Читать книгу Просто будь рядом - Нора Робертс - Страница 1

1

Оглавление

На исходе лета если уж дождь зарядит, то это надолго.

«Хоть бы Бог послал мне убийство!» – думала лейтенант Ева Даллас, уныло глядя в крохотное окошко своего кабинета все в дождевых потоках. Послал – во спасение: только мокрое дело освободит ее сейчас от бумажной мороки. Альпийские горы незаполненных документов высились на столе, наводя на нее зубодробительную тоску. И сколько она ни убеждала себя, что это бумагомарание – часть полицейской работы, легче не становилось.

Запасшись равновеликим альпийским масштабам количеством кофе, Ева заперлась в кабинете и, оттягивая неотвратимый момент, когда придется-таки сдвинуть с места ворох бумаг, предалась размышлениям. Что-то мирно люди живут… Вот бы кто-то кого-нибудь грохнул – прямо сейчас… Тогда она занялась бы расследованием, а не тупо сидела бы за столом. Впрочем, вся эта бумажная волокита останется ей на потом. За сколько расследований она еще не отчиталась?

Вздохнув, она вытаращилась на цифры, в которых должна была навести порядок. Сначала – бюджет департамента. Расходы. Ага. Вот тут надо поджать, там подогнать… А что поделаешь? Копы, между прочим, не питаются воздухом.

После финансовых отчетов Ева взялась за накладные расходы своих подчиненных.

Бакстер. Новые ботинки? Да еще за три с половиной сотни? Ого! Преследовал преступника по канализации и лишился штиблет. Ха-ха. Глядеть под ноги нужно, особенно в отхожем месте.

Рейники. Информация от проститутки. Отлично. Однако в расходном отчете проставлен двойной тариф. А парень-то не промах…

Ева подняла глаза от экрана и посмотрела в окно. Все те же косые струи дождя. Хорошо, что она тут, а не парится в аэротрамвае, стиснутая со всех сторон мокрыми пассажирами. Лето 2060 года в Нью-Йорке было сплошной парилкой, и, чтобы почувствовать себя моллюском на блюде, не требовалось буйной фантазии.

Ладно, хватит, оборвала себя лейтенант Даллас и отхлебнула кофе. Надо быстро заканчивать с документами, а то и награду получить не успеешь: время уже поджимает.

Она и ее напарница Пибоди отличились, и теперь их ждало награждение. Пибоди молодец, не в первый раз подумала Ева, – это с ее подачи разоблачили целую шайку продажных копов! И Ева исхлопотала для Пибоди медаль «За особые заслуги и высокие моральные качества», что ее радовало, несмотря на должностную необходимость ковыряться в бумагах. Еще парочка – и она получит возможность отдаться радости церемонии награждения со свободной от цифр головой и чистой совестью.

Еве вдруг страшно захотелось шоколаду. Вот только нового места, куда его можно было бы надежно упрятать от подлого Шоколадного вора, она еще не придумала. Жаль, что Пибоди давно повысили с должности ее помощницы до напарницы и на нее нельзя, как раньше, спихнуть часть бумажного бремени…

А славные были денечки.

Опять тянешь время, констатировала она и запустила руку в копну коротких темно-каштановых патл. Стрижка ее была далека от элегантности.

Ценой невероятных усилий Ева пробилась сквозь отчеты по накладным и отправила результаты начальству.

Теперь это их проблема, не без злорадства сказала она себе в утешение. А характеристики подождут.

– Сделал дело – гуляй смело, – сказала она вслух.

Невозможно выполнить команду, – отозвался компьютер.

– Я закончила.

Неверное утверждение. Приказано выключить систему только после заполнения всех заявленных отчетов и характеристик. Приказ исходит от лейтенанта Евы Даллас. Приказ первоочередной важности может быть аннулирован только в случае пожара, террористической атаки, инопланетного вторжения или требующего ее участия расследования убийства.

Черт, неужели это она сама придумала?

