Читать книгу Жена поневоле - Нинель Лав - Страница 4

«Ягуар» замер у красивых кованых ворот, сквозь которые был виден большой трехэтажный дом из красного кирпича с эркером, торцевыми балконами и огромной террасой под легким разборным навесом.

Прямо за воротами на заасфальтированной площадке у гаража было полно машин. Но вместо привычных стройных рядов роскошных иномарок всех цветов и марок на площадке хаотично расположились, по большей части, неказистые на вид Жигули, некоторые с синими полосами и мигалками на крышах – только одна машина выпадала из этого «рабочего» класса: огромная темно-синяя, почти черная, «БМВ».

«– Адвокатская, – догадалась Кира и, взглянув дальше, передернула плечами».

Около белой с красными полосой и крестами «Скорой помощи» стояла темная машина точная копия «Скорой» только без окон, в которую как раз несколько человек запихивали носилки с накрытым черной пленкой телом. Из-под пленки свешивалась худенькая детская ручка с синяками на запястье.

Какой ужас!

Все сказанное Вячеславом Львовичем оказалось правдой!

До последней секунды она еще сомневалась в услышанном признании и только теперь осознавала весь ужас случившегося.

Закрыв глаза, Кира глубоко подышала открытым ртом – главное сейчас успокоиться, не зацикливаться на увиденном и подумать о чем-нибудь постороннем. Если придерживаться этой простой «хитрости», то становится легче жить на свете, меньше переживаешь за свои промахи и чужие ошибки, не забиваешь себе голову домыслами и картинками воображаемой жизни – если бы, да кабы!

Ворота медленно поехали в сторону, и новенькому «Ягуару» пришлось испуганно отпрыгнуть в сторону, посторониться, пропуская выезжавшую с участка труповозку.

После отъезда «темной» машины, на душе у Киры стало немного спокойнее – ведь если не видишь чего-то, то, возможно, этого и не существует!

«– Интересно, во сколько обойдется ремонт квартиры? И ремонт конюшни подошел к самому ответственному этапу: замене водопроводных труб – одни расходы!»

К «Ягуару» подбежал невысокий худощавый блондин с голубыми яркими, как майское небо, глазами и искренне обрадовался встречи.

– Хорошо, что вы приехали, Кира Дмитриевна! У нас тут такое творится!

Выйдя из машины и выпустив «на свободу» сонного пса, Кира поздоровалась с Николаем и попросила:

– Загоните, пожалуйста, «Ягуар» в гараж, подальше от этих… – она кивнула головой на полицейские Жигули, интуитивно чувствуя, что с полицией ей сегодня придется воевать – сегодня они стояли по разные стороны баррикады, что случалось довольно редко – она все еще наивно верила в торжество закона и справедливости, хотя жизнь снова и снова старалась убедить ее в обратном. – Так что у вас случилось?

– У нас тут убийство…

Взяв ключи от машины, Николай сгреб пятерней растрепавшиеся волосы на макушку и проинформировал:

– Убийство произошло в одной из хозяйских спален. В доме на хозяйской половине – это на втором этаже, слева от лестницы – две спальни: одна личная, другая для девиц… ну, сами понимаете – холостяцкая. Так вот, в этой спальне Вячеслав Львович и обнаружил убитого ребенка. Встал среди ночи, ему почудился какой-то шум – он подумал, что одна из его бывших пассий снова пробралась в дом, зашел туда – а там труп!

– И что?

– Он позвонил адвокату, а когда тот приехал, вызвал меня… Честно признаюсь вам, Кира Дмитриевна, мы хотели завернуть тело и вывезти из дома, но тут, как назло, полиция налетела. И откуда она взялась, зараза?! Будто кто-то ее нарочно вызвал в самый неподходящий момент.

– И что? – Кира снова задала тот же нелепый вопрос – от волнения в ушах звенело и ничего путного в голову не приходило.

– И ничего! Вячеслава Львовича обыскали, допросили, закрыли на втором этаже в его кабинете под охраной полицейского, и менты по всему дому расползлись, как тараканы – отпечатки снимают, фотографируют и все такое.

– И… – Кира тряхнула головой, помолчала немного, собираясь с мыслями. – Вячеслав Львович просил меня срочно приехать, обсудить что-то важное.

