Читать книгу Секретари. Региональные сети в СССР от Сталина до Брежнева - О. В. Хлевнюк - Страница 12

Часть I. Сталин
Глава 1
Второе поколение сталинских секретарей
Большая чистка. Цели и причины

Оглавление

Сформировавшийся ко второй половине 1930‐х годов слой региональных руководителей в значительной мере отражал характерные черты советской партийно-государственной номенклатуры в целом. Как показывает таблица 1, по состоянию на февраль 1937 года из 166 первых и вторых секретарей обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий ВКП(б) 38,6 % вступили в партию до 1917 года и во время революции, а 41,6 % – в годы Гражданской войны[72]. Таким образом, основная масса секретарей принадлежала к кругу старой партийной гвардии. Лишь незначительное их количество вступило в партию в годы борьбы с оппозициями, то есть в начальный период утверждения Сталина у власти. В целом это поколение региональных руководителей поддержало слом нэпа, активно участвовало в проведении коллективизации, форсированной индустриализации и репрессий. Однако их лишь отчасти можно было назвать сталинскими выдвиженцами. Свои позиции местные секретари, как и другие функционеры, занимали по праву участия в революционной борьбе и, следовательно, принадлежали к той части большевиков, которые скорее пошли за Сталиным, чем получили от него власть[73].


Таблица 1. Распределение секретарей обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий по партийному стажу (в %)

Составлено по: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 278. Л. 19–20; Ф. 477. Оп. 1. Д. 41. Л. 72 об. В 1937 году учитывались 166 первых и вторых секретарей обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий, в 1939 году – 333, это все секретари обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий (первые, вторые, третьи и секретари по пропаганде).

a Так эта категория называлась в документах. Очевидно, в нее включались большевики, пришедшие в партию в 1917 году.

b В 1937 году учитывалась категория 1924–1927 годов.

c В 1937 году учитывалась категория 1928–1931 годов.


Важной особенностью первой половины 1930‐х годов была относительная стабильность корпуса номенклатурных руководителей, включая региональных. Например, многие первые секретари региональных комитетов занимали посты в течение продолжительного времени. С 1929 года до снятия в 1937 году Западным обкомом руководил И. П. Румянцев (в партии с 1905 года), Уральским (Свердловским) обкомом – И. Д. Кабаков (в партии с 1914 года), Сибирским (Западно-Сибирским) краем – Р. И. Эйхе (в партии с 1905 года), Бурят-Монгольским обкомом – М. Н. Ербанов (в партии с 1917 года). Первый секретарь Чувашского обкома, член партии с 1917 года С. П. Петров находился на должности в 1926–1937 годах. С 1930 по 1937 год Северо-Кавказский (Азово-Черноморский) край возглавлял Б. П. Шеболдаев (член партии с 1914 года). К началу чистки в 1937 году был достаточно стабильным состав корпуса секретарей республиканских компартий. Ряд республиканских секретарей входил в число «долгожителей». C 1928 года занимал свой пост первый секретарь ЦК компартии Украины С. В. Косиор, с 1929 года – А. И. Икрамов (Узбекистан), с 1930 года – Я. А. Попок (Туркменистан), с 1931 года – Л. П. Берия (Грузия)[74].

Важно также подчеркнуть, что перемещения руководителей регионов в первой половине 1930‐х годов осуществлялись, как правило, не репрессивными методами, а путем передвижек внутри номенклатурной системы кадров. Так, снятый с должности первого секретаря Казахского крайкома партии в 1933 году Ф. И. Голощекин, один из виновников страшного голода в Казахстане, был назначен на высокий пост в СНК СССР. Первый секретарь Сталинградского крайкома В. В. Птуха, которым были недовольны в Москве, был перемещен на менее престижную, но все же высокую должность второго секретаря Дальневосточного крайкома ВКП(б). Первого секретаря ЦК Компартии Таджикистана Г. И. Бройдо в 1934 году перевели на должность заместителя наркома просвещения РСФСР и т. д.