– Планы изменились, – строго подтвердила она вслух.

В приказе оговаривается, что изменение планов, утомление, скука и прочие жалкие отговорки не имеют силы…

– Ну, ты еще укуси меня… – пробормотала Ева.

Невозможно выполнить команду…

– Ладно, ладно. Компьютер, вывести на экран характеристики на всех офицеров моего отдела за предыдущий период, в алфавитном порядке, – скомандовала Ева и снова принялась за работу.

Да уж, спасибо, удружила она себе. Но это все потому, что она была строга к себе. И отлично знала, что каждый из ее подчиненных заслужил честную и основательно составленную характеристику, сколько бы у нее на это ни ушло сил и времени.

Ева уже одолела характеристики Бакстера, обоих Кармайклов и собиралась было взяться за Джеймсона, но раздался стук в дверь.

– Ну что там? – проворчала она, бросив взгляд на вошедшую Пибоди. – Инопланетное вторжение?

– Не похоже. Парень тут. Дерганый весь какой-то, на нервах, рвется говорить только с тобой. Якобы это вопрос жизни и смерти.

– Да-а? – вскинулась Ева. – Компьютер, аннулировать приказ, вопрос жизни и смерти. Сохранить данные и перейти в режим ожидания.

Требуется подтверждение…

– Пибоди, подтверди этому чертову ящику – человек требует моего присутствия! Вопрос жизни и смерти!

– Э э э. Компьютер, детектив Делия Пибоди требует присутствия лейтенанта Даллас, вопрос жизни и смерти.

Подтверждение принято. Сохраняю данные, перехожу в режим ожидания.

– Ну и стыд. Собственный комп мне не доверяет, – хмыкнула Ева, в сердцах саданув по компьютеру кулаком.

– Ты же сама его так запрограммировала!

– Все равно обидно. Ну где там вопрос жизни и смерти?

В кабинет ввалился парень – тощий, лет тридцати. Красные шорты, гелевые шлепанцы, в вырезе белой футболки на плечах проглядывает татуировка. На голове гнездо из косичек-дредов, в губе серебряное кольцо. По бледной изможденной физиономии градом катится пот.

– Вы – Даллас? Лейтенант Ева Даллас, Департамент полиции и безопасности Нью-Йорка, отдел убийств?

– Все точно. А в чем… – начала было Ева, но парень разразился рыданиями.

– Он сказал… Он велел говорить только с вами… Бежать прямо к вам. Он ее схватил. Он схватил Джули. Сказал, что убьет ее, если я не приведу вас. Сказал, у меня только час, а я уже полчаса потратил, пока добрался до вас!

Он бормотал все это толчками, дрожа и захлебываясь. Ева вскочила и силой усадила его в свое кресло.

– Подбери сопли и давай все сначала, помедленнее. Как тебя звать?

– Трей. Трей Шустер.

– Кто этот «он»?

– Не знаю. Он забрался ко мне в квартиру. К нам в квартиру. Мы с ней съехались на прошлой неделе. Мы проснулись, а он уже там. Он связал нас. Позавтракал и… неважно. Идемте со мной! А то он убьет ее! Черт… Забыл! Забыл вам сказать! Он велел передать вам, что начался второй раунд. Пожалуйста, я вас умоляю, у него нож! Он зарежет ее. Он сказал, что если вы не приедете или приедет кто-то другой, то он убьет ее…

– Куда ехать?

– Ко мне. К… к нам.

– Куда именно?

– Мюррей-стрит, дом девятьсот пятьдесят восемь.

Ева знала этот адрес. Внутри у нее похолодело.

– Квартира триста три?

– Да, – пробормотал он. – А откуда вы…

– Сиди тут, Трей.

– Но…

– Я сказала, сиди.

Ева быстрым шагом вышла из кабинета в «загон».

– Пибоди, – скомандовала она, мгновенно окидывая взглядом столы, – Бакстер, Трухарт, Кармайкл, Санчес. Бросайте все и за мной. Подозреваемый Айзек Макквин взял заложницу, адрес – Мюррей-стрит, девятьсот пятьдесят восемь, квартира триста три. Подозреваемый вооружен и чрезвычайно опасен. Подробности – по дороге, у нас тридцать минут, чтобы добраться. Кармайкл, Санчес, возьмете с собой свидетеля, он у меня в кабинете. Из машины его не выпускать. Пибоди, за мной. Шевелитесь!

– Айзек Макквин? – переспросила, стараясь не отставать от Евы, Пибоди. – Тот самый? Коллекционер? Он же в «Райкерс», на пожизненном.

– Проверь. Либо сбежал, либо кто-то выдает себя за него. Это была его квартира. Там он держал…

«Всех своих жертв. Девочек. Всех тех девочек», – закончила она про себя.

– Он взял в заложницы подружку этого парня, – продолжила Ева, спеша к лифту. – Послал его за мной, именно за мной. Именно в этой квартире я его и арестовала.

– Нет ни новостей, ни срочных… погоди-ка, – осеклась Пибоди, нажимая что-то на своем наладоннике. – У них тут втихаря объявлена внутренняя тревога. Макквин совершил побег. Вчера. Они даже начальству не сообщили. Убил медбрата и сбежал из лазарета, переодевшись в его одежду и взяв его пропуск. – Пибоди взглянула на Еву. – Просто вышел через дверь…

– И войдет у меня назад как миленький, – бросила Ева, рванув из лифта к машине. – Сообщи майору Уитни, пусть вставит тюремному начальству как следует. Заложницу он убивать не собирается, – бормотала она, выруливая со стоянки. – Стал бы Макквин сбегать, чтобы пощекотать ножом чью-то подружку! Он умный. Дисциплинированный. У него явно есть план. Ему нужно что-то конкретное. Своих жертв он не убивает – по крайней мере, если они держатся и не выводят его из себя. Он их коллекционирует. Джули эта ему не интересна. Она для него слишком взрослая.

Пибоди закончила набирать сообщение Уитни и обернулась к Еве:

– Она приманка. Приманка для тебя.

– Да, но все это нелогично. Так он просто сам даст засадить себя в тюрьму, как в прошлый раз.

Нелогично, повторила про себя Ева, но все же приказала Пибоди вызвать подкрепление и включила встроенный в подаренные мужем часы коммуникатор.

– Кармайкл, вы с Санчесом берете черный ход. Подкрепление на подходе. Бакстер, Трухарт, вы со мной и Пибоди. Надеть бронежилеты.

Ева покачала головой, на лету протиснувшись в просвет между двумя такси.

– Не станет он нас там ждать. Не может быть, чтобы он сам загнал себя в угол. Он знает, что я приду – и приду не одна.

– Может, он хочет, чтобы ты так решила, и это все же ловушка?

– Ну вот мы и выясним…

Ева окинула взглядом здание. Выцветший розоватый кирпич, фигурные решетки на окнах – одно из переживших Городские войны просторных строений, переоборудованных под многоквартирный дом. Он явно знал лучшие времена – лет сто тому назад, – но покуда еще стоял.

Двери выходили прямо на тротуар, никаких тебе систем безопасности. Недорогой район для работяг. Большинство их возвращаются домой только по вечерам, а дальше телик с бутылкой пива – в чужие дела никто и носа не сунет.

Потому-то Айзек Макквин беспрепятственно занимался своими делишками почти три полных года. И навсегда исковеркал жизни двадцати шести девочек. Всем им тогда было от двенадцати до пятнадцати.

– Защитные экраны задействованы, – заметила Ева. – Если Макквин все еще там, он знает, что мы прибыли. В тюрьме он наверняка наладил новые связи. Лицедей чертов. Умеет разыграть из себя обаяшку. Хитрый лис. Что касается ножа, он мог найти себе что-нибудь и подальнобойнее… Двигаемся быстро, из прикрытия не выходим.