– Сейчас к нему никого не пускают, хотя Борис Яковлевич и уговаривает следователя относительно вашего присутствия в доме – я подслушал у открытого окна. Вам обязательно надо увидеться с Вячеславом Львовичем – он так и сказал своему адвокату: «Если не получится увидеться с Кирой – хана мне брат Бориска!».

– Но как же я попаду в его кабинет?

Николай задумался.

Ларион подбежал к хозяйке и сел рядом, Кира погладила длинную с белой проточиной морду собаки и с надеждой посмотрела на Николая.

Он был очень разумный (хотя ему было всего двадцать три года) молодой человек, к тому же каратист, и заслуживал ее полного доверия – в сложной ситуации он не «спрятался в обоз», а встал рядом с ней – плечо к плечу и «сел в седло, и взял меч», и сражался, и защищал, и помогал…

Солнце уже показалось из-за леса. Оно взбиралось на небо по верхушкам елей, окрашивая все вокруг в розово-голубые тона. Вместе с солнцем проснулся и ветер. Он налетел неожиданно, растрепал волосы людей, стоящих около машины, пузырем надул их одежду и, запутавшись в железном кружеве кованых ворот и ветвях деревьев, присмирел, став обычным летним, ласковым ветерком.

Телохранитель Вячеслава Львовича снова пригладил длинные белесые волосы до плеч и, достав из кармана черную резинку, стянул волосы сзади в короткий хвостик – что б не отвлекаться на глупости.

– Я, кажется, придумал, Кира Дмитриевна… Рядом с кабинетом Вячеслава Львовича находится его личная спальня, там есть балкон. Если войти в дом через заднюю дверь, подняться из служебных помещений по винтовой лестнице на третий этаж, там выйти на маленький балкончик в библиотеке, который находится как раз над балконом личной спальни Вячеслава Львовича, перелезть через балконную решетку, спрыгнуть на балкон второго этажа, войти в спальню, а уже оттуда запросто попадете в смежный со спальней кабинет. Мент стоит в коридоре у дверей кабинета и про смежную спальню вряд ли знает – дверь спальни находится за одной из панелей кабинета – ее не сразу найдешь. Возможно, вам и удастся поговорить с Вячеславом Львовичем с глазу на глаз.

– Да что вы такое говорите, Коля?! – возмутилась Кира, представив себе, как висит на балконной решетке, раскачивается и прыгает вниз на балкон нужной спальни, и от страха передернула плечами. – Чтобы я прыгала с балкона на балкон! Я не канатоходец и не воздушный гимнаст и выделывать немыслимые кульбиты на уровне третьего этажа не могу!

– Но попробовать то можно, Кира Дмитриевна, – с надеждой взглянул на гостью Николай, вспоминая при каких трагикомических обстоятельствах познакомился с ней хозяина.

– Не, не, не, – помахала рукой Кира, – забудь. Мы пойдем другим путем…

Она потянула из машины за ремешок свою сумочку и через открытые ворота по дорожке быстро пошла к дому. Пес бежал за хозяйкой, внимательно глядя по сторонам – бывать в незнакомых местах он не любил: мало ли кого встретишь на чужой собственности.

Не смотря на конец августа, огромный зеленый газон перед домом все еще радовал глаза яркой летней травкой, на клумбах и рабатках вдоль дорожек цвели разноцветные цветы, толстые плети плюща увивали углы дома из красного кирпича, огромные кусты рододендронов цвели последними бело-розовыми шапками соцветий, но что-то во всем этом природном великолепии было не так…

Остановившись на середине пути к дому, Кира присмотрелась: на сочных плетях плюща появились пожелтевшие листья, отцветшие соцветия рододендронов коричневыми болезненными пятнами висели среди зелени листьев и бело-розовой пены цветов, на клумбах среди цветов виднелись сорняки – заботливые руки садовника давно не приходили на помощь природе, удаляя отцветшие цветы и сорняки. В этом саду в конце лета поселилась осенняя печаль увядания.

Отгоняя тревожные мысли, Кира подошла к дому.

