Читать книгу Секретари. Региональные сети в СССР от Сталина до Брежнева - О. В. Хлевнюк - Страница 14

Значительную роль в судьбе региональных и республиканских руководителей, как и страны в целом, сыграли грандиозные и трагические события войны, сначала Второй мировой, а затем и Великой Отечественной. В условиях войны требовались новые методы руководства, решения принимались в чрезвычайной и постоянно меняющейся обстановке. Несколько разнонаправленных тенденций определяли положение секретарей в советской военно-мобилизационной системе. С одной стороны, неоднократно отмеченная в литературе централизация управления означала усиление контроля сверху, жесткость исходящих из Москвы директив, разрастание института уполномоченных центра в регионах и даже на отдельных предприятиях[92]. Вместе с тем исследователи отмечают наличие противоположной тенденции – делегирование полномочий и элементы экономической децентрализации[93].

Этот на первый взгляд парадоксальный феномен на самом деле был неотъемлемой чертой советской планово-директивной системы. Гарантией ее существования являлся определенный баланс между централизацией и децентрализацией. Излишняя централизация вела к управленческому ступору, поскольку детально согласовать действия многочисленных агентов системы в оптимальные сроки было невозможно. Сочетание санкционированных и спонтанных форм децентрализации, напротив, позволяло оперативно маневрировать ресурсами в условиях ежедневно менявшейся обстановки. Однако самостоятельность низовых звеньев управления в советской плановой системе порождала собственные противоречия. Ведомственные и региональные интересы угрожали экономическим связям, вызывали такие же разрывы в кооперации, к которым приводила неповоротливая централизация. В результате в «пограничных» межведомственных и межрегиональных зонах нарастало напряжение. Централизация и интервенции сверху отчасти гасили это напряжение, создавая одновременно предпосылки для возникновения новых форм децентрализации, стимулирующих гибкость управления. Именно такое взаимодействие централизации и децентрализации, одновременное усиление обеих тенденций определяло место региональных и республиканских руководителей в условиях войны.

Формированию и деятельности секретарского корпуса в военное время способствовала его относительная стабилизация, наблюдавшаяся после завершения кадровых чисток 1930‐х годов. В 1941–1945 годах примерно в половине существовавших до войны крайкомов и обкомов сохраняли свои должности секретари, назначенные до начала войны. Это, однако, не означало, что другая половина секретарей пала жертвой репрессий. Перестановки этих функционеров являлись по большей части результатом цепных передвижений либо в связи с заменами руководителей регионов, либо по причине образования новых территориально-административных единиц. Заметное количество секретарей теряли свои посты как «не справившиеся» с работой[94]. Но это происходило без предъявления политических обвинений и соответствующих им последствий.

Так, 28 декабря 1941 года был снят с должности первый секретарь Челябинского обкома партии Г. Д. Сапрыкин. Его обвинили в том, что он не справился с работой. Это вызвало перемещения в секретарском корпусе. В Челябинск был направлен первый секретарь Ярославского обкома Н. С. Патоличев. На его место послали первого секретаря Куйбышевского обкома М. Я. Канунникова, которого, в свою очередь, заменили первым секретарем Воронежского обкома В. Д. Никитиным. Конец в этой цепочке был поставлен только назначением на место Никитина второго секретаря Воронежского обкома[95]. В течение войны сохраняли свои посты большинство руководителей союзных республик. Исключение составлял первый секретарь ЦК Компартии Молдавии П. Г. Бородин, снятый со своего поста в июне 1942 года за аморальное поведение в эвакуации[96]. Первый секретарь ЦК Компартии Эстонии К. Я. Сярэ попал в плен к немцам и погиб. Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Н. А. Скворцов был освобожден от должности в самом конце войны, в апреле 1945 года, «ввиду болезни», и через несколько месяцев назначен наркомом технических культур СССР[97].

Помимо заметной кадровой стабильности позиции региональных руководителей в годы войны усиливало абсолютное преобладание чрезвычайных методов управления. Руководствуясь принципом «победителей не судят», партийные секретари действовали как региональные диктаторы. Многочисленные свидетельства об этом сохранились в отчетах московских инспекторов. Новосибирский обком под руководством М. В. Кулагина, сообщал работник организационно-инструкторского отдела ЦК ВКП(б) в октябре 1942 года, практиковал выездные заседания бюро обкома, на которых производились смещения и отдача под суд низовых чиновников. Решения выездных заседаний регулярно публиковались в местной печати, создавая впечатление, что бюро обкома (точнее, несколько его представителей) действовало как выездной трибунал[98]. В конце 1944 года другой представитель ЦК следующим образом описывал ситуацию в той же Новосибирской области, находившейся под руководством того же первого секретаря: «Администрирование, частые угрозы, исключения из партии, предание суду были системой руководства кадрами». С начала войны только в 9 районах области из 52 не были сняты первые секретари райкомов или председатели райисполкомов. В ряде районов сменилось по два-три первых руководителя[99]. В Тамбовской области с начала войны до сентября 1943 года на 129 должностях секретарей райкомов сменилось 310 человек, причем только 85 из них в связи с призывом в армию[100]. В Курганской области осенью 1943 года во время уборки урожая были отданы под суд 96 председателей колхозов и 22 бригадира[101]. Подобные примеры в большом количестве сохранились в различных документах.

Внешним отражением прочности позиций региональных секретарей было распространение их мини-культов. Так, в проекте постановления «Об ошибках первого секретаря ЦК КП(б) Казахстана т. Скворцова», подготовленном в марте 1943 года в организационно-инструкторском отделе ЦК ВКП(б), говорилось: «В Казахстанской парторганизации установилась неправильная практика, когда руководители парторганизации вместо того чтобы в своей деятельности руководствоваться решениями партии и ЦК КП Казахстана, выдвигают на первый план личные указания т. Скворцова». На местах принимались решения «о реализации указаний т. Скворцова», проводились партийные дни по изучению его речей. В газетах публиковались приветствия и рапорты в адрес Скворцова и его ответы[102]. О схожей ситуации в Новосибирской области докладывал в ЦК ВКП(б) уполномоченный КПК. Он писал, в частности, о распространении в области следующих характерных бюрократических формул: «Ваши указания, Михаил Васильевич[103]», «Вы проявили ко мне отеческую заботу» и т. д.[104] В Туркмении чиновники называли республиканского первого секретаря ЦК КП(б) М. М. Фонина «хозяином»[105]. Частыми были жалобы на грубость первых секретарей, единоличное решение ими в обход бюро различных вопросов и т. д.[106]

Важным источником влияния секретарей являлась их опора на институты партийной власти. Помимо подчиненности наркоматам и ведомствам, предприятия находились под контролем партийных комитетов. В годы войны вмешательство партийного аппарата в оперативное руководство экономикой усиливалось. «Многое делалось через аппарат ЦК партии, авиационные отделы, секретарей обкомов, парторгов ЦК партии на заводах. Если нашим заводам недоставало металла, древесины, химикатов, материалов, комплектующих изделий и прочего, работники ЦК партии непосредственно обращались к соответствующим предприятиям, требовали во что бы то ни стало выполнить те задачи, которