Читать книгу Лунный свет - Нотт Алан Йарк - Страница 3

– … и мне очень жаль, миссис Тейлор, но вы же должны знать, насколько нестабильное здоровье у альбиносов, – говорил чернокожий. На его широком, как и он сам, лице виднелось искреннее сожаление. Он сожалел по большой части из-за того, что являлся другом Джо Тейлора и речь сейчас шла о его сыне.

– Это всё чушь, доктор Шоркс, – палец Кэтрин стремглав помчался вверх. – Мой сын, такой же обычный, как и все люди. И вы это знаете, а если…

– Речь не о вашем сыне, а о болезни, что он подхватил, – повторил начало разговора Чарльз Шоркс. Ему уже нередко доводилось повторять слова и, пожалуй, получай он с этого по баксу, то насобирал бы себе на хорошую машину. А если к этому всему прибавить наглые высказывания и порой, бывало, оскорбления, то можно было бы и жену порадовать каким-нибудь «Фордом фокусом». – Болезнь Марбурга, мисс Кэтрин, неизлечима.

– Но что-то же должно помочь!

– Ничего, – он покачал головой, сдвинув губы вправо, словно пытаясь сдуть крошки (Вируса Марбурга) со щеки. – Я бы мог забрать его в больницу, на инкубационный период, но…

– Но что?

– Но это ничего не изменит. На вашем месте, я бы забрал сына домой и провёл последние для него дни вместе с ним.

– Что значит последние? – спросила она, хоть и понимала. Однако, как и любой матери ей было недостаточно понимания, чтобы поверить в скорую смерть сына. Нет. Она бы никогда не поверила в это, если бы в один из грядущих дней не услышала тяжёлого сопения сына. – Мой мальчик, выкарабкается, доктор Шоркс!

Он понимающе кивнул.

– Кэтрин, как ваш друг, я соглашусь с вами, но как врач… – он вновь покачал головой, со съехавшими на правую сторону губами. – Мне очень… – и его прервала сильная, хлёсткая пощёчина. В какую-то долю секунды его лицо высказывало недоумение, озлобленность и шок, но после, со стуком двери, он пришёл в себя.

Миссис Тейлор быстрым шагом промчалась по коридору, схватила сына за руку и покинула клинику. Несколько раз Итан пытался заговорить с матерью, но слышал уже заученный ответ: «Дома поговорим, Итан». Они сели в «Контур» и поехали домой. Всю дорогу, Итан сидел, прижавшись к окну. Сперва лбу было холодно, потом больно от подпрыгиваний автомобиля на кочках, а после они выехали на шоссе и всё пришло в норму.

«Какой чудесный день» – Думал Итан проснувшись и ощутив сильную слабость. Конечно он не мог даже подумать, что у него «Болезнь Марбурга». Вместо этого он улыбался боли в лицо, как бы дразня её, и представлял, что подхватил простуду. Или грипп в крайнем случае. Но всё оказалось намного хуже.

Они свернули в небольшой проулок, и уже через несколько минут двигатель затих. Кругом была грязь, поэтому выбираться из машины следовало аккуратно, особенно миссис Тейлор. Обувь на высоком каблуке она носила всегда, но никогда не одевала чулки или носки, даже зимой или в крайние месяцы осени. А знаменитые луизианские дожди, способные не только вымыть землю, превратив её в манную кашу, но и поднять уровень воды во всём городе, оставляют недельные, порой месячные следы: грязь, слякоть, лужи и бывает даже вещи, вымытые течением на другой конец города. К счастью с последнего дождя прошла уже неделя, и он был не таким уж сильным (Опять же по меркам Луизианы), чтобы сделать что-либо ещё, кроме как вымыть грязь и образовать по несколько десятков луж на каждой улице.