– Сюда нельзя, гражданочка! – остановил ее молоденький полицейский на первых ступеньках полукруглого мраморного крыльца перед дверью. – Остановитесь!

Ларион зарычал, но Кира погрозила ему пальцем – «нельзя» и взяла за ошейник.

– Я здесь живу! – решительно заявила она, поднимаясь на следующую ступеньку. – Посторонитесь, пожалуйста, мне нужно войти.

Но из приоткрывшейся входной двери на крыльцо вышел плотненький среднего роста мужчина, одетый в темный костюм и клетчатую рубашку, и закрыл собой открывшийся дверной проем.

– Что здесь происходит? – поинтересовался он у полицейского, всем своим видом игнорируя женщину, и шагнул вперед, прикрывая дверь.

– Да вот… – полицейский кивнул в сторону Киры и сообщил: – Рвется в дом, говорит, что живет здесь.

– Это вы, здесь живете? – недовольно спросил мужчина и, через плечо посмотрев на нарушительницу порядка нагловатыми маленькими глазками, медленно повернулся и представился: – Капитан Знаменский Олег Рудольфович. Зачем же вы нарушаете порядок, гражданочка? Вам же сказано – сюда нельзя!

Они были примерно одного роста, одного возраста, даже волосы у обоих были русого цвета – на этом их сходство заканчивалось, и начинались различия. Волосы у него были блеклые и жиденькие, у нее же – пышные волнистые с золотым отливом. Глаза у нее были светло-карие с золотыми искорками, у него зеленовато-карие с желтыми разводами, да и пахло от них по-разному: от нее – свежестью и дорогими французскими духами, от него – резкой смесью дезодоранта, пота и дешевых сигарет.

Почувствовав неприятный запах, Кира поморщилась – она очень чутко реагировала на резкие запахи. Ларион чихнул и зарычал – запах ему тоже не понравился.

Это брезгливое выражение женщины и собаки очень не понравилось полицейскому капитану – ишь, нос воротят… интеллигенция вшивая…

– Пока идет осмотр места преступления, в дом никто не войдет. Так что, гражданочка, давайте свои документы и подождите на крылечке.

Он протянул руку и шагнул с крыльца на ступени.

Ларион оскалился, прыгнул вперед, защищая хозяйку, и попытался укусить протянутую руку мужчины, но Кира за ошейник удержала собаку, однако сама поскользнулась: высокий каблук черной босоножки «поехал» по скользкому мрамору, нога подвернулась и, ухватившись за руку полицейского чина, она упала с крыльца на колени, таща за собой по ступеням и опешившего капитана.

– Ларион нельзя! – закричала Кира, едва сдерживая лающего и рвущегося пса. – Зачем вы ко мне руки тянете? Не видите, что собака рядом? Из-за вас я упала! – теперь Кира кричала на полицейского капитана. – О-ой-е-ей! – стонала она, больно ударившись коленями о мраморные ступени.

– Что здесь происходит? Не трогайте ее! – крикнул подбегающий к дому Николай полицейскому капитану. – Пустите ее! – Николай помог гостье подняться, глаза его метали молнии. – Ничего себе представители закона! С женщиной подрались! – громко возмутился он, поднимая отлетевшую на дорожку дамскую лакированную сумочку и пытаясь за ошейник тоже придержать лающего пса. – Надо на него, Кира Дмитриевна, жалобу начальству накатать. Я вашим свидетелем буду!

– Да нет, Коля… – опираясь на руку молодого человека и отряхивая от пыли черные шелковые брючки, начала было Кира защищать ни в чем не повинного капитана, но, вдруг, услышав растерянный голос мужчины, минуту назад такого самоуверенного и сердитого, неожиданно замолчала.

– Вы, все неправильно поняли, – заволновался представитель закона, пытаясь прояснить ситуацию и отходя подальше от шумливой троицы. – Никто ее не толкал! Женщина сама упала из-за собаки…

– Сама! – наигранно возмутилась Кира, успокаивая Лариона и крепче берясь за ошейник. – Как вам не стыдно, капитан! Вы хотели меня оттолкнуть, а собака на вас набросилась! Я еле его удержала, чтобы он вас не покусал. Все видели!

