Читать книгу Возможности сопротивления. Опыт борьбы с болезнью - Нина Вишневская - Страница 4

Апрель 2010. Я директор культурного центра GOROD в немецком Мюнхене. Центр создан людьми, говорящим по-русски. Кто-то из нас приехал учиться или работать из России, кто-то – из Украины, кто-то – из Латвии, из Молдавии, из Казахстана. В полуторамиллионном Мюнхене русскоговорящих много, не меньше 100 тысяч человек.

Главное дело в нашем центре – субботняя школа. Преподаем музыку, рисование, театр, шахматы, логику. Преподаем языки, на которых дети говорят дома – русский и украинский. Почти все дети родились уже в Мюнхене. При центре есть театр-студия, приезжают барды… То есть, GOROD – некоммерческая общественная организация, занятая дополнительным образованием и культурой.

Найти GOROD в сети, владея русским языком, совсем несложно. Находят и те, кому не до театра и не уроков русского. Это люди, приехавшие в мюнхенские клиники лечиться. К нам часто обращаются за помощью.

В апреле 2010-го попросили помочь с поиском жилья Алексею Скуратову, онкологическому больному из Красноярска. Жилья в Мюнхене он найти не может, поэтому ездит в мюнхенскую клинику из-под Ульма (это около 200 км), где живет у дальних родственников.

С жильем в Мюнхене действительно очень сложно. Стоит оно дорого, и снять что-либо на время тяжело. Но повезло: «наш человек» аспирант Костя К. уезжает на пару недель и соглашается поселить у себя Алексея на это время. Ключи от квартиры отдал мне.

Чтобы передать ключи, мы договорились встретиться вечером в центре города. Было холодно. Сумерки сгустились рано, поскольку небо затянуло тучами. Кто-то из знакомых подвез Алексея на машине. Лил дождь, и водитель предложил подбросить меня до дома. Ехали недолго, минут десять. Рассмотреть высокого худого парня, сидящего рядом с водителем, было трудно. Но он успел сказать главное: онкология не только у него, такой же диагноз и у его младшей сестры. Она скоро тоже прилетит в Мюнхен. Так что жилье надо искать сразу на двоих. И не на месяц.

Передачу ключей встречей считать не стоит. Через пару дней я села на велосипед и поехала знакомиться.

Светило солнце, был чудесный весенний день, все вокруг уже цвело и зеленело. Леша предупредил по телефону, что будет меня ждать не в квартире, а во дворе Костиного дома. Мол, посидит на солнышке.

Вот там я его и рассмотрела впервые. Худой, очень красивый парень с пышной копной темных волос (для онкологического больного это редкость). Темные круги под глазами, внимательный взгляд, чудесная улыбка и огромная усталость, читающаяся сразу. Такой резкий контраст между беззаботным птичьим щебетом, цветущими деревьями вокруг лавочки и этой усталостью.

Рядом со скамейкой – стойка капельницы. Тонкий шланг от подвешенной на ней емкости тянется к вороту и уходит куда-то под рубашку. Раствор уже почти весь прокапан. Леша предлагает подняться в квартиру. Ему надо поставить новую капельницу.

Привычно подхватывает стойку, отказываясь от предложенной помощи. Объясняет, что он должен быть подключен к капельнице каждый день минимум по 9 часов. У него удален практически весь толстый кишечник и большая часть тонкого кишечника (от него осталось 70 см), а именно в кишечнике у людей впитывается вода и уже расщепленная в желудке еда. Две трети желудка тоже удалены. Есть обычную еду и пить Леша может, даже должен – треть желудка тоже обязана работать. Но усваивается там мало что. Воду и питание Леша получает прямо в кровь через капельницу и иглу, вставленную в центральный порт – специальную мембрану, вшитую хирургами под кожей в крупный кровеносный сосуд.

Про центральный порт мне объяснять не надо. Моему мужу Жене тоже вшивали такой под ключицу. У Жени была лимфома, рак лимфатической системы. Но его вылечили, регулярно вливая через порт «химию». Со времени лечения уже прошел год. Каждые три месяца Женя проходит проверки. Слава богу, все хорошо! Порт уже удалили. На груди остался от него небольшой шрам.