Она снова связалась с группой и дала команду на выдвижение.

Сама пошла первой. Поднимаясь по лестнице с оружием на изготовку, Ева отключила воспоминания. Во рту у нее пересохло, мысли сошлись в одной точке.

– Давай просканирую дверь, – прошептала Пибоди. – Он мог ее заминировать.

– Прямо за дверью гостиная, за ней кухня, справа от нее – столовая. Две спальни, одна направо, другая налево. Ванная примыкает к той, что справа, и еще одна поменьше – за кухней. Большая квартирка. Почти пятьсот квадратных футов[1].

– Дверь чистая, – сообщила Пибоди.

– Бакстер, идешь последним. Трухарт, Пибоди, налево, я направо, – скомандовала Ева и кивнула держащему наготове таран Трухарту. Пальцами выбросила обратный отсчет: три, два, один!

Замки треснули, дверь слетела с петель. Ева, вся во власти мгновения, ворвалась в квартиру и, не вставая с колена, взяла под прицел сектор справа от входа. За спиной у нее дружно бухали ботинками влетающие следом члены команды.

Плечом толкнув дверь в спальню и не опуская оружия, Ева быстро осмотрела комнату. Мысленно отметила женщину на кровати, но продолжила осматривать помещение – слева, справа, в стенном шкафу, ванную. Из других комнат один за другим раздавались выкрики: «Чисто!»

– Сюда! – крикнула Ева и только теперь подбежала к кровати. – Все в порядке. Вы в безопасности. Мы из полиции.

Она вынула из разбитого рта женщины кляп. Из ее опухших губ вырывался лишь нечленораздельный шепот и стоны.

Макквин раздел ее – в этом он не изменил своей привычке. Ева не успела и слова сказать, а Трухарт уже схватил с полу покрывало и накрыл им дрожащую пленницу. Его юное лицо излучало сочувствие.

– Все будет в порядке, – проговорил он. – Вы теперь в безопасности.

– Больно. Он сделал мне больно…

Подошедшая Пибоди сняла с крючка на стене скрученную жгутом простыню, которой Макквин связал женщине руки.

– Больше он вам уже не сделает больно! – Ева села на кровать, прижав к себе разрыдавшуюся Джули.

– Он обещал, что, если Трей все выполнит, он меня не тронет, но он обманул. Обманул. Он меня изнасиловал, он сделал мне больно – и это вот…

Но Ева уже заметила. На левой груди Джули в ореоле сердечка красным было вытатуировано 27.

– «Скорая» уже едет, – доложил Бакстер. Отведя Еву на пару шагов от кровати, он тихо добавил: – Психолог, занимающийся жертвами насилия, здесь. Вызвать «чистильщиков», чтобы прочесали квартиру?

Какая разница, подумала Ева. Макквин оставил здесь только то, что захотел оставить.

– Сообщи ее приятелю, что она в безопасности. Он может поехать с ней в больницу. Пожалуйста, выйдите с Трухартом отсюда. Пибоди, найди Джули какую-нибудь одежду. Сейчас вам пока нельзя одеваться. – Она подошла к кровати и поймала взгляд женщины. – Сначала вас нужно будет осмотреть и задать кое-какие вопросы. Я понимаю, это тяжело. Но знайте: Трей сделал все возможное, чтобы как можно скорее добраться до меня и привести нас сюда.

– Трей не хотел уходить. Умолял послать меня вместо него. Не хотел оставлять меня с ним.

– Я знаю. Его зовут Айзек Макквин. Он должен был вам что-то сказать. Что-то, что вы должны передать мне.

– Он сказал, что я ему не подхожу. Что я… недостаточно свежа. Но он сделает для меня исключение. Я не могла его остановить. Он сделал мне больно, связал меня… – Все еще дрожа, Джули показала свежие кровоподтеки на запястьях. – Я не смогла отбиться.

– Я знаю. Джули, я – лейтенант Даллас. Ева Даллас. Что Айзек Макквин просил мне передать?

– Даллас? Вы – Даллас?

– Да. Что он просил мне передать?

– Он сказал, что вы всем обязаны ему. Что пора расплачиваться по счетам. Я хочу к маме, – добавила она, закрыв лицо руками. – Я хочу к маме!

Глупо было отдаваться на откуп чувству бессилия. Предотвратить то, что пришлось пережить Джули Копески и Трею Шустеру, она не могла. И отменить для них последствия случившегося – тоже.

Ей была известна патология Айзека Макквина, она знала, какие мучения он любил доставлять своим жертвам. Он изощреннейшим образом умел внушать им чувство беспомощности, безнадежности, убеждать их беспрекословно выполнять все его указания – что, как и когда они должны делать.

Она знала, что испытывали его жертвы, хотя сам Макквин никогда не был ее мучителем.

У нее был свой собственный.

Предаваться воспоминаниям или думать о всех тех девочках, которых она спасла, – было пустое. Как и о тех, кого не успела спасли – тогда, двенадцать лет назад, когда она взглянула в глаза чудовищу и распознала его под маской, за какой его прятал изверг.

Уже в больнице она отвела Трея в сторону:

– Ее нужно осмотреть, а потом она должна поговорить с психологом.

– О господи… Господи, нельзя было оставлять ее там!

– Если б ты не подчинился, она была бы уже мертва и ты тоже. Он причинил ей боль и надругался над нею. Но она жива. И хорошо бы вам помнить об этом. Живым-то быть лучше, а? Ты говоришь, когда вы проснулись, он был в квартире?

– Да.

– Расскажи-ка поподробнее.

– Проснулись мы поздно, ну или мне так показалось…

– Во сколько?

– Не знаю. Около восьми где-то. Я проснулся и думаю: вот черт, на работу опоздали. И странно мне как-то… голова дурная, как с перепою, но ничего такого не было, – быстро добавил он, – клянусь. Джули даже «травкой» не балуется.

– Вам обоим придется сдать анализ крови, – отозвалась Ева.

– Да клянусь вам, мы ничего такого не принимали! Я бы не скрыл! Он сказал, что дал что-то Джули, но…

– Вполне вероятно, он накачал вас дурью. Анализ покажет, чем именно. Трей, никто вам не станет шить наркоту.

– Ладно, ладно. Извините. – Он с силой потер глаза. – Голова что-то не варит…

– Что ты дальше сделал, когда проснулся?

– Я… я толкнул Джули, сказал, что надо бежать, ну, в общем… А она как вырубилась. Я ее перевернуть на спину попробовал – а у нее рот заклеен. Думал, она так прикалывается, засмеялся. Смотрю – а он стоит там. Просто стоит и все. Потом схватил меня за волосы, запрокинул мне голову и нож к горлу приставил. Спросил: жить хочешь? А она? Сказал, нужно делать все, что он скажет, и останемся жить. Эх, зря я не сопротивлялся…

– Макквин тебя фунтов[2] на семьдесят тяжелее, а то и больше. Плюс у него нож. Если б он пустил его в дело, что было бы с Джули?

– Не знаю… – Трей ладонями отирал со щек слезы, но они лились и лились. – Даже думать страшно. Я испугался. Сказал, что денег у нас немного, пусть берет все, что хочет. Он поблагодарил меня, весь из себя такой вежливый… От этого еще страшней сделалось. У него с собой были пластиковые наручники, он мне велел надеть их и сесть на пол у самой кровати. Я так и сделал. Джули все не просыпалась. Вот тут он мне и сказал, что дал ей кое-что, чтоб мы спокойненько побеседовали. Взял еще пару наручников, нацепил мне на ноги и приковал за руки к кровати, заклеил мне рот и сказал, чтобы я сидел тихо, он скоро вернется.

– И вышел из комнаты?

