Читать книгу Остановись, мгновенье - Нора Робертс - Страница 5

Улизнув с консультации, Мак обеспечила себе дополнительное и никогда не лишнее время, чтобы ответить на телефонные звонки, подтвердить встречи, вывесить на веб-сайте последние фотографии. Поскольку вторая половина дня – или то, что от нее осталось – была свободной, Мак решила посвятить ее фотографиям с новогодней свадьбы.

Телефонный звонок вызвал всплеск раздражения, но Мак напомнила себе, что бизнес прежде всего, и подняла трубку.

– «Фотосалон Мак», «Брачные обеты».

– Макензи.

Мак закрыла глаза, ткнула себя пальцем в висок, как пистолетом. Ну, когда же она научится проверять, кто звонит, даже по бизнес-линии?

– Слушаю, мама.

– Ты не отвечаешь на мои звонки.

– Я работаю. Я же предупреждала, что на этой неделе у меня завал. И я просила не звонить по деловой линии.

– Но ведь ты ответила! Какое достижение, если вспомнить другие мои три звонка!

Пререкаться бесполезно. И бесполезно объяснять, что нет времени на пустую болтовню в рабочие часы. Лучше быстренько отбыть повинность и покончить с этим.

– Прости, мам. Как ты встретила Новый год?

Судорожный вздох предупредил Мак о надвигающейся буре.

– Я порвала с Мартином, о чем ты давно знала бы, если бы потрудилась ответить на мои звонки. Я провела ужасную ночь. Ужасную. – В голосе Линды послышались рыдания. – Я раздавлена. Я опустошена.

Мартин, Мартин… Мак не смогла вызвать в памяти отчетливый образ текущего экс-бойфренда.

– Мне очень жаль. Расставаться в праздники особенно тяжело, но посмотри на это, как на начало нового года с чистого листа.

– Как? Как ты можешь такое говорить? Ты же знаешь, как я любила Мартина! Мне сорок два года, я одинока и совершенно разбита.

Сорок семь, мысленно поправила Мак. Но, подумаешь, пять лет! Какие счеты между матерью и дочерью? Мак потерла виски.

– Я правильно поняла, это ты с ним порвала?

– Какая разница, кто с кем порвал? Все кончено. Кончено, а я его обожала. Теперь я одна, совершенно одна. Мы страшно поругались. Я не давала никаких поводов, а он грубил, придирался по пустякам! Он назвал меня эгоисткой. И слишком нервной, и еще всяких гадостей наговорил. Что мне оставалось, кроме разрыва? Он оказался совсем не таким, как я думала.

– М-м-м. Элоиза вернулась в школу? – спросила Мак, надеясь перевести разговор на свою сводную сестру.

– Вчера. Бросила меня в этом ужасном состоянии. Я совершенно истощена эмоционально и физически. Я по утрам едва выбираюсь из кровати. У меня две дочери. Я отдала им всю себя. И ни одна из них даже не пытается поддержать меня.

Мак наклонилась и легко постучалась лбом об стол, чтобы отвлечься от дикой пульсации в висках.

– Начинается семестр. Она должна вернуться. Может, Милтон…

– Мартин.

– Да, конечно. Может, он попросит у тебя прощения, и тогда…

– Все кончено. Возврата нет. Я никогда не прощу человека, который так мерзко со мной обошелся. Я должна успокоиться, прийти в себя. Мне необходимо время, покой, место, где я могла бы снять стресс, вызванный этой безобразной ситуацией. Уехать как можно дальше от этого жуткого холода, от воспоминаний и боли. Мне нужно три тысячи долларов.

– Три… мама, ты же не думаешь, что я отстегну три штуки на косметические процедуры во Флориде только потому, что ты злишься на Марвина.

– Мартина, черт побери, и это самое малое, что ты можешь сделать. А если бы мне понадобилось лечение, ты бы так же отказалась оплатить больницу? Я должна ехать. Все уже забронировано.

– Разве бабушка не посылала тебе деньги в прошлом месяце? Заблаговременный рождественский…

– У меня были расходы. На Рождество я купила этому ужасному человеку «Таг Хауэр» ограниченной серии. Разве я могла предвидеть, что он превратится в настоящего монстра?

Мать разрыдалась. Жалобно.

– Потребуй часы обратно. Или…

– Я никогда не буду так мелочиться. Мне не нужны эти чертовы часы, и он мне не нужен. Я хочу уехать.