Таким образом, секретарский корпус в первой половине 1930‐х годов в значительной степени состоял из тех, кто вступил в партию до революции, в годы революции или Гражданской войны. Это был относительно стабильный контингент, защищенный номенклатурными привилегиями. Помимо подчинения формальной иерархии, он опирался на развитые неформальные связи, патрон-клиентские отношения и круговую поруку («семейственность»)[75]. Первые секретари региональных партийных комитетов являлись, с одной стороны, формальными и неформальными лидерами в местных руководящих сетях, а с другой – сами входили в неформальные сообщества, группировавшиеся вокруг отдельных высших лидеров, членов Политбюро. Такая система облегчала лоббирование региональных интересов и усиливала административные возможности секретарей[76]. Наличие подобных признаков, характерных не только для региональных руководителей, но и для партийно-государственной номенклатуры в целом, очевидно. Вопрос, однако, заключается в том, как трактовать подобные факты. Вернее, можно ли говорить о том, что местные руководители, представлявшие один из важных отрядов номенклатуры и игравшие к середине 1930‐х годов важную политическую роль, были способны хотя бы в какой-то степени диктовать свои условия Сталину, уже достигшему с их же помощью единоличной власти.

В случае положительного ответа на такой вопрос не только общие, но и конкретные причины кадровой революции второй половины 1930‐х годов приобретают четкие черты. Секретари представляли непосредственную угрозу власти Сталина и поэтому были уничтожены. Некоторые материалы, обосновывающие подобную точку зрения, были обнародованы в период хрущевской оттепели. Продвигая тезис о сопротивлении партии сталинскому произволу, советская пропаганда ссылалась на ряд фактов, не подтвержденных документами. В известном докладе на ХХ съезде партии Н. С. Хрущев утверждал, что сталинским репрессиям противодействовал один из самых влиятельных региональных руководителей П. П. Постышев[77]. Широкую известность приобрел апокриф о попытках группы старых большевиков заменить Сталина С. М. Кировым на посту генерального секретаря на XVII съезде партии в 1934 году. С этим связывалось убийство Кирова как лидера, потенциально противостоящего Сталину[78].

Новый импульс предположениям о значительной политической силе партийных секретарей придали работы западных «ревизионистов», занимавшихся проблемами террора. Они утверждали, что центр слабо контролировал региональных руководителей, обладавших значительными возможностями для продвижения своих политических интересов[79]. Несмотря на маргинализацию этой линии «ревизионизма» под напором открывшихся архивных источников, она сохраняет некоторые позиции, о чем нами уже было сказано во введении. В соответствующих работах говорится о конфликте между центром и регионами как активном противостоянии двух равнозначных сил, о слабости Сталина, вынужденного менять свои решения по кардинальным вопросам под давлением региональных секретарей. Приверженцы таких версий не исследуют феномен кадровой чистки, однако фактически подводят читателя к очевидному выводу: репрессии против номенклатуры были логичным результатом борьбы Сталина с чиновниками, которые в противном случае могли одержать верх и разрушить саму централизованную систему власти.

Вместе с тем обращение к документам лишает основания подобные гипотетические схемы. Приверженцами версии слабого Сталина до сих пор не представлено ни одного реального факта, прямо или косвенно подтверждающего их правоту. Непонятно, как неформальные связи и круговая порука конвертировались в политическое влияние секретарей. Патрон-клиентские отношения на региональном уровне в некоторой мере препятствовали проверкам центра и смягчали возможные санкции против местных чиновников, в связи с чем развитые горизонтальные связи логично рассматривать скорее как следствие агрессивности центра, чем его слабости. Реальный политический ресурс могли бы иметь вертикальные контакты между региональными секретарями и членами высшего советского руководства. Такие устойчивые связи действительно потенциально ограничивали единоличную диктатуру в пользу коллективного руководства. Однако и в этом случае партийные секретари не выступали самостоятельной силой, а лишь следовали за своими патронами из Политбюро.

