Читать книгу Призрачная будка - Нортон Джастер - Страница 6

– Дела и ну! – воскликнул кто-то из продавцов. Он хотел сказать: «Ну и дела», – но слова так перепутались, что потеряли всякий смысл.

– Делать нам теперь же что и? – жалобно вопрошал другой.

Купцы старались хоть как-то собрать раскиданное, но оттого, что речи их стали совершенно невнятны, неразберихи только прибавлялось. Тем не менее вскоре прилавки снова были расставлены, однако слова пока что свалили в одну большую кучу: их ещё предстояло разобрать и рассортировать.

И вот, когда Мило уже поднялся на ноги, а Пчела улетела (она была в полном расстройстве чувств), раздался пронзительный свист – на место происшествия подоспела словарентийская полиция.

– Ну, теперь-то с нами разберутся, – сказал кто-то в толпе. – Это – сам блюститель буквы закона, Буквоед.

Через площадь шагал коротышка – таких полицейских, подумал Мило, в полиции не бывает. Ростом – от горшка два вершка, а поперёк – вдвое шире, в синей форме с белым ремнём, в белых перчатках, в фуражке и ужасно свирепый. Лицо у него как будто налилось свекольным соком, оттого что он бесперечь дул в свой свисток. И прерывался только затем, чтобы, тыкая во всякого встречного, крикнуть:

– Ты, ты, ты виновен! И ты виновен! А ты виноватей всех! – сказал он, добравшись до Мило. Потом повернулся к Тактику, продолжавшему трезвонить, и приказал: – Заткни будильник, собака! Звенеть в присутствии блюстителя закона есть неуважение к властям предержащим.

Он сделал пометку в своём чёрном списке, потом заложил руки за спину, насупил брови и стал вышагивать взад-вперёд, любуясь разрушениями, произведёнными в торговых рядах.

– Славненько! Славненько! И кто же это сделал? Отвечайте, или я, согласно букве закона, заарестую всех.

Настала тишина. Мало кто видел, что тут на самом деле произошло, вот все и молчали.

– Ты, – полицейский направил указующий перст на Ляпсуса, который, наконец поднявшись, отряхивался и вправлял помятый котелок. – Ты у меня на подозрении.

С испугу жучило выронил трость и ответствовал дрожащим голосом:

– Да нет же, я здесь ни при чём, клянусь честью джентльмена! Я всего-навсего невинный свидетель и занимался своим делом, услаждая слух и, с позволения сказать, зрение ценами и сценами рыночной жизни, в то время как этот молодой человек…

– Ага! – прервал его Буквоед, сделав ещё одну пометку в своём блокноте. – Я так и думал, во всём виноват мальчишка.

– Прошу прощения, – возразил Ляпсус, – я это просто ляпнул, я не это имел в виду…

– Молчать! – Полицейский вытянулся во весь свой крошечный рост, так, что испуганный жучило испугался ещё больше. – А ты отвечай, – повернулся блюститель к Мило, – где ты был в ночь на двадцать седьмое июля?

– Какое это имеет значение? – удивился Мило.

– А такое! – отвечал полицейский. – Это день моего рождения! – И записал в блокноте: «Преступник забыл день моего рождения». – Мальчишки всегда забывают дни рождения других людей. Кроме того, – продолжил он, – ты обвиняешься в преступлениях по следующим статьям: покушение на порядок, сеяние беспорядков, обрушение рынка, сотворение хаоса и порча словарного запаса.

– Ну это слишком! – сердито тявкнул Тактик.

– А также, – добавил полицейский, бросив грозный взгляд на часового пса, – а также по статье «выгул часовых механизмов без намордника и поводка, каковой механизм брешет как собака». Итак, согласно букве закона, вношу предложение о заключении и выношу заключительный приговор…

– Но приговор – это дело судьи, – возразил Мило, вдруг вспомнив читанное в какой-то книжке.

– Так точно. – Полицейский снял фуражку и накинул на себя чёрную, до пят, судейскую мантию. – Я и есть он. Итак, предложение о заключении… Кстати, тебе какое больше нравится, долгое или краткое?

– Лучше покороче.