– Прекрасно. Поезжай туда, куда можешь себе позволить, или…

– Мне необходим курорт. Конечно, после праздничных расходов я на мели, и мне необходима твоя помощь. Ты вечно хвастаешь, что твой бизнес процветает. Мне необходимы три тысячи долларов, Макензи.

– Как прошлым летом, когда понадобились две тысячи долларов, чтобы ты и Эл могли понежиться на пляже? И…

Линда снова разрыдалась. На этот раз Мак не стала биться лбом об стол, просто положила на столешницу свою несчастную голову.

– Так ты мне не поможешь? Ты не поможешь собственной матери? А если меня выгонят на улицу, ты просто отвернешься? Просто будешь жить своей счастливой жизнью, когда моя разрушена? Как ты можешь быть такой эгоисткой?

– Утром я переведу деньги на твой счет. Счастливого путешествия, – сказала Мак и повесила трубку.

Она встала, прошла в кухню, достала бутылку вина.

Ей просто необходимо было выпить.

После почти двухчасового обсуждения тканей, роз, причесок, списков гостей и еще бог знает чего у Картера онемели мозги, зато организм, напичканный кофе и печеньем (между прочим, чертовски вкусным печеньем), бурлил энергией.

Картер бодро шагал к своей машине, которую оставил ближе к студии Мак. Благодаря этой географической случайности ему поручили передать посылку, по ошибке доставленную в главный дом.

В воздухе закружились первые снежинки. Скорей бы добраться до дома, подумал он. Надо закончить план урока и подкорректировать вопросы для теста, который он собирался провести в конце недели.

Он мечтал вернуться к своим книгам и покою, столь необходимому после совершенно вымотавших его женских разговоров, сахара и кофеина. Да еще снова разболелась голова.

В снежных сумерках зажглись фонари вдоль дорожки, но в домике Макензи не горело ни одно окно.

Она могла уехать по делам, заснуть… или бродить по дому полуголой. Можно, конечно, приткнуть посылку к входной двери, но это показалось безответственным. К тому же посылка служила идеальным предлогом для того, чтобы снова увидеть ее и попробовать разобраться в своих чувствах, ведь в семнадцать лет он был тайно в нее влюблен.

Картер постучал, поправил под мышкой посылку. Подождал.

Макензи открыла дверь, полностью одетая, что принесло ему и облегчение, и разочарование. В одной руке она держала бокал вина, другой оперлась о дверь.

– Паркер попросила занести тебе по дороге. Я просто…

– Хорошо, спасибо. Заходи.

– Я только…

– Угощу тебя вином.

– Я за рулем, так что… – Но она уже удалялась в полумрак своей неповторимой, скользящей, сексуальной походкой.

– Я пью, как ты наверняка заметил. – Мак достала второй бокал, щедро плеснула в него из бутылки. – Ты же не хочешь, чтобы я пила в одиночестве, правда?

– Для этого я пришел поздновато.

Рассмеявшись, она сунула бокал в его руку.

– Так догоняй. Я выпила всего два. Нет, три. Кажется, я выпила три.

– Угу. Хорошо. – Если он не ошибся, то под легким кайфом бурлили гнев и огорчение. Он не стал пить. Протянул руку и включил свет на кухне. – Стемнело.

– Ну, да. Ты был сегодня так мил со своей сестрой. В некоторых семьях все такие милые. Я наблюдаю и поэтому замечаю. Я помню, что твоя семья была милой. Я не очень хорошо знала тебя и Шерри, но я помню. Милая семья. А моя – дерьмо.

– Как скажешь.

– А знаешь почему? Хочешь, расскажу, почему? У тебя есть сестра, так?

– Да. Даже две. Еще старшая. Может, лучше присядем?

– Две. Точно. Две. Еще и старшая. Никогда ее не видела. Значит, две родных сестры. А у меня? У меня одна. Нет, один. Нет, не так. Одно из двух половинок. Полсестры, полбрата – от каждого родителя, – так что вместе получается одно. А с отчимами и мачехами я вообще со счета сбилась. Они приходят и уходят, уходят и приходят, потому что у моих родителей – не успеешь оглянуться – новые семьи. – Мак отхлебнула вина. – Держу пари, у вас был семейный рождественский ужин?

– Да, мы…

– А знаешь, что делала я?

Ладно, он понял. Это не беседа. Монолог. А он, Картер – отражатель звука.

– Нет.