Для вынесения обоснованных суждений о балансе сил в системе центр – регионы первой половины 1930‐х годов необходимы не общие указания на наличие развитого клиентелизма и злоупотреблений властью местных чиновников (что очевидно), а изучение практик реализации властных полномочий, контроля и принятия ключевых решений. Но именно такие исследования опровергают теорию слабого центра и сильных регионов. Длительные поиски в архивах не выявили реальных принципиальных решений, навязанных Сталину партийными секретарями. Точно так же нет свидетельств о серьезном блокировании ключевых инициатив центра на региональном уровне. Общие установки сталинского курса не подвергались сомнению и принимались к исполнению. Немаловажным свидетельством этого была, в конце концов, легкость и быстрота, с которой Сталин уничтожал самих партийно-государственных функционеров, совершенно не способных защитить даже самих себя.

Важно подчеркнуть, что в руках Москвы тогда находились все рычаги многоканального, дублирующего контроля. Многочисленные партийно-государственные структуры (госбезопасность, прокуратура, партийный и советский контроль, центральные хозяйственные ведомства), конкурируя друг с другом, снабжали центр разнообразной информацией, стремясь продемонстрировать свою эффективность и бдительность[80]. Само состояние региональных руководящих сетей не было столь прочным и монолитным, как иногда кажется на основании материалов о разоблачительных примерах «семейственности» и клиентелизма. Обычным явлением были многочисленные конфликты («склоки», как их тогда называли) между группами чиновников, а также руководителями регионов и представителями центральных ведомств на местах[81]. Эти внутренние противоречия лишь усиливали действенность контроля и интервенций Москвы в регионах.

Таким образом, известные сегодня факты позволяют охарактеризовать систему власти, сложившуюся в первой половине 1930‐х годов, как единоличную диктатуру с незначительными элементами «коллективного руководства». Роль Сталина была ведущей, а его власть – очень сильной. Вместе с тем вождя окружали относительно влиятельные соратники. Принятие принципиальных государственных решений в большой мере зависело от него, но осуществлялось во многих случаях коллективно. Значительную роль в политическом и административном процессе играло согласование интересов различных ведомств и группировок. Вокруг членов Политбюро формировались сети клиентов из чиновников среднего уровня (руководители регионов, ведомств), составлявших костяк ЦК партии, достаточно регулярно заседали формальные коллективные органы власти[82]. Все это до некоторой степени сдерживало Сталина и служило основой относительной стабильности в партийно-государственном аппарате.

Основанная на таких принципах система власти обеспечила как форсированную коллективизацию и индустриальный скачок первой пятилетки, так и реализацию более сбалансированного курса в 1934–1936 годах. Однако логика полной консолидации единоличной власти вела Сталина к уничтожению старой номенклатуры и выдвижению нового поколения руководителей, не связанных с традициями старого партийного «демократизма».

Окончательную программу кадровой революции Сталин сформулировал в известных выступлениях на пленуме ЦК ВКП(б) в марте 1937 года[83]. Судя по этим высказываниям, а также действиям Сталина в 1935–1937 годах в отношении старого поколения функционеров, у него могли складываться разные комбинации страхов. Что бы ни говорили эти люди с высоких трибун и как бы ни клялись в верности вождю, они хорошо помнили о недавней относительной внутрипартийной демократии и решающей роли не только Политбюро, но и пленумов ЦК. Вряд ли Сталин всерьез верил, что они были реальными или потенциальными шпионами и агентами Гитлера. Однако он вполне мог представлять себе ситуацию, когда в условиях кризиса (например, военных осложнений) встал бы вопрос о консолидации партии и возвращении к оправдавшей себя модели коллективного руководства периода Гражданской войны. Чем больше власти сосредоточивал Сталин в своих руках, тем выше был риск того, что в случае военных неудач именно на него будет возложена ответственность за провалы. Предотвращение самой вероятности таких ситуаций было главным мотивом действий вождя, который к тому же в силу личных качеств подозревал худшее. Ликвидация носителей таких угроз и приведение к власти абсолютно преданных функционеров, не отягощенных старым опытом, представлялись самой надежной гарантией от возможных политических кризисов[84].