– Я подергался, но высвободиться не получилось. – Трей рассеянно тер синяки на запястьях. – Потом запахло кофе. Сукин сын пошел кофе себе варить! Вернулся с кухни с чашкой и тарелкой хлопьев. Сел рядом, снял скотч и давай вопросы мне задавать: сколько мне лет, сколько лет Джули, а сам завтракает. Как давно мы живем вместе, какие планы на будущее? Когда в эту квартиру переехали… Знаем ли, кто тут до нас жил…

Трей нервно вздохнул, переводя дыхание.

– И все улыбался… Типа в самом деле хотел с нами поближе познакомиться.

– Долго вы разговаривали?

– Разговаривал больше он, не знаю сколько. Все дико как-то было, понимаете? Он мне сказал, что раньше это была его квартира, но он надолго уезжал. Покритиковал цвет обоев в спальне. Козел.

Он замолчал, бросил взгляд на дверь процедурной.

– Скоро мне к ней можно будет?

– Они еще заняты. Джули сама проснулась?

– Он позавтракал, даже посуду на кухню отнес. Вернулся и еще что-то вколол ей. Я прямо спятил, кричал, вырваться пытался. Думал, он ее в живых не оставит. Думал…

– Но он оставил. Помни это!

– Я ничего не мог сделать. Он меня пару раз по щекам ударил. Несильно так шлепнул. Это тоже было жутко. Сказал, если буду плохо себя вести, он – о господи! – сказал, что отрежет ей левый сосок. Сказал, это будет моя вина и как мне потом понравится с этим жить? Он взял крюк, Джули на таких горшки с цветами подвешивала, вкрутил его в стену. Связал ей руки простыней и подвесил за этот крюк так, чтоб она сидела. Она пришла в себя, жутко испугалась. Пыталась кричать, вырываться. Тогда он ей тоже нож к горлу приставил, и она затихла. Он ее похвалил, назвал умной девочкой и сказал, что у меня теперь есть выбор. Он может либо начать ее резать – соски, пальцы, уши, всю ее по кусочкам нарежет, пока она не умрет, либо я за час доберусь до отдела убийств в Центральном управлении, найду лейтенанта Еву Даллас, передам ей его сообщение и приведу с собой обратно. Если за час не обернусь, он убьет Джули. Если свяжусь с кем-нибудь еще, он убьет Джули. Если попробую найти вас не лично, а по телефону, он убьет Джули. Я сказал, что сделаю все, что он хочет, пусть только ее отпустит. Пусть пошлет Джули вместо меня.

Трей снова принялся вытирать слезы.

– Я не хотел ее оставлять с ним! Но он сказал, если я еще раз заговорю об этом, или о чем-нибудь еще, или вообще стану ему перечить, он отрежет от нее кусок в назидание. Я не стал спорить.

– И правильно сделал, – одобрительно кивнула Ева.

– Он сказал мне, что передать вам, заставил все несколько раз повторить. А сам все это время держал нож у ее горла. Потом срезал с меня наручники, кинул мне одежду и шлепанцы. Сказал: у меня шестьдесят минут. Если я вернусь через шестьдесят одну, Джули умрет, потому что я не сделал, что мне было велено. Я побежал. Ни денег, ни кредитки у меня – ни в такси, ни в автобус сесть. Может, если б я нашел какого-нибудь другого копа, поскорее, он бы не успел помучить ее?

– Может. А может, он бы ей просто горло перерезал. Времени на это нужно немного. Но она жива. Я знаю этого человека, и, поверь, все могло закончиться гораздо хуже.

Ева вытащила из кармана визитку и протянула Трею.

– Тебе нужно будет с кем-нибудь обо всем этом поговорить. Не с полицейским. Когда будешь готов, позвони мне, я дам тебе пару контактов, – пообещала она уже почти на ходу и вышла из больницы, мыслями вернувшись к отчетам. Кажется, утром кто-то мечтал об убийстве? Однако случившееся было куда как страшнее…


В управлении Ева прямо в «загоне» провела экспресс-инструктаж по Айзеку Макквину.