– Мой отец… где-то там. Может, в Вэйле. – Мак сосредоточенно нахмурилась. – Или в Швейцарии. С третьей женой и их сыном. В общем, отец не считается. Хотя он прислал мне до нелепости дорогой браслет… и вовсе не из чувства вины или особой отцовской любви, чего в нем никогда не замечалось. А просто потому, что, владея с младенчества трастовым фондом, он привык сорить деньгами.

Мак замолчала, нахмурилась еще больше и отхлебнула еще вина.

– Так на чем я остановилась?

– Рождество.

– Верно, точно. Мое семейное Рождество. Я нанесла визит вежливости матери и Элоизе – это моя сводная сестра – двадцать третьего, поскольку ни одна из нас не жаждет провести Рождество в семейном кругу. В нашем случае никаких рождественских гусей. Обменялись подарками, выпили, пожелали друг другу счастья и разбежались.

Мак горько улыбнулась.

– Мы не пели рождественских гимнов у рояля. Если честно, Эл сбежала еще раньше меня… к друзьям. Не могу винить ее. Моя мать может довести до пьянства. Видишь? – Она подняла свой бокал.

– Вижу. Пойдем прогуляемся.

– Что? Зачем?

– А почему бы и нет? Снег пошел. – Картер непринужденно вынул бокал из ее пальцев, поставил его на кухонный стол рядом со своим, нетронутым. – Я люблю гулять в снег. Эй, вон твое пальто.

Мак хмуро следила, как Картер идет за пальто, возвращается. Послушно сунула руки в рукава.

– Я не пьяна. Пока. И вообще, почему женщина не может напиться от жалости к себе в своем собственном доме, если ей хочется?

– Конечно, может. У тебя есть шапка?

Мак порылась в кармане пальто, вытащила ярко-зеленую шапочку.

– Только не подумай, что я каждый вечер напиваюсь и все такое.

– Я уверен, что ты не замешана ни в чем подобном. – Картер натянул на нее шапку, обмотал шею шарфом, застегнул пальто. – Отлично. – Он взял Мак под руку, вывел из дома.

Мак зашипела сквозь стиснутые зубы, вдохнув холодный воздух, но Картер крепко держал ее. На всякий случай.

– В тепле лучше, – пробормотала она и попыталась вывернуться, но он просто зашагал дальше.

– Я люблю, когда ночью идет снег. Правда, сейчас еще не ночь, но похоже. Я люблю смотреть из окна. Белое на черном.

– Мы не смотрим из окна. Мы находимся прямо в центре этого чертового холода.

Картер только улыбался и шел по дорожке. Сколько же здесь таких тропок? И все были тщательно расчищены, пока не покрылись тонким пушистым налетом.

– Кто все это разгребает?

– Что?

– Снег, Макензи.

– Мы. Или рекрутируем Дела, или его приятеля Джека. Иногда платим каким-нибудь подросткам. Когда как. Снег надо убирать. У нас же бизнес, необходимо поддерживать имидж. Для парковки нанимаем снегоуборщик.

– Много работы с таким поместьем и таким многогранным бизнесом.

– Все это части единого целого. И еще это наш дом, поэтому мы… О, ты меняешь тему. – Мак прищурилась, посмотрела на него исподлобья. – Я не дура, просто немножко пьяная.

– Причина?

– Моя отвратительная семейка. На чем я остановилась?

– Кажется, на Рождестве и на способности твоей мамы довести до пьянства.

– Точно. Вот как получилось в этот раз. Она порвала со своим последним парнем. Я неспроста говорю парень, поскольку, когда дело касается мужчин, отношений, браков, она мыслит, как несовершеннолетняя девица. В общем, сплошной театр, и, разумеется, ей необходим курорт, чтобы прийти в себя после тяжких испытаний, снять стресс и склеить разбитое сердце. Чушь собачья, но она в это верит. А поскольку в ее кармане и десятка не задерживается дольше пяти минут, она считает, что я должна оплатить ее расходы. Три тысячи.

– Ты должна дать своей матери три тысячи долларов, потому что она порвала со своим парнем и хочет отправиться на курорт?

– А если бы ей понадобилась операция, я бросила бы ее умирать? – Пытаясь объяснить тактику материнской атаки, Мак замахала руками. – Нет, нет, в этот раз она говорила не так. Если бы ее выбросили из дома на улицу. У нее целая коллекция подобных сравнений. А, может, она сказала и то, и другое. Я не очень отчетливо помню. Ах да, я должна дать ей эти деньги. Поправка. Я выложу эти деньги, потому что иначе она будет долбить меня до тех пор, пока я все равно их не выложу, поэтому лучше заплатить сразу. Вот я и выпила. Я всегда уступаю, а потом трясусь от злости и отвращения.