Итан приоткрыл дверь, посмотрел вниз и увидел лужу в несколько метров. Опёршись на порог «Контура», он выпрыгнул из машины. ШЛЁП. Ноги грязь всосала мгновенно, как лава (Любую вещь, но скажем…) небольшие камни на своём пути, и Итан ощутил резкую, тянущую боль в мышцах спины и пресса. Струны арфы, натянутые до предела – вот, как он описал эту боль, эту адскую боль, заставляющую тебя думать, что, выпрямившись, ты разорвёшь все мышцы к чертям.

– Итан, дорогой, что случилось? – перепуганная, с покрасневшим лицом, Кэтрит подбежала к сыну. Склонившись над ним, положила ему на плечо руку и посмотрела в его кристально синие, с фиолетовым оттенком, глаза. – Подняться сможешь?

Кэтрин Тейлор не была глупой матерью, задающей вопросы на подобие: «С тобой всё нормально?», «Так сильно болит?» и этим она нравилась не только мужу, но и всей семье. К тому же она никогда не плакала, на людях уж точно. Единожды, за четырнадцать лет Рич слышал, постанывания в её комнате, но не более.

Итан кивнул и стал выпрямлятся. Струна натягивалась сильней, но не рвалась, и боль росла вместе с ней до тех пор, пока мальчишка не стоял во весь рост.

– Кажись отпустило, – только и сказал он, как вновь согнулся пополам, схватился двумя руками за рот. Его рвало, рвало сильно. Жёлто-белая жидкость, напоминающая гной, струёй вырвалась изо рта. «Боже, Итан» – слышал он материнский голос. Желудок крутило, так сильно, словно в него запустили бешеных жуков, носящихся от угла к углу. Но в скором времени, рвота прошла. Пожалуй, боезапас из сандвича с салат иссяк. – Всё нормально, – наконец сказал он.

Это может прозвучать странно, однако боль ушла вместе с переваренным сандвичем.

– Мам, – позвал её Итан, когда она подсаживалась под плечо сына.

– Да?

– Что сказал доктор Шоркс?

Кэтрин поджала губы, и они слились с цветом лица. Они пошагали к дому и прежде, чем она ответила, Итан переспросил у неё, открывая дверь.

– Мам?

– Сказал у тебя Грипп, очень сильный Грипп.

– Но я сильнее, правда?

Губы непроизвольно выпрыгнули изо рта и потянулись к ушам. Она нагнулась, и принялась расшнуровывать белые кроссовки «Adidas» – довольно старые, чтобы показаться на футбольном поле без стыда.

– Ты сильнее всех, кого ты можешь представить, Итан Тейлор, – начала она. Длинные пальцы уже развязали бант на левом кроссовке и приступили к узлу на правом. – Бог отправил тебя на землю, очень особенным мальчиком…

– А Рич? – перебил он мать. – Он ведь тоже особенный. Учиться на отлично и всё умеет делать.

На мгновенье, она застыла, как околдованная.

– Твой брат, не такой, как ты Итан, – вернувшись к развязыванию, сказала Кэтрин. Итан открыл было рот, чтобы напомнить матери, что он альбинос, но фраза это повторялась не один десяток раз, поэтому ответ прозвучал незамедлительно. – И дело не в том, что ты альбинос, Итан. Ты добрее его.

– Неправда! Рич самый добрый брат!

«Гитлер добрый, ведь он любит животных» – промелькнуло в голове Кэтрин, и та затрясла головой, прикрыв глаза. Сглотнула и посмотрела на сына.

– Да, наверное, ты прав, как брат… к тебе, он добрый, – она развязала узел и сняла Кроссовок.

– А к вам он не добрый?

– Подними ногу, – Итан повиновался и мать сняла второй кроссовок. Приставив кроссовки друг к другу, она поставила их на полку рядом с остальной обувью. – Добрый, – согласилась она. А теперь пойдём наверх.

– Ладно, – протянул он угрюмо, надувая щёки.

Они шли медленно, в основном из-за Итана, который боялся, что струны адской арфы натянутся вновь.

