции и пожал плечами:

– Записки не находили? Если самоубийство, должна быть записка. Сами посудите, профессор приглашает вашу дочь – его ученицу – к себе. При ней засыпает в кресле, где его и нашли мертвым. Похоже на прощание. Он пил при ней из этой чашки?

Оперативник, отлив жидкость из чашки в пробирку, упаковывал ее.

– Да, – кивнула Лукреция. – Это похоже на прощание.

Наконец, санитарам разрешили вынести тело. Хохлов вышел следом и увидел Аглаю – та стояла под фонарем на лестнице в большой дом. Несколько секунд он смотрел на девушку в длинном платье с толстой русой косой на груди, облитой светом фонаря как золотом, потом развернулся к Лукреции, потеряв способность говорить:

– А-а-а-э-э?..

– Моя умственно отсталая дочь.

Капитан резко поменял свои планы. Он решил остаться и сегодня, а не завтра, как планировалось, взять показания у Лукреции Даниловны о посещении ее дома профессором накануне смерти. Узнав, что домработницы в тот момент не было, потерял к Тусе всякий интерес. Говорили в гостиной. Лукреция сидела на диване, Аглая – на полу возле нее, подвернув под себя ноги. Что ел, что пил профессор, о чем говорил, как выглядел… Узнав, что хозяйка сама лично засунула в рот Ционовскому ложку с икрой, Хохлов спросил – почему? Лукреция задумалась и не сразу нашла объяснение.

– Он открыл рот, не собираясь брать ложку в руки, старый человек…

Хохлов кивнул, наблюдая за шевелящимся по полу кончиком косы. Аглая это заметила и стала специально водить головой из стороны в сторону.

– Ну, детка, не играйся, не играйся, – подошла Туся и погладила ее по макушке. – Это тебе не котенок. Это котяра. Ишь, как у него глазки-то замаслились. Если прыгнет и уцепится, тогда уж не отпустит!

На следующий день в обед в дом Лукреции пришли с обыском. Она сразу же позвонила Бакенщику, тот имел связи в МВД.

– Я в курсе, – ответил он. – Меня спрашивал о тебе кое-кто из этого ведомства. В желудке профессора нашли черную икру, смородиновый настой и достаточно большую дозу яда. Не хотел тебе звонить, пока не выясню по своим связям, где и насколько легко этот яд можно раздобыть. Дело усложняется известностью твоего соседа. Он член-корреспондент Академии наук, хорошо известен за рубежом.

– А я – офицер госбезопасности в отставке. Кому и зачем нужно связать меня с его смертью?

– На эту тему я пока не думал. А есть повод волноваться? С чего бы тебе травить соседа профессора?

– Туся, положи трубку в столовой, я слышу, как ты дышишь, – сказала Лукреция.

– Таисия вернулась? – обрадовался Бакенщик. – Как ты ее уговорила?

Через минуту Туся вошла в спальню Лукреции и села рядом на кровать.

– Пустую банку от икры из мусорки выковыряли и в пакет поместили. Подписала показания, что я икру из этой банки вчера вечером самолично подъела, пока ты не видела. Ну как, хозяйка, – вздохнула она, – сухарей насушила?

– Ты что-то знаешь? – шепотом спросила Лукреция.

– Ну, в общем… у тебя был повод травить профессора, – шепотом ответила Туся. – Он на Лайку завещание написал.

– Какое завещание, не выдумывай!

– Не кричи. Еще при мне написал, я свидетелем была, когда к нему нотариус приезжал. Я знаю, где оно лежит, вчера проверила – на месте. А ты думала, зачем я к нему в дом полезла? Если бы ты предупредила, я бы его – того… уничтожила. А теперь уже поздно, они дом обыщут и найдут завещание. Вот тебе и мотив, и тюрьма с сумой.

Лукреция обхватила голову Туси и развернула к себе, чтобы – глаза в глаза.

– Смотри на меня. Я не убивала профессора. Не о чем было предупреждать.

– Ты знала, что он мертвый. Что будут проблемы. Поэтому и позвала меня. Пусти, – Таисия освободилась. – Лучше расскажи все, или опять из меня дуру сделать собираешься?

– Обещаю – все расскажу, когда пойму. Обещаю, что попрошу у тебя помощи.

– Правда, попросишь?

– Клянусь.

На следующий день Лукрецию задержали по подозрению в убийстве профессора Ционовского.