– Конечно, это не мое дело, но, может, если бы ты твердо отказала, ей пришлось бы отстать от тебя? Ведь если ты все время соглашаешься, с чего бы ей останавливаться?

– Я знаю. – Мак ткнула его в грудь. – Разумеется, я это знаю, но она упорная, и я просто хочу от нее избавиться. И все думаю, почему бы ей не выйти снова замуж – за счастливчика номер четыре – и уехать куда-нибудь? Далеко, далеко, далеко. Например, в Бирму. Эффектно исчезнуть, как мой отец. И очень редко выскакивать чертиком из табакерки. Может, она познакомится с кем-нибудь на курорте. У бассейна за стаканом с морковным соком или еще чем. Влюбиться – это для нее все равно, что купить новые туфли. Нет, еще легче. Пусть она влюбится, уедет в Бирму и оставит меня в покое.

Мак вздохнула, подставила лицо снежным хлопьям. И вовсе не холодно. И снег падает очень красиво, и совсем не раздражает, а наоборот. Приходится признать, что прогулка оказалась гораздо эффективнее выпивки.

– Ты хранитель, не так ли?

– Ты имеешь в виду деньги или старые газеты?

– Нет, я имею в виду спасение. Держу пари, ты всегда открываешь дверь любому, у кого заняты руки, даже если спешишь. И выслушиваешь личные проблемы своих учеников, даже если у тебя полно других дел. – Мак посмотрела прямо ему в глаза. – И выводишь слегка опьяневших женщин на снежные прогулки.

– Не вижу в этом ничего сверхъестественного. А ты уже не такая пьяная, – заметил он, глядя в ее пленительные зеленые глаза. Но печальные.

– Держу пари, женщины тебе до смерти надоели.

– Ты имеешь в виду вообще или в данный момент?

Мак улыбнулась.

– Держу пари, ты очень хороший парень.

Картер не вздохнул, хотя захотелось.

– Мне уже предъявляли подобные обвинения. – Он огляделся по сторонам, выискивая какую-нибудь другую тему для разговора. Может, отвести Мак в дом? Но ему не хотелось с ней расставаться. Хотелось побыть с ней подольше в заснеженном сумраке. Он заметил две симпатичные кормушки. – Какие птицы у вас тут водятся?

– Которые летают. – Мак сунула руки в карманы, поскольку перчатки остались дома. Ни один из них о перчатках не подумал. – Я мало понимаю в птицах. – Склонив голову к плечу, она внимательно посмотрела на него. – А ты еще и орнитолог?

– Нет, ничего серьезного. Просто хобби.

– О боже, глупее признания не придумаешь. Давай-ка, Картер, сматывайся, пока все окончательно не испортил.

– Думаю, нам пора возвращаться: снегопад усиливается.

– И ты ничего не хочешь рассказать мне про птиц? Кормушки засыпаем мы с Эммой. Они висят между нашими домами.

– Эмма живет здесь?

– Да, видишь? – Мак показала на хорошенький двухэтажный домик. – Старый дом для гостей, и она использует оранжереи позади него. Я захватила дом у бассейна. Лорел и Паркер занимают третий этаж восточного и западного крыльев главного дома. Как будто и у них по своему дому. Лорел необходима кухня. Мне – студия. Эмме – оранжереи. Поэтому такое распределение показалось самым разумным. Мы много времени проводим в большом доме, но у каждой есть личное пространство.

– Вы давно дружите.

– Вечность.

– Разве это не семья? Без всяких гадостей?

Мак ухмыльнулась.

– А ты умный. И насчет птиц…

– В это время года легко увидеть кардинала.

– Ну, все знают, как выглядит кардинал. Именно одному из них ты обязан созерцанием моей груди.

– Прости, не понял.

– Он пытался влететь в кухонное окно через стекло, но у него ничего не получилось. Зато я вылила на блузку колу. Итак, птицы. Кроме красных, врезающихся в окна, я еще знаю птицу додо.

– К сожалению, птица додо вымерла, но в этих местах можно увидеть полосатых представителей отряда воробьиных.

– Полосатые представители отряда воробьиных. Если я умудрилась повторить это без запинки, то, наверное, уже протрезвела.

