Читать книгу Аленушка все. Киносценарии - Ноэми Норд, Ноэми Норд - Страница 4

Антураж легкий, непринужденный.

Панорама – экран на котором – пустые костюмы, а также, как догадались, – маски свиней, самые разнообразные по размеру и оттенкам.

Цветник цитат из скотного двора. И 1984.

Дурка М

Мистер Страх.

Маэстро Адреналин.

Господин Пафос унижен, на коленях, в горле колготки, ребра хрустят. Его топчут.

– Он слишком много говорит о русне, о тупости и нулях в мировой культуре.

– И отсутствии воображения.

– Воображение свойственно и животным. Творит, например, орангутан, который создает шедевры посредством кала и задних рук. Что движет им? И что движет художником? Механизмы таланта одинаковы. Их нужно хвалить, поощрять, не жалеть, обещать много, изобильно – и тогда даже обычный слон в угоду заказчику нарисует письку.

– По-вашему гениальность – тоже зооморфна?

– Гениальность – это зуд мозга, поэтому всегда протестна. Художник творит – и усмиряет зуд. Приговори его изо дня в день рисовать одни вагины – и он нарисует арабский ковер. С виду в нем нет ничего живого – узоры узоры, но приглядись: они все – воссоединение гендера, мечта гарема, подвиги султана.

– А почему пафос в луже?

Пафос вылезает.

Бить?

Бьем.

Дурка Ж

Скрюченная Алена выгибается на манер столбнячного ню, ее разворачивает шваброй внутрь, она наступает на грабли, встает коромыслом.

Свинки привстают на пуантах:

– Вот оно! Мейерхольд.

– Мейерхольд?

Тень Мейерхольда потирает руки и простирает их клешнями вверх

(Использовать технику Мейерхольда).

Алена

– Не мое. Мне всегда был ближе Станиславский. Мейерхольд не для меня.

Пафос

– Его не переносил и Сталин, выблевал на премьере, а потом казнил.

Свинки привстают на пуантах:

– Девочки, свинки, не будем о трупах!

Алена

– Я не из последних. Мне позволяли говорить.

Свинки:

– Но…

Алена:

– И даже состоялась la raclée с примой.

Свинки в танце с саблями:

– Драка с примой! Но…

Алена

– Дурка? Почему я здесь? У меня же аутоиммунное, очень редкое заболевание.

Свинка с тонометром:

– Не редкое. Что-то вроде понюхать кошку.

Алена:

– Да-да, редчайшее: когда клетки начинают пожирать клетки.

Свинка с тонометром:

– Мозг поедает мозг – и что остается?

Алена:

– А почему они поедают?

Свинка с тонометром:

– Формула клеток напоминает стрептококки. Поэтому организм атакуют сам себя.

Свинки

– Здорово сказано!

– Это – сглаз!

– Это – приговор за красоту!

– За молодость!

– Девка кому-то перешла дорогу!

– Не надо было la raclée…

Мейерхольд меняет позу и застывает в позиции «Пастушка раздвинула ножки».

Свинки:

– Я уверена, что не обошлось без магии.

– Аленушку увезли помирать.

– Она была красивой девочкой.

– Обзавидовались.

– Она влюбилась… Вот что стало причиной.

– Ложи аплодируют перышкам.

– Причиной стал театр. Она перешла дорогу. Ей.

– Глупая.

– Разве можно царапаться с Ею?

Ведьмы хрюкают за кадром:

– Порча! Порча!

Скотины женского рода

Пафос

– Почему скотин женского рода так ненавидят в русском языке?

Свинья – ругательное. Кабан – нет.

Собака, сука особенно, – во всех житейских ругательствах, а кобель виноват лишь в сравнении.

Змея, гиена, крыса – вездесущее определение дам.

Для мужчин действуют другие законы.

Ворон – признак мудрости. Орел – храбрец.

А женщины – тварь, сволочь, гадина, мразь, подлость, склока, ругань, зараза, драка, болезнь, срань, рвота, грязь, смута, – ну и так далее.

В плохих делах замечены лишь женские сущности.

Но есть и дамы!

Пафос кидает на стол завреду буклет.

– Итак, об идее. Нарратив такой:

Люди ослабили друг друга, цивилизации сели на мель.

ИИ занялись серьезными делами.

Завред

– Обычная фантастика об апокалипсисе не без помощи ИИ?

Пафос

– Нет. Попытка возрождения. С этой целью ИИ создает, воскрешает или впускает в мир 9 муз. Тех самых, пухленьких, эротичных, плотоядных и весьма производительных.

И среди них, уже в самом начале можно заметить главное.

Пишущих муз – 6, а остальных мало.

Урания – научная дама,

Терпсихора – уже с четыре- с – четвертью тулупом.