Леша улыбается и показывает шрамы от вшитых и убранных портов. Оказывается, иногда порт может воспалиться, и тогда его заменяют на новый, вшивают с другой стороны. Такое случалось с ним уже многократно. Лечится от рака он 10 лет. В Мюнхене оказался далеко не в первый раз. Здесь ему уже делали операцию, после нее он почти месяц был в коме. Потом уехал домой, и вернуться должен был еще осенью. Но закончились деньги.

На стойку Леша цепляет большой белый пластиковый пакет. В нем оликлиномель – эмульсия для внутривенного питания, Лешина основная еда. Пьем вместе чай. Леша его глотает, и сразу после этого раздается журчание. Это проглоченная жидкость проливается в висящий у него на животе мешок-стому. Стома пришита у него высоко, выше талии. Поэтому ее трудно спрятать под одеждой. Обычно хирурги стараются пришить ее ниже линии пояса. Тогда стому удается спрятать под юбку или под брюки. У Леши иначе.

Рассказывает о сестре и об их маме. Мама умерла в 30 лет, когда Леше было шесть, а его сестре Ире всего 2 года. Отчего умерла, никто тогда не понял. Болел живот. Вроде лечили от гастрита и от колита. Диагноза не было, ни до смерти, ни после. В небольшом сибирском городке с медициной было не очень.

Некоторое время назад, уже в Мюнхене, Леше предложили сделать генетическое обследование. И нашли сразу четыре «поломанных» гена, указывающих на семейную форму рака пищевода. Стало ясно, что Леша болен тем же, чем болела мама. Бросился звонить сестре в Красноярск, чтобы предупредить об опасности. И услышал от нее, что страшная болезнь проявилась у нее тоже. Ире сейчас тридцать. У нее двухлетняя дочка Оля. Иру недавно прооперировали в Мюнхене, и она улетела в Красноярск. Но скоро вернется, у нее будет химиотерапия, а потом, наверное, еще одна операция.

Заговорили о детях. О том, как мечтает Леша иметь ребенка. Не выдержала, спросила: «Как ребенка? Как, если у тебя четыре поломанных гена?». Ответил: «Да какая разница, чьи у него будут гены. Не обязательно мои. Я ребенка растить хочу. Душу растить. Гены – дело десятое».

Попросил съездить на велосипеде в аптеку, купить какие-то лекарства. От всего услышанного у меня слегка кружилась голова. Села на велик и поехала, аптека оказалась где-то в двух километрах. За час нашей беседы погода успела измениться, собрались тучи. Когда проехала уже больше половины пути, упали первые тяжелые капли. Начался даже не дождь, а настоящий весенний ливень. Тот самый, про который говорят «как из ведра».

Мгновенно вымокла до нитки. Но было совершенно все равно. Такая ерунда, такая мелочь – сильный дождь. Разве это беда? Только что мне рассказали про настоящую беду, про настоящее горе. Я даже не знаю, плакала я или нет. Если и плакала, то разве это увидишь под таким дождем. Он лил сплошной стеной. Ехать было невозможно, просто ничего не видно за потоками воды.

Спряталась с велосипедом под какой-то козырек, навес у магазина. Очень хотелось поскорей выполнить поручение и вернуться к Леше. Вот с этой первой встречи всегда хотелось поскорей вернуться к нему, быть рядом, стараться помочь и поддержать. Не знаю, почему так получилось. Знаю только, что и тогда, и после он меня всегда встречал фразой «почему ты так долго ехала, я тебя ждал».

Почему-то с первой встречи нам было хорошо вместе. Вернувшись из аптеки, я залезла под душ, переоделась в найденную в шкафу Костину рубашку. И мы еще долго пили на кухне чай и говорили о разном, не про болезнь. Про Лешиных друзей и про то, что хорошо было бы купить в Германии подержанную машину. Какие они бывают, крутые немецкие машины. Какую машину он купил бы папе. На какой погонял бы сам. И как они ездили с друзьями из Красноярска на озёра. Триста километров в одну сторону, что по сибирским меркам не расстояние, это рядом.

Оликлиномель потихоньку капал. Почему-то нам обоим было спокойно и даже весело. Тучи куда-то делись, солнышко вновь светило ярко. Промокшее мое платье почти высохло, в квартире у Кости нашелся утюг, досушила утюгом.

Договорились встретиться через день. Я вернулась домой и стала писать и звонить разным людям, искать квартиру для Леши и Иры. И читать Живой Журнал юзера skur_a. Но не с начала, а вот с этой декабрьской записи.