Они брели по дорожке, отгородившейся от тьмы яркими фонарями. Крупными хлопьями, как в голливудских фильмах, густо падал снег. Более красивой январской ночи и пожелать невозможно, вдруг поняла Мак. Но она ничего этого не увидела бы, если бы Картер не зашел и не настоял – в своей очень сдержанной, очень мягкой манере – на прогулке.

– На данном этапе я, пожалуй, должна сказать, что не имею привычки опрокидывать бокал за бокалом до заката. Обычно я пытаюсь забыться в работе или изливаю раздражение на Паркер и компанию. Но сегодня я была слишком зла и для того, и для другого. И мороженого не хотелось, а в тяжелые моменты это один из моих личных костылей.

– Я так и понял. Кроме мороженого. Моя мама, когда злится или расстраивается, варит суп. Огромные кастрюли супа. Ты и не представляешь, сколько супа я съел за свою жизнь.

– У нас никто не готовит, кроме Лорел и миссис Грейди.

– Миссис Грейди? Она все еще здесь? Я не видел ее сегодня.

– Все еще здесь. И все еще заправляет домом и командует всеми его обитателями. А мы не устаем благодарить Бога за это. Сейчас у нее ежегодные зимние каникулы. Неизменно первого января она уезжает на остров Сен-Мартен и остается там до апреля. Как обычно, она заморозила кучу кастрюлек жаркого, супов, овощных запеканок, чтобы мы не умерли с голоду, если случится снежный буран или атомная война.

Мак остановилась у парадной двери, лукаво взглянула на Картера.

– Ну и денек был, профессор. Ты выдержал.

– Благодаря некоторым интересным моментам. Ах да, Шерри выбрала Номер Три с буфетом.

– Хороший выбор. Спасибо за прогулку и сочувственное ухо.

– Я люблю гулять. – Картер сунул руки в карманы, поскольку не очень представлял, что с ними делать. – Пожалуй, мне пора. Снега намело. И… завтра в школу.

– Завтра в школу, – с улыбкой повторила Мак и обняла его щеки согретыми в карманах ладонями; легко, почти, как сестра, прикоснулась губами к его губам.

И Картер потерял голову. Он не успел подумать, что делает, не успел остановить себя. Он схватил Мак за плечи, прижал спиной к двери и превратил легкое соприкосновение губ в долгий и страстный поцелуй.

Все, что он воображал в семнадцать лет, стремительно ворвалось в реальность в тридцать. Какова Мак на вкус, на ощупь. В момент, когда раскрываются губы и сплетаются языки, когда закипает кровь. В тихом шелесте неспешного снегопада ее судорожный вздох грохочущей молнией пронзил его сознание.

Предчувствие бури.

Мак не оттолкнула его, не запротестовала, когда он по-своему, жарко и безумно, истолковал ее дружеский жест. Мелькнула мысль: кто бы мог подумать? Кто бы мог подумать, что этот милый преподаватель английской литературы, натыкающийся на стены, может так целоваться?

Как будто вот-вот утащит тебя в ближайшую пещеру и сорвет одежду… пока ты с не меньшим энтузиазмом будешь срывать одежду с него.

А потом вообще не осталось никаких мыслей, и она лишь пыталась соответствовать.

Картер ошеломил ее. Она никогда не верила, что так бывает.

Ее ладони скользнули вверх по его лицу, пальцы погрузились в его волосы. Вцепились в них.

Это его отрезвило. Он отступил на шаг, чуть не поскользнулся на заснеженной дорожке, но Мак не шевельнулась, просто смотрела на него широко раскрытыми, сверкающими в темноте глазами.

Боже, думал он, боже. Я сошел с ума.

– Извини, – забормотал он, охваченный возбуждением и стыдом. – Извини. Это… не… просто я… Мне очень жаль.

Он бросился прочь, неуклюже скользя по свежевыпавшему снегу, а она все так же ошеломленно смотрела ему вслед. Сквозь грохот в ушах она услышала писк электронного ключа, увидела – в свете вспыхнувшей в салоне лампочки, – как Картер забирается в свою машину.

И только когда он уже исчез из виду, Мак вспомнила, что надо дышать, и обрела дар речи, и еле слышно выдавила:

– Никаких проблем.

Чувствуя гораздо более сильное головокружение, чем от вина, Мак вошла в дом, прошла на кухню, вылила в раковину его нетронутое вино, остатки своего. Она обвела кухню невидящим взглядом, развернулась, оперлась о кухонный стол. И только тогда изумленно и восхищенно произнесла:

– Блеск.