– Прекрасно. В долгих я и сам путаюсь, – сказал судья и трижды ударил молоточком. – Моё предложение – «Да». Самое короткое из известных мне предложений. Потому что «нет» длиннее на одну букву. Есть другие предложения?

Все согласились с тем, что предложения короче «да» нет, и судья продолжил:

– Итак, присяжные сказали «да». И вот заключение: преступник приговаривается к заключению сроком на шесть миллионов лет. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. – И он снова постучал молоточком. – А теперь марш за мной – в тюрьму.

– В тюрьме работают не судьи, а тюремные надзиратели, – возразил Мило, вспомнив ту же книжку.

– Так точно, – согласился судья, снял мантию и выудил из кармана тяжёлую связку ключей. – Я и есть он.

И тюремный надзиратель Буквоед повёл их в тюрьму.

– Выше голову, – кричал вслед жук Ляпсус. – За хорошее поведение вам скостят миллиончик-другой годков.

Тяжёлая тюремная дверь медленно затворилась, и Мило с Тактиком в сопровождении Буквоеда при свете единственной мерцающей свечи двинулись вниз по длинному коридору.

– Глядите под ноги! – предупредил блюститель закона, когда они ступили на крутую винтовую лестницу.

Мощные каменные стены были склизкие, а воздух сырой и затхлый – так пахнут слежавшиеся мокрые одеяла. Они спускались всё ниже и ниже, пока не оказались перед другой дверью, пожалуй, ещё тяжелее и ужаснее, чем первая. Паутина легла на лицо Мило, он передёрнулся.

– Местечко вам должно понравиться, – хихикнул полицейский, отодвинув засов и толкая створку, которая повернулась со страшным скрипом и скрежетом. – Здешнее общество, само собой, не слишком велико, зато у вас будет возможность перекинуться словечком-другим с ведьмой.

– С ведьмой? – По спине у Мило побежали мурашки.

– С ней. Она уже давненько тут сидит, – откликнулся Буквоед, входя в очередной коридор.

Вскоре они миновали ещё три двери, прошли по узкому мосточку, ещё по двум наклонным коридорам, спустились ещё по одной лестнице и наконец остановились перед маленькой дверцей.

– Вот и пришли, – сказал Буквоед. – Располагайтесь как дома.

Дверь открылась и закрылась. Мило с Тактиком оказались в камере с двумя крошечными окошками под высоким сводчатым потолком.

– Счастливо оставаться. До встречи через шесть миллионов лет, – попрощался блюститель буквы закона и ушёл. Его шаги, удаляясь, раздавались всё тише и тише, пока вовсе не стихли.

– Похоже, это надолго, а, Тактик? – уныло проговорил Мило.

– Похоже, – ответил часовой пёс и пошевелил носом, принюхиваясь к новому жилью.

– А у нас даже шашек нет или хотя бы кусочка мела… Чем же мы будем заниматься всё это время?

– Не беспокойся, – прорычал Тактик, махнув лапой, – что-нибудь придумаем. Главное в жизни – быть тактичным, держать такт и придерживаться избранной тактики, я-то уж знаю! Только будь добр, поскорее подзаведи меня! А то я сейчас отключусь.

– Что тут придумаешь? – молвил Мило после того, как завёл до упора пружину будильника. – Столько неприятностей, а всё из-за одного словечка, поставленного не на место или не так написанного! Если мы выберемся из этой темницы, я обязательно выучу все-все слова на свете.

– Весьма похвальное намерение, дитя моё. – Голос прозвучал из дальнего, самого тёмного угла.

Удивлённый Мило огляделся и только тут заметил в полумраке симпатичную старушку, которая, тихонько покачиваясь в кресле-качалке, что-то вязала на спицах.

– Здравствуйте, – сказал он.

– И ты здравствуй, – ответила она.

– А ведьмы вы не боитесь? – осведомился Мило. – Говорят, она где-то здесь.

– Говорят, – пожала плечами старушонка и плотнее закуталась в шаль. – Говорят также, что ведьма – это я.

Мило попятился. В страхе он прижался к Тактику, поближе к звонку будильника – известно, что ведьмы боятся громких звуков.

– Не пугайся, – рассмеялась она. – Это ошибка. Ведь я…

Мило с сомнением поглядел на неё, не зная, верить или не верить.

