Читать книгу Лунный свет - Нотт Алан Йарк - Страница 1

Серебро и Золото

Когда льёт дождь сильный человек может плакать, не боясь, что кто-то увидит его слёзы; он может забыть про всё что было вчера или же годы назад; испытывать облегчение и, одновременно, тяжесть на душе, проклиная себя или обращаясь к ушедшим. Мгновения эти принято называть похоронами. Один старик, его уже давно нет в живых, как-то сказал юноше: «Когда ты плачешь и идёт дождь, знай, ты плачешь не один. Небеса скорбят вместе с тобой». Эти слова по праву можно назвать искусством, потому что они наравне с пьесами Шекспира, картинами Донателло и даже с римским Колизеем (Хоть и не полностью, я бы сказал наполовину) добрались до нашего времени. Сегодня был именно такой день, когда все плакали, забывали о прошлом, проклинали себя.

Людей было немного, но они, подобно автомобилям в час пик, медленно и неспешно протягивались вслед за чёрным гробом. Мужчины всхлипывали и по непонятным для женщин причинам, отказывались от зонтов. Женщины же вели себя иначе: кому-то удавалось держать себя в руках и просто плакать, периодически протирая влажным платком веки, но были и те, кто визжал и вопил – этим они пытались обратить на себя внимание Бога, чтобы задать ему один единственный вопрос: «Зачем ты забрал столь хорошего человека?». А дети…они вообще не понимали, что происходит и просто шли вперёд, следую за взрослыми и делая то, что им было велено родителями: «Поплачь по бабушке, сынок», – говорили те. Вот они и плакали. Однако просьбу выполняли не все.

Так, например, Рич Тейлор и его младший брат, Итан, шли позади, укрыв лица чёрным зонтом в форме гриба, который держал старший брат. Им было положено идти впереди, возле гроба, в качестве близких людей, но Рич не захотел. Он помнил, и помнил хорошо, тот день десять лет назад, когда ему довелось быть на похоронах впервые. Тогда слёзы брали вверх над ребёнком, и он плакал целый день, но… больше Риччи Тейлор никогда не плакал, ибо пообещал себе, что оставит эти мерзкие чувства в прошлом.

Пять лет назад, когда Итану исполнилось восемь, его друг Стиви Хойлер – мальчишка с фермерской семьи на Гонг-Зас-Стрит, задал вопрос. Услышать ответ было интересно не только Стиви Хойлеру, но и остальной ребятне, приглашённой на торжество. Разумеется, Риччи там тоже был. И он любил своего брата слишком сильно, чтобы сказать: «Не отвечай», – особенно, когда в глазах того виднелись блики нетерпения. Поэтому, когда Стив спросил:

– Итан, а Рич точно твой брат, а то вы такие разные? Я до сих пор не услышал от него ни слова, в то время, как ты за минуту сказал сто три. Я считал. – Рич промолчал, отведя взгляд на проезжающий за окном серебряный «Форд». В мыслях он, возможно, молился, дабы брат сменил тему или твёрдо ответив: «Конечно да, что за глупые вопросы!», – попросил больше не упоминать об этом.

Однако ответ Итана был далёк от желаемого старшим братом. Верней он пересказал слова-шутку родителей, немногим переделав те на свой лад:

– Мама и Папа всегда говорили, что мы с Риччи особенные братья… – сделал паузу, посмотрел на вентилятор неспешно крутящийся у потолка, положил в рот кусочек торта. – Мы как серебро и золото, – и прежде, чем Стив открыл рот, Итан дополнил. – Слово – серебро, молчанье – золото, – челюсти Стива клацнули и изобразив умное лицо он посмотрел на Рича, продолжающего изучать серебряный «Форд», застрявший на болотистой улице по вине светофора.

С минуту все молчали, обдумывая сказанное, а потом Стив схватил Итана за голову и взъерошил ему волосы.

– То, что ты серебро мы уже давно поняли, – говорил он, растирая кулаком невероятно тонкие белоснежные волосы альбиноса. – Рот никогда не закрывается.

Рич отломил кусочек пирожного, аккуратно положил его в рот и прежде, чем взять салфетку, чтобы вытереть губу, услышал выпад Итана в сторону Стива.

– Рич всегда выполняет сказанное, и каждое из его слов на вес золота. Нет, целого золотого рудников!

Стоя под дождём и держа огромный серебряный крест с распятым Христом в одной руке и карманную библию в другой, священник отпевал умершую. Иногда он подносил тыльную сторону руки, в которой держал крест, к очкам и протирал их, после чего темп его чтения увеличивался, но вскоре постепенно падал, вплоть до следующего протирания.

«Семь раз протёр очки» – мысленно сказал Итан, когда воспевание закончилось. По-прежнему держа библию и серебряный крест, священник развёл руки и что-то сказал, но из-за громового скачка его никто не услышал. Отчего вопрос: «что он сказал?», – жвачкой вцепился в мысли Итана. С каждой минутой и каждым ответом-предположением, жвачка становилась жёстче, а челюсти, как это часто бывает после сотни (Может у кого больше) непрерывных жеваний онемевали, причиняя такую же тягучую, ослабляющую боль.

Итан повернул голову к Ричу, чтобы спросить у него, что сказал священник, но тот, не сводя глаз с мнимой точки вдали кладбища покачал головой. Значил ли его ответ: «Нет Итан, не знаю» или «Не сейчас, Итан», – он не узнал, ровно, как и о чём говорил священник.

Банальная мысль ребёнка о том, что взрослые знают всё, тихим свистом прошептала ему, что можно спросить у матери. Заворочав головой, он принялся выискивал высокую женщину, одетую в чёрное. Однако бэтманский комплект (Толи в шутку, толи в серьёз «Бэтманским комплектом» Итан называл любой чёрный костюм) был на всех, поэтому найти мать до конца церемонии Итану так и не удалось.