Более сложными для понимания являются иные расчеты Сталина. Например, в какой мере он полагал, что одномоментная замена старых руководителей более молодыми придаст дополнительную динамику системе. Возможно, он действительно рассчитывал на положительный административный эффект массовых выдвижений.

72

К этому времени чистка еще не сильно затронула секретарей, но все-таки увольнения, произведенные в конце 1936 – начале 1937 года, требуют некоторой корректировки приведенных показателей. Доля секретарей с большим партийным стажем до февраля 1937 года была выше.

73

Модсли Э., Уайт С. Советская элита от Ленина до Горбачева. Центральный комитет и его члены. 1917–1991 гг. М.: РОССПЭН, 2011. С. 86–87, 91–92.

74

Здесь и далее биографические данные о секретарях приводятся по электронной базе «Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898–1991» (http://knowbysight.info/10000.asp).

75

Истер Дж. М. Советское государственное строительство; Сушков А. Крах «империи товарища Кабакова»; Люшилин Е. Л. Красный Олимп – и др.

76

Central-Local Relations in the Stalinist State. 1928–1941 / Ed. by E. A. Rees; Хлевнюк О. В. Взаимоотношения центра и регионов в 30‐е годы: «лоббирование и «клиентелизм» в сталинской системе управления // Вестник МГУ. Сер. 21: Управление (государство и общество). 2004. № 3. С. 79–98.

77

Реабилитация. Политические процессы 30–50‐х годов / Сост. В. П. Наумов и др. М., 1991. С. 34.

78

Медведев Р. О Сталине и сталинизме. М.: Прогресс, 1990. С. 295–297.

79

Getty J. A. Origins of the Great Purges; Rittersporn G. T. Stalinist Simplifications and Soviet Complications. Social Tensions and Political Conflicts in the USSR, 1933–1953. Philadelphia, 1991; The Road to Terror: Stalin and the Self-Destruction of the Bolsheviks, 1932–1939 / Ed. by J. A. Getty, O. V. Naumov. New Haven, 1999.

80

Многие информационные материалы ОГПУ-НКВД опубликованы: Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939 / Под ред. В. П. Данилова и др. Т. 1–4. М., 1998–2013; «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.) / Под ред. Г. Н. Севастьянова и др. Т. 1–9. М., 2001–2013. О деятельности Комиссии партийного контроля см.: Никонорова Т. Н. Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б) (1934–1952 гг.) // Российская история. 2015. № 6. C. 26–40.

81

См., например, информацию о конфликтах между первым и вторым секретарями Свердловского обкома (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 64. Л. 66), в руководстве Харьковской области (Там же. Ф. 671. Оп. 1. Д. 91. Л. 2–4), Таджикистана (Там же. Ф. 558. Оп. 11. Д. 49. Л. 37), Белоруссии (Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 949. Л. 22), о группировках чиновников в Дальневосточном крае (Люшилин Е. Л. Красный Олимп. С. 110–124) и т. д.

82

См.: Сталинское Политбюро в 30‐е годы / Сост. О. В. Хлевнюк и др. М., 1995. С. 183–246.

83

Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. // Вопросы истории. 1995. № 3. С. 8–9; 1995. № 11–12. С. 13–14.

84

Это положение неоднократно высказывалось в исторической литературе, и у нас пока нет оснований от него отказываться (см., например: Такер Р. Сталин у власти. История и личность. 1928–1941. М., 1997. С. 482–485). Его подтверждают также современные сравнительные политологические исследования авторитарных режимов, характерной чертой которых является применение репрессий для консолидации власти авторитарного лидера (см. Введение).

Секретари. Региональные сети в СССР от Сталина до Брежнева

Подняться наверх