– Преступник – мужчина, тридцать девять лет, шатен, глаза голубые, но цвет глаз и волос регулярно меняет. Рост шесть футов, три дюйма[3], вес двести двадцать фунтов. Изучал единоборства, искусно владеет навыками рукопашного боя, включая несколько видов боевых искусств, в тюрьме поддерживал себя в хорошей форме.

Она вывела на экран тюремное фото. Двенадцать лет за решеткой заострили черты этого, с позволения сказать, лица. Просилось – мурла. Она знала – женщины находят его красивым и привлекательным с этой его манерой неторопливо, заигрывающе улыбаться. Почти что женственные полные губы, на щеках ямочки.

Все это предательски служило приманкой для будущих жертв.

– В качестве оружия и средства устрашения предпочитает нож. Мать была наркоманкой и весьма искусной мошенницей, научила его азам профессии. Вступила с ним в половую связь; выходя на дело, они частенько работали под влюбленную парочку. Она потакала его гнусному увлечению, помогала ему, а весной 2040 го ее выловили из реки с перерезанным горлом. Считается, что это Макквин ее и убил, хотя сам он в том не сознался. Ему было тогда девятнадцать. Считается, что он причастен к похищению не менее чем десяти несовершеннолетних девочек в Филадельфии, Балтиморе и окрестностях. Его имя связано также с убийствами Карлы Бинэм, сорок пять лет, из Филадельфии, и Патриции Копли, сорок два, из Балтимора. Обе были наркоманками, обе одно время сожительствовали с ним и помогали ему охотиться каждая в своем городе, пока не были выловлены из реки с перерезанным горлом. У местных прокуроров то ли доказательств не хватило, то ли кишка оказалась тонка с ним тягаться, но обвинений в этих убийствах ему предъявлено не было.

«Но это он убил их, – добавила про себя Ева. – И не их одних».

– С 2045 го по 2048 й Макквин жил и подыскивал себе жертв в Нью-Йорке. Помогала ему Бет Дрейпер, сорока четырех лет, тоже ничего себе штучка. В это время Макквин отточил свои навыки и приобрел ряд полезных умений. Они с Дрейпер жили на Нижнем Вест-Сайде, на жизнь зарабатывали мошенничеством с документами и электронными подставами – из числа новоприобретенных полезных умений. Жертв своих он уже больше не продавал, а оставлял себе. В Нью-Йорке их было двадцать шесть – девочек двенадцати-пятнадцати лет, кого он похитил, насиловал, пытал, избивал и сворачивал набекрень им мозги. Всех он держал у себя в квартире, в отдельной комнате, прикованными к стене. Квартира была звукоизолирована, окна в комнате заколочены. На этом этапе он стал помечать своих жертв татуировкой на левой груди – порядковый номер в ореоле сердечка. При аресте в его квартире были найдены двадцать две девочки.

И все они по-прежнему стоят у нее перед глазами, все до последней.

– Еще четырех не нашли. Даже тел не обнаружили. Поскольку Макквин часто похищал сбежавших из дому, имена их неизвестны.

Макквин – самовлюбленный социопат и агрессивный педофил, из настоящих хищников. Легко перевоплощается и мимикрирует. Взрослых женщин использует как напарниц, для прикрытия, замены матери, для подпитки самомнения, после чего от них избавляется. Тело Бет Дрейпер нашли в Гудзоне, убита за день до его ареста. Вероятно, Макквин собирался перебраться куда-то: в другой город либо просто к другой напарнице.

Ева ставила на второй вариант.

– Никаких признательных показаний от него получить не удалось даже после длительных допросов. Осужден за многократное похищение, незаконное лишение свободы, изнасилование, нанесение побоев, получил несколько пожизненных в разных точках планеты без возможности досрочного освобождения, отбывал в «Райкерс», где, если верить отзывам начальства, считался примерным осужденным…

Кто-то с отвращением сплюнул. Ева из внутреннего единодушия замечания делать не стала.