И пока Итан разминал шею, Рич продолжал смотреть на мнимую точку в конце кладбища. Курган, что занимал его треть, возвышался над двухметровым забором, как небоскрёб над жилыми квартирами; имея насыпь в десятки метров высотой, эта возвышенность пятном разрасталась в дальней части кладбища.

«Зачем этот курган вообще внесли в пределы кладбища, для увеличения общей территории? – спрашивал себя Рич. – Возможно. Тогда почему его не сравняли с землёй при первой же возможности, Рич? – не сумев дать такой же скорый ответ, как на прошлый вопрос, он надкусил губу. – Тут что-то не так… что-то не так». И Рич, далеко не глупый парень, почуял неладное, причём почуял – в прямом смысле слова.

Со стороны кургана повеяло гниющей листвой, после дождевой влагой и чем-то… чем-то предостерегающим. Запах стал затхлым, сырым и слегка дурманящим, словно в усыпляющий газ добавили вонючие ароматизаторы воздуха. И когда громовой разряд с оглушающей силой пронзил уши стоящих на кладбище, голос шепнул в очередной раз «СЮДА».

Показалось… просто показалось… Так Риччи мог сказать, когда священник закрыл библию и развёл руки и гром пронзил небеса впервой. Но не сейчас. Тут или шизофрения, или…

– Пойдём Ричи, уже всё закончилось, – посмотрев на брата, Итан перевёл взгляд на курган, расплывающийся на фоне тёмно-синего неба. – Ты куда смотришь, на этот холм?

– Нет, – соврал Рич. Соврал впервые за долгие годы.

– Ну тогда пойдём, нам нужно идти, – предложил Итан. Ткнул брата в плечо и указал на толпу людей, уходящих с кладбища. – Пошли, я не хочу опоздать на обед.

Рич кивнул.

С трудом оторвав взгляд от кургана, а более того утолив в себе жажду подойти к нему, он последовал за ногами, торопливо уносящими его к выходу.

Дождь уже успел превратил твёрдую землю в кашу, способную стянуть расшнурованный кроссовок с восьмилетнего мальчишки или девчонки. С каждым шагом земля словно обгладывала ботинки, озвучивая это мерзким, режущим уши чавканьем. Странно, по крайней мере для Ричча, но Итану удалось найти в этом забаву. Он переваливался с ноги на ногу точно медведь, издавая при этом звуки, напоминающие лопанье пузырей. В целом вёл себя не подобающе месту, в котором он находился. Однако его веселье и беззаботность закончились сильным испугом.

– Не вздумай! – взревел старческий голос, и Итан вздрогнул. Его взгляд испугано забегал из стороны в сторону, пока не остановился на бродяге.

В изорванной одёжке измазанной грязью, как художника в краске, из-за угла стремительным шагам хромал старик. Один его глаз смотрел куда-то вдаль, а второй глядел точно на Итана… или на Рича. От него сильно несло алкоголем, и как у любого спившегося бездомного у него была неопрятная бородка, напоминающая козлиную.

– П-простите, – запнувшись начал Итан, отступая на шаг. – Я не хотел делать ничего плохого.

– Что? – возмутился бродяга, подойдя чуть ближе. И тут, когда его здоровый глаз посмотрел на Итана, Рич понял, что «Не вздумай» – адресовалось именно ему. – Ты то тут причём, альбиносик? – на морщинистом лице мелькнула улыбка, но подобно вспышке молнии она тотчас исчезла.

– Ну я же вроде как… эм…

Взгляд бродяги вновь метнулся к Риччу. Он сделал два шага и теперь под зонтом стояли трое.

– Не вздумай! – повторил он. Вонь изо рта шла жуткая. Быть может на свалках и то приятнее запахи. – Ты слышишь меня, лисий хвост, а?

И тут Итан рассмеялся. Схватился за живот и согнувшись по полам начал смеяться. Риччи прекрасно понимал, что теперь ближайшие две недели, может больше, Итан будет называть его «Лисий хвост». Конечно собранные в конский хвостик волосы Риччи и раньше вызывали у Итана смех, но теперь же это не «Конский хвостик», а «ЛИСИЙ! Лисий хвост» и поэтому смеху будет больше, чем когда-либо ещё.

– Ты чего молчишь? – вновь спустя время спросил бродяга. – Думаешь это шутки?

– Нет, сэр.

Ответ, а точней приставка «Сэр», удивил бродягу, и он пал в лёгкий ступор.

– Какой я тебе к чёртовой… – заговорил бродяга, но братьев уже и след простыл. – НЕ ВЗДУМАЙ! – выкрикнул изо всех сил старик им вдогонку.

Родители ждали возле машины, старенького «Форда Контура», купленного старшим Тейлором у приятеля по работе за полцены. И сказать, что они были рассержены – значит, ничего не сказать. Отец открыл заднюю дверцу «Контура», приглашая детей занять места, как Итан, словно вырвавшись из оков, впрыгнул в машину. Мельком взглянув на отца, Рич закрыл зонт и успел было пригнулся, дабы занять место рядом с братом, как зигзагообразная молния стрелой вонзилась в землю в нескольких метрах от автомобиля.

– О боже милостивый! – вскрикнула Кэтрин Тейлор.

И в тоже мгновенье громыхнуло так, словно атомная бомба приземлилась где-то неподалёку. Миссис Тейлор завизжала пуще прежнего. Но даже столь сильный визг не смог затмить злостный голос, прозвучавший со стороны кургана.

– Ты придёшь ко мне, Рич Тейлор… – вещал тот для старшего брата, как следом послышался жуткий смех, для остальных превратившийся в небесное громыхание.