Клио – милашка, подсадила зрение в библиотеках.

Остальные шесть – графоманки, источники белого шума, хаоса, орущие постоянно за войну, за жопу человечеству, каждому по чарке и все такое…

Завред

– А правда ли их было 9? Муз?

– Вот в чем загадка: была ли среди них одна самая тупая – шесть в одной? Поэзия, эротика, рэп батл, гимны вождям? Трагедия? Сатира и..уйня всякая матом? Каллиопа, Эвтерпа, Мельпомена, Талия, Эрато, Полигимния, – все вместе белый шум, избыток цифрового хаоса, нарастающая энтропия, 9 мгновений до вселенского взрыва.

Завред

– Нет. Театр одного актера – не наше.

Пафос

– Так всегда. Народ должен тупеть и смердеть. А умные вещи в топку?

Завред

– Народ должен рожать, а не писать жалобы на непонятное содержание.

– А кто пишет -то? Пишет -то кто?

Консилиум

Сцена

Палаты и койки с ремнями, рядами уходящие в бесконечность.

ПАФОС

– А не лжете, что врачей не хватает? Что ковид унес эскулапов?

Тогда почему психиатров не становится меньше? Или это глобальный эксперимент?

Сцена

Консилиум. Совещание свинок. Тушки за полукруглым столом, дугой охватывающим небольшую сцену, где Аленушка связана своим телом тройным узлом. Из нагромождения опухолей, суставов, торчит одна голова.

Свинки в белых халатиках

– Зато мы избавились от тремора. Мышца фиксирует мышцу – и пациент не жалуется.

– Алена, как самочувствие?

Алена

– Сегодня хуже, чем вчера.

Свинки в белых халатиках.

– Правильно, милая, в целом намного лучше.

– Таблеточки не пропускаете?

Алена пытается сказать, но начинает дергаться коленка где-то возле уха.

Свинки в белых халатиках

– Уведите больную.

– Нет, нет, милая, не просите, мы услышали вас.

Алену выкатывают из зала.

Свинки переговариваются. Кое-кто прикуривает, ловит пятачками веселый дымок.

– Она не наша. Ее нужно лечить в обычной больнице.

– Всех тяжелых переводят в дурки.

– А это, простите, разве не правильно?

– Вам всегда не хватает больных.

– Бюджетный рывок – наш единственный выход из нищеты.

– Аленушка никогда не развяжется.

– Не будем лишать надежды.

– Любая болезнь – усталость мозга. Взбодрим!

– Запереть, привязать – и улицы будут чисты.

– От подозрительных, мнительных, угрюмых…

– А также от дряхлых!

– Сгорбленных!

– Жирных!

– Мелких!

– Слепых и безногих!

– Они же все, кажется, оттуда?

– Только без оскорблений.

– Итак, аленушкам спать, спать, спать.

Палата 000

Аленушка пытается развязать узлы своего тела. Но они еще больше сжимаются, руки все больше корчатся, пальцы дотягиваются до шеи, но.. Эта шея оказывается не своя.

Аленушка превращается в монстра. Она орет матом, рычит, визжит свиньей. И всех нянек, которые бросаются с ремнями на визг, она сплетает в одно целое.

Бегут кабанчики, тряся накаченными боками.

– Мужчины! Ребята! Помогайте! – кричит изнутри монстра садистка Светлана Сергеевна.

Аленушка накидывает на очередную добычу скорченные клетки, ребра- кости, и слышно, как трещит, растет уродливый хрюкающий визжатник.

Аленушка поднимает глаза вверх. Она что-то вспоминает. Читает роль. Голос меняется от низкого до фальцета, и обратно.

Ее уже ничто не может остановить. Гигантский шприц вставлен в угол глаза, раскачивается в такт монологу.

Она в одеянии Спящей Красавицы. На лбу сверкает диадема.

АЛЕНУШКА

Мир летит в пропасть, большую зловонную дыру.

Невозможно ничего исправить, изменить.

На горизонте ядерные грибы, пожары.

Тошно от ликов.

Хочется заснуть и проснуться через сто лет.

И вот… мое желание исполнено.

Меня будит программа ровно через сотню лет.

Вокруг ничего нет кроме пустоты.

Куски скал летят рядом с хрустальным гробом.

Наш мир уже сейчас приговорен.

Выходи!

Свинки в белых халатиках

– Бедняжка!

– Это ее последняя роль.

На пороге появляется Очкарик. Он нервно протирает полой халата стеклышки.

– Я ничего не понял.

Свинки в белых халатиках.

– Пять кубиков хватит?

Вид на угол, где копошится стая кабанчиков, спеленутых в шар рук-ног, чушек – жоп.

– Ничего страшного. Обычный день в палате 000.