Читать книгу Логистика и управление цепями поставок – взгляд в будущее. Макроэкономический аспект - О. Д. Проценко - Страница 7

В условиях посткризисного развития экономики России наряду с новыми вызовами, которые требуют от логистики поиска актуальных решений, возникают и новые проблемы. Начиная с последнего десятилетия XX в. отличительными чертами и главными факторами экономического роста стран развитого рыночного хозяйства стали инновационная активность, интеллектуальный капитал, информационно-телекоммуникационные технологии, прогресс науки вообще, ведущий к формированию экономики знаний. В результате в этих странах (в отличие от России) новый, «четвертичный» сектор, включающий отрасли, основанные на производстве и потреблении знаний, в 1990-е гг. впервые занял доминирующее место, превзойдя по своей значимости сектор, традиционно называющийся первичным.

Эти процессы наиболее наглядно иллюстрируют качественные изменения структуры международной внешней торговли. Так, торговля наукоемкими технологиями, лицензиями и ноу-хау с 1980-х гг. стала наиболее динамично развивающимся сектором мировой внешней торговли, который постепенно вытесняет торговлю природными ресурсами и продуктами первичной переработки. Доля последних, несмотря на абсолютный рост за 20 лет, уменьшилась почти в 4 раза – с 45 до 11 %, в то время как доля высокотехнологичной продукции увеличилась с 11 до 29 %. Это при том, что за последние три года произошла некоторая стабилизация данных процессов из-за опережающего роста цен на энергоносители.

В высокотехнологичных отраслях – лидерах постиндустриальных стран, как правило, сосредоточен наибольший по объему капитал, их долговременный опережающий рост определяется опережающим ростом финансирования. Хотя главные затраты при этом несут сами корпорации, процессы инвестиционно-инновационного развития активно регулируются и стимулируются правительствами, роль которых не ограничивается традиционными рамками поддержки фундаментальной науки и целевых исследований, включая меры по целенаправленному развитию приоритетных отраслей.

В России эти тенденции только начали просматриваться. Но дело продвигается крайне медленно. Это грозит нам остаться страной с узкой сырьевой специализацией производства. Между тем уже сейчас усиление сырьевой экспорто-ориентированной специализации промышленности привело не только к чрезмерной зависимости российской экономики от конъюнктуры и цен мирового рынка, но и к эффекту «сырьевой ловушки», т. е. к высокой импортной зависимости потребления домашних хозяйств и технологических инвестиций. В российской промышленности доля затрат на технологические инновации и разработки в 3–4 раза ниже, чем в Германии, Франции, Швеции, на приобретение машин и оборудование по импорту соответственно выше в 2–3 раза. Иначе эту проблему можно сформулировать как выбор между продолжением сложившейся тенденции устойчиво скудного финансирования прикладных исследований и разработок (включая прорывные технологические проекты) с одновременным расширением импорта машин и технологий и созданием, внедрением более масштабного и действенного механизма финансовой поддержки (с участием бизнеса и государства – в ряде случаев основным) системы технологических инновационных проектов на приоритетных направлениях. Примерно с 2002 г. усиливается действие двух разнонаправленных тенденций: наращивания доходов от экспорта углеводородного сырья и опережающего роста затрат на импорт. Последний во все большей степени становится источником удовлетворения растущего внутреннего платежеспособного спроса.

Особенностями российской экономики пока являются упор на импорт зарубежных машин и технологий и явно низкое финансирование затрат на научно-исследовательские и инновационные разработки.

С первой особенностью связан соблазн получения быстрой отдачи от импорта зарубежных технологий и специалистов при усилении долговременной импортной зависимости не только по технике, но и по ее обслуживанию, снабжению запчастями и т. д.; со второй – то, что результаты начнут сказываться только в среднесрочной перспективе, зато обеспечивается технологическая устойчивость и технологическая независимость экономического развития.

Пока в федеральном бюджете России затраты на фундаментальные исследования и содействие научно-технической революции примерно соответствуют затратам на эти цели крупных международных корпораций. Так, немецкая корпорация «Сименс» почти в два раза превосходит наше государство по затратам на науку. Следствием такого положения дел является значительное отставание России от промышленно развитых стран по активности инновационных предприятий. Средние оценки доли инновационных предприятий в России составляют 19 %, а в странах ОЭСР – более 68 %[4].

Положение усугубляется отсутствием весомых инвестиционно-технологических заделов. Если сейчас не использовать уникальные финансовые возможности для форсированного проведения структурных и технологических преобразований и инновационных процессов, то в долгосрочной перспективе в результате исчерпания ресурсов и по причине прогрессирующего технологического отставания от развитых стран Россия столкнется с большими трудностями. Ей все равно придется переориентировать свою экономику на новые технологии, однако позже это будет сделать гораздо дороже.

Финансовое положение страны позволяет более масштабно нарастить объемы затрат на научные исследования и разработки, изменить их структуру за счет создания мотивационного механизма (законодательно-правового, налогового) инновационной инфраструктуры, расширения государственного содействия, лоббирования конкурентоспособной продукции на мировом рынке и т. д. И это надо сделать. Необходимо также ускорить коммерциализацию результатов инновационной деятельности в промышленности. Чтобы сосредоточить усилия и ресурсы на построении конкурентоспособной экономики, целесообразно выделить особенно важный по воздействию на устойчивость темпов роста сектор наукоемких и высокотехнологичных отраслей и производств как отдельный приоритетный объект финансирования (за счет всех источников) и государственного регулирования. Это предложение не новое, но для России по-прежнему актуальное. Промышленно развитые страны давно изменили структуру своих экономик, сформировав сектор быстроразвивающихся наукоемких и инновационных отраслей, а отраслевая структура российской экономической системы в принципе остается неизменной с середины XX в., если не принимать в расчет пополнение и диверсификацию ряда отраслей машиностроения и услуг, переход на систему учета по видам деятельности ОКВЭП.

Другая особенность, с которой Россия вступает в новую экономику, определяет долговременное отсутствие значимых результатов по формированию внутреннего платежеспособного спроса, носителем которого является средний класс, что создает постоянную угрозу устойчивости поступательного экономического роста из-за разбалансированности по доходам населения, территорий и отраслей. Разрушающее действие этой потенциальной угрозы пока не столь очевидно в условиях успешного противодействия ей со стороны внешних благоприятных факторов – ценовой и товарной конъюнктуры внешнего рынка.

Согласно сформировавшейся в период индустриальной экономики неоклассической теории рынка проблема чрезмерной дифференциации доходов и имущества является вторичной, не влияющей на законы рынка и не несущей в себе деструктуризационных факторов. Так, ссылаясь на исследования лауреата Нобелевской премии по экономике Р. Коуза и солидаризируясь с ним, другой лауреат этой премии, Дж. Стиглиц, резюмирует: «Основное допущение стандартной неоклассической теории заключалось в том, что проблему эффективности можно решить отдельно от проблемы распределения (вторая теорема экономической теории благосостояния), и эффективность результатов функционирования рынка не зависит от распределения богатства при условии четкого определения прав собственности»[5].

Уменьшение пока возрастающих разрывов между богатыми и бедными странами, а внутри стран между богатыми и бедными регионами, отраслями, слоями (группами) населения – стратегическая задача новой экономики. Глубина дифференциации населения и регионов по уровню среднедушевых доходов и отраслей по уровню рентабельности и технологий в России особенно велика, что отражает деформированную структуру распределения доходов. Встраивание российской экономики в мировое экономическое пространство пока сопровождается углублением сквозной (отраслевой, региональной, социальной и финансовой) диспропорции.

Процесс вхождения России в новую экономику на правах равного партнерства должен сопровождаться (но не сопровождается) согласованностью методологических и методических подходов к оценке ресурсов, издержек и результатов воспроизводственного процесса. Например, в России, экономика которой базируется на использовании в экспорте сырья, сложилась довольно парадоксальная ситуация: интегрируясь в мировую экономику как поставщик углеродного сырья и продуктов его переработки, страна не располагает данными о реальной стоимости их запасов ни в целом, ни по месторождениям. В связи с этим для российской экономики особую значимость приобретают научно обоснованная методология объективной ценовой оценки природного богатства страны и встраивание этих показателей в систему макроэкономических расчетов. Страны с развитой экономикой отслеживают изменение стоимости природных ресурсов в системе национальных счетов через «счет движения капиталов», «счет изменения объемов активов» и т. д. Необходимость включения непроизведенных материальных активов в систему национального богатства очевидна. На деле они не получают ценового определения и тем самым не включаются в экономические отношения и в состав национального богатства. В России они учитываются только в натуральном выражении. В результате невозможна полная, с учетом потерь (затрат) национального богатства оценка прироста ВВП. Наиболее трудно отследить финансовые потоки и экономические процессы с приемлемой точностью и достоверностью в сфере сырьевого экспорто-ориентированного комплекса.

По крайней мере спорными являются результаты сопоставления структуры экономики России и постиндустриальных стран с развитым рыночным хозяйством. Если судить по данным структурной динамики производства ВВП, то она характеризуется постепенным увеличением доли услуг (56 % в производстве ВВП в 2004 г.). Однако такая прямая оценка структуры экономики дает искаженное представление о соотношении производства товаров и услуг. Дело в том, что рост сектора услуг в значительной степени – результат использования ныне широко известной схемы трансфертного ценообразования. Эта схема – основной инструмент многомиллиардной оптимизации налогообложения вертикально-интегрированными компаниями нефтегазового комплекса.

Таким образом, прибыль, созданная в секторе промышленного производства (в основном в топливном комплексе), в конечном итоге переводится в сектор посреднических услуг, который является центром концентрации прибыли, полученной от использования ресурсного потенциала страны.

В настоящее время имеет место увеличение расходов для оживления роста экономики. Лауреаты Нобелевской премии В. Смит и Э. Прескотт выступают против возрастающих госрасходов. На примере Японии 1995 г. они подчеркивают, что эта модель не позволила оживить экономику. Ядро кейнсианской модели – так называемый ожидаемый эффект мультипликатора. Один доллар, который дополнительно вкладывает государство, должен дать более одного доллара за счет того, что предприниматели и работники идут за покупками и создают стимул развития. Оценки данного мультипликатора различны. Например, П. Кругман говорит о стандартной оценке мультипликатора 1,5, гарвардский профессор Р. Гоаро – о мультипликаторе ниже 1 (его расчеты показывают мультипликатор 0,8); М. Фридман считает, что «в определенной степени мы уже не кейнсианцы».

Главным приоритетом в посткризисной экономике является формирование новой команды менеджеров, обладающих креативным мышлением, нацеленных на инновации в широком понимании, умеющих использовать накопленные знания в целях ускоренной экономической трансформации и роста. Требуется именно понимание, что докризисное развитие на основе сырьевого потенциала имеет границы и экономика нуждается в новых идеях, развитии кластерных образований пространственного (горизонтального) формирования сетей новой промышленной политики.

При определении посткризисной стратегии важно учитывать подготовленность элиты российского общества к инновациям в области менеджмента. Особенность российского менеджмента в том, что для него характерно отсутствие склонности к избыточной инициативе, инновациям в области менеджмента, реструктуризации фирм.

Менеджмент в своем культурно-этическом менталитете должен переориентироваться с приватизации прибыли и национализации убытков на приватизацию прибыли, максимизацию инноваций.

Остановимся еще на одной проблеме. Многие годы одни страны успешно наращивали свои расходы на потребительском рынке, другие накапливали доходы. Особых проблем это не вызывало. Такие страны, как Китай, продавали текстильные изделия, электронику в большем количестве, чем покупали за рубежом. Отсюда совершенно неравнозначные потоки денег и кредитов. Сэкономленные деньги (до половины общих доходов) китайцы закладывали в США в виде ценных бумаг. Иными словами, китайский продавец сразу же предоставлял покупателю в США кредит на покупку своих товаров. Для России характерно то, что и она часть своих доходов от продажи нефти, газа и других видов сырья вкладывала в ценные бумаги США и тем самым кредитовала американских покупателей. Кстати, к странам, которые больше покупали на мировом рынке и меньше откладывали в сбережения, относятся Великобритания и Испания, а к тем, кто много сберегал и много тратил, – Китай, Россия, Германия, Япония, Норвегия и страны Персидского залива. Профицит ВВП в процентах составлял в 2008 г.: в Китае – 10,0 %, Германии – 6,4, Японии – 3,2, Великобритании – 1,7, США – 4,7, России – 4 %. Теперь ситуация меняется. В 2009 г. дефицит бюджета в России составлял более 5 % ВВП, в последующие годы – 5–3 %. Тем самым формально и с точки зрения статистического учета правомерно, но по экономическому содержанию необоснованно занижается доля промышленного производства и увеличивается доля услуг торговых посредников – по существу «дочек» нефтегазовых компаний.