Пол, выложенный из красного дерева, когда-то был из обычных досок, лакированных и покрашенных в тошнотворный, коричневый цвет, разрастался по всему первому этажу, за исключением кухни и ванны – там была плитка. Оленьи головы и чучела наполняли весь дом кроме комнаты Итана, который он до жути боялся. Ему кажется, что стеклянные глаза следят за ним, ждут пока он уснёт, чтобы потом набросится и съесть бедного мальчишку, проявившего слабость перед сном. И после того, как он рассказал об этом матери, а та уже поговорила с мужем, Джо вынес чучело медведя (Свой главный трофей. Он считал, что делает сыну необычайно щедрый подарок, а оказалось наоборот) на чердак. Там же, на чердаке, вместе с трёхметровым медведем, он оставил «Винчестер». Ружьё 12 калибра оставалось заряженным, но никто кроме самого Джо об этом не знал. Конечно это риск и в первую очередь для детей, решивших поиграть в войнушку. Прознай об этом Кэтрин, и он поехал бы к матери, на недельку, так сказать погостить.

Подъём по ступенькам давался настолько трудно, что в голове Итана успела промелькнуть мысль: «А не прилечь ли мне в зале, на диване», но вспомнив про чучело волка, голову оленя, он засунул её в чёрный ящик и задвинул глубоко в подсознание. Наконец, поднявшись на все двадцать две ступеньки они с облегчением вздохнули.

– Мам, а где Дарвин?

Кот имеющий тайский окрас по кличке «Дарвин» был куплен у мальчишек три года назад. В тот день, шёл дождь (Впрочем, для Луизианы это не новость), а маленький котёнок сидел в картонной коробке из-под бананов с соответствующей этикеткой. Цена была копеечная, но Рич сторговался с ребятами на доллар и две пачки мятной жвачки. Кличка «Дарвин» подразумевалась Ричем, как эволюция» в чём-то, но он так и не узнал, что такого должен был сделать этот кот. Просто голос… внутренний голос прошептал ему: «Дарвин», – и он послушал его.

– Если не на улице, то я тебе его принесу, идёт? – подмигнув, она стукнула сына по носу.

– Спасибо мам, – Итан улыбнулся, и в улыбке его отразилась боль и благодарность.

Кэтрин улыбнулась и отворив дверь, пропустила сына вперёд.

На полках лежали старые игрушки, сильно ущемлённые книгами. Телевизор, с подключённым к нему видеопроигрывателем, стоял в дальнем углу комнаты в окружение двух цветков. Чуть левей был стол, на котором была лампа и школьные принадлежности, аккуратно сложенные на краю. А прямо напротив стола стояли две кровати: одна Итана Тейлора, а вторая Дарвина – кошачья лежанка. Сейчас лежанка пустовала, но обычно Дарвин спит именно тут, редко у Рича и никогда – в ванне. Дружба с водой, у него так и не завязалась, а в ванне, три года назад его первый раз помыли и с того самого дня, он не заходит в неё (Конечно, если хозяева его сами туда не занесут). Но что более смешное, так это его выкрики «Мяу-мяу-мяу», когда он проходит мимо дьявольской двери.

Мисс Тейлор уложила сына, настоятельно приказала звать её, если что-либо случиться, и пошла в кухню. Часом позже – Итан уже спал, – из кухни начинало веять ароматом индейки, печёной картошки и … скумбрией или какой-то другой рыбой. Те полчаса, которые Итан пытался заснуть, он делал две вещи: ждал Дарвина, чтобы как можно сильней прижать его чёрную мордочку к себе и заснуть, и думал: «Как же хорошо болеть гриппом. В школу идти не нужно, лежишь себе в кровати, смотришь мультики и отдыхаешь». Вот только, может оно и к лучшему, но Итан так и не узнал, что болезнь Марбурга смертельно и жить ему осталось не более двух недель.