– …вплоть до вчерашнего дня, когда, перерезав горло медбрату, сбежал. Вернувшись в свою прежнюю квартиру, Макквин связал проживающих в ней теперь парня и девушку и под угрозой убийства девушки отправил парня разыскать меня, Еву Даллас, после чего избил и изнасиловал девушку. Ей он сделал татуировку с номером двадцать семь. Макквин оставил их в живых, чтобы они передали мне его послание: он вернулся и собирается продолжить с того места, на котором остановился.

Убийства нет, – добавила она, – так что официально это не наше дело.

Ева заметила, как напрягся Бакстер.

– Лейтенант… – начал он.

– Но, – продолжила она тем же тоном, – если паскуда типа Макквина хочет мне что-то сказать, я намерена уделить этому внимание. Ожидаю от вас того же. Всем прочитать досье. Взять фотографию. Всем, с кем работаете – свидетелям, информаторам, потерпевшим, подозреваемым, приятелям-копам, лоточнику на углу, у которого хот-дог покупаете, – показывайте фото всем. Вертеть головой во все стороны и ушки держать на макушке. Макквин уже подыскивает себе жертву номер двадцать восемь.

Теперь Еве нужно было минутку побыть одной. Она прошла к себе в кабинет, но не успела закрыть глаза, как услышала шаги Пибоди.

– Пибоди, мне нужно написать отчет и потолковать с Уитни. Иди читай досье.

– Я читала его. Мы это дело подробно разбирали в Академии. Ты сама, когда его арестовывала, была зеленой салагой прямо после выпуска, еще в патрульных ходила. Это был твой первый крупный арест. Ты…

– Я в курсе, – огрызнулась Ева. – Я принимала в этом участие.

Пибоди не поддалась на провокацию и продолжила сверлить Еву серьезным взглядом темных глаз.

– Ты же знаешь, кто он, знаешь, что он из себя представляет, как он действует. Так что ты понимаешь: ради того, чтобы передать тебе это послание, он изменил собственным принципам. Ева, ты ему двенадцати лет жизни стоила. Он будет мстить.

– Возможно. Но я не в его вкусе. Я давно уже не девочка. Я не наивна, не глупа и уж тем более не беззащитна. Скорее он собирается со мной посостязаться. Ему нужно меня победить. И перед ним полон город девчушек, чтобы отомстить мне за эти двенадцать лет заточения, бери – не хочу, – устало добавила Ева, усевшись в кресло. – Пибоди, он не убить меня хочет – по крайней мере не сразу. Он хочет доказать, что умнее меня. Хочет поунижать меня… хотя бы для начала. Вот как он все это себе представляет: он начнет собирать свою коллекцию заново, тем меня и унизит.

– В тюрьме он наверняка наводил о тебе справки. Считает, что может предугадать твои мысли, черт побери!

– Ничего, скоро он узнает, как я действую. Эй, время. Иди переодевайся.

– Можно отложить церемонию, заняться делом.

Джули Копески с застывшими от ужаса глазами и рыдающий Трей Шустер блуждали у Евы в мозгу: ей, в общем, тоже было не до медалей. Но она строптиво мотнула головой.

– Нет, не будем откладывать. И это не наше дело, – добавила она, хотя мысленно уже решила, что без боя его не отдаст. – Теперь проваливай, мне тоже надо переодеться. Не тебе одной медаль получать.

– Ну, у тебя-то это не первая. Ты привыкла?

– Нет, эта – особая. Давай линяй!

Оставшись одна, Ева какое-то время продолжала сидеть в кресле.

«Пибоди права, – думала она, – Макквин меня не знает…»

Унижения она не чувствовала. Она чувствовала дурноту – в сердце, в желудке, в голове. И чувствовала, как в ней растет злоба. И слава богу.

Злость придавала ей сил.

Просто будь рядом

Подняться наверх