– Да нет же, женщина, – покрываясь красными нервными пятнами, оправдывался следователь, пятясь от прыгающего на него пса – он и не думал, что простой колли может так рьяно защищать свою хозяйку. – Я только руку протянул за вашими документами…

– О-ой! Больно! – застонала Кира, сгибаясь пополам и хватаясь за лодыжку. – Наверно, я ногу сломала.

Растерянно хлопая голубыми глазами, Николай с жалостью смотрел на стонущую от боли женщину – вряд ли можно сломать ногу, поскользнувшись на ступенях крыльца, хотя кто знает… Он вызвал по рации из служебного помещения над гаражом телохранителей и, пока они бежали к дому, помог Кире присесть на ступени.

С болезненным видом потирая ногу, хотя боль гнездилась совсем в других месте: в коленях, боку и в пальцах, Кира быстро анализировала ситуацию – полицейский капитан поверил в то, что, возможно, она, и правда, сломала ногу и, похоже, очень испугался за свою репутацию.

Но чего-то явно не хватало… Чего?

Подумав немного, Кира догадалась – не хватало слез! Ведь слезы – это, женское оружие. Она убедилась в этом, когда, добиваясь своего, рыдала на плече…

Сжав кулаки с такой силой, что ногти врезались в ладони, Кира заплакала.

Крупные прозрачные слезы, словно жемчужные бусины, покатились из ее застывших широко открытых глаз. Они капали на серую с черными разводами шелковую футболку и тут же растворялись, исчезали в стальном цвете шелка, делая его темным и таинственно влажным…

На мужчин, и правда, женские слезы произвели неизгладимое впечатление – соляными столбами они застыли на мраморном крыльце и дорожке, беспомощно глядя на плачущую женщину.

А Кира, вспоминая самые печальные события своей жизни, отдалась на волю жалости и напропалую жалела себя, глядя в пространство остановившимся взглядом.

«– Бедная я несчастная! Одинокая, горемычная! Никто меня не любит! Никто не жалеет! Никто корочки черствой не подаст и не заступится за сироту неприкаянную! Нет ни дома у меня, ни пристанища на ночь! И некуда мне, разнесчастной, приклонить свою буйную головушку – ото всюду меня прогоняют! Никто не пустит меня в свой дом, никто ножки мне не омыть натертые, израненные! Никто не обнимет меня за плечи, не выслушает боль-печаль мою, не погладит по голове, как маленькую, не приголубит! Никто слез моих не осушит и не разделит со мной мое горе-горькое! Бедная я несчастная! Одинокая, горемычная!»

Она вспомнила, как совсем маленькой трехлетней девочкой в гостях у родственников на Украине заблудилась на колхозной бахче среди огромных полосатых арбузов; как шла наугад по бесконечному полю и падала на сухую комкастую землю, цепляясь маленькими ножками за длинные толстые арбузные плети; как плакала от страха и голода, забившись от обжигающих солнечных лучей под колючие лопухастые арбузные листья; как долго-долго ковыряла палочкой твердую полосатую арбузную корку, чтобы хоть как-то утолить мучительные жажду и голод; как тряслась от страха в ночной холодной темноте и плакала от счастья, когда поздно ночью ее все-таки нашла спущенная с цепи хозяйская собака, которую она украдкой кормила привезенными из Москвы гостинцами: печеньем и половинками шоколадных конфет (девочкой Кира так любила шоколад, что не в силах была отказаться от любимого лакомства и собаке доставалась только часть его). Вспомнила о том, что недавно развелась с мужем; вспомнила свой бурный страстный роман, прервавшийся в одно мгновенье; вспомнила, что три недели назад уехал с отцом в Германию на лечение ее бывший жених, пятнадцать лет назад так и не решившийся на ней жениться, а недавно у них наметилась новые отношения, а он уехал… и на сегодняшний день она осталась совсем одна – дочки и родители отдыхают на море, а она прозябает в душной и пыльной Москве и занимается, черт знает чем…

«Хватит рыдать! – остановил Киру ее внутренний голос, вытирая слезы кружевным платочком и некрасиво шмыгая носом. – Актрисулька из погорелого театра! Через десять минут нос опухнет, глаза покраснеют и заплывут, как у пьяницы… Ты этого добиваешься?»