– Ведь я! – повторила старушка. – Не окончательная Ведьма, просто Ведь, без окончания. Мы с ведьмой, конечно, одного корня, но я совсем не опасная.

– Какого такого корня? – спросил Мило, отлипнув от пса и сделав шажок к старушке. – И за что вас посадили в темницу?

– Ох! – воскликнула та (как раз в этот момент огромная крыса прошмыгнула у её ног). – Ты не знаешь, какого я корня? Тогда слушай. Я начну с Азов. Аз и Буки – два первейших дома в нашем королевстве. К ним принадлежит сам король Азбукиан. Мы же, Веди, стоим на третьем месте, хотя ни в чём не уступаем первым, ибо происходим от древнейшего корня вед. Посему при дворе мы всегда чем-нибудь заведовали. Я, к примеру, в течение многих лет ведала словами и решала, какие из них годятся для всеобщего употребления, какие и где можно произносить, а какие нельзя, какие следует писать и печатать, а какие – ни в коем случае.

Можешь себе представить, сколько тысяч слов прошло через мои руки и какая это была ответственная работа. Мне был пожалован придворный титул «Ведущий Слововед», я гордилась им и была счастлива.

Первое время я следила только за качеством – за тем, чтобы в ходу были слова надлежащие и не подлежащие сомнению, чтобы речь была простой и ясной, а словарный запас зря не транжирился. Я расклеила по всему дворцу и торговым рядам лозунг:

Но власть развращает человека, скоро я стала скупиться и отпускать всё меньше и меньше слов, чтобы мне оставалось побольше. Я расклеила новый лозунг:

От этого торговля стала чахнуть – народ боялся покупать лишнее. И настали в королевстве трудные дни. Тем временем скупость моя всё возрастала, а количество разрешённых слов всё уменьшалось – их уже не хватало даже для пустячного разговора. Однако следующий мой лозунг гласил:

Но и этот я заменила.

таков был мой последний лозунг.

И все разговоры прекратились. Никто ничего не продавал и не покупал, рынок закрылся. Люди впали в нищету и отчаяние – в этом они винили меня и прозвали ведьмой. Наконец король, прознав обо всём, разгневался и велел бросить меня в темницу. И вот она я, – здесь, перед вами, – сильно постаревшая и умудрённая опытом.

С тех пор прошло очень много лет, – продолжала она. – Однако титулом Ведущего Слововеда так больше никого и не жаловали. Поэтому люди стали многословны и словоохотливы – бросаются словами как им заблагорассудится и полагают, что это разумно. Однако запомни: лезть в карман за словом – плохо, но сыпать словами без разбору – ещё хуже.

Старая Ведь тяжело вздохнула, потрепала Мило по плечу и снова взялась за спицы.

– С тех пор вы и сидите? – посочувствовал ей Мило.

– Да, – ответила она с грустной улыбкой. – Все обо мне забыли, а кто ещё помнит, считает ведьмой. И напоминать им о том, кто я такая, тоже бесполезно. Им что ведьма, что ведущая, что заведующая – всё едино, они ведь ведать ни о чём не ведают и страшатся всех одинаково.

– А вы ведь не такая страшная, – заметил Мило, и Тактик вильнул хвостом в знак согласия.

– Спасибо на добром слове, – улыбнулась она. – Значит, теперь я Ведь Не Такая Страшная. Можешь звать меня и покороче: тётушка Нетакая. Хочешь, погрызи знаков препинания. – И она открыла коробочку засахаренных точек, запятых, кавычек, вопросительных и восклицательных знаков. – Это всё, что у меня есть из еды.

– Погодите, – пообещал Мило, – дайте мне только выбраться отсюда, я и вам помогу!

– Очень любезно с твоей стороны, – ответила тётушка Нетакая, – но помочь мне может только одно – возвращение Поэзии и Мудрости.

– Чего-чего? – переспросил Мило.

– Поэзии и Мудрости, – повторила она. – Это уже другая и слишком долгая история. Вам, верно, недосуг и скучно будет её слушать.

– Нет, – тявкнул Тактик, – досуга у нас тут хватит.

– Правда, правда, и вовсе не скучно, – подтвердил Мило.

Тогда старая Не Такая Страшная Ведь, покачиваясь в кресле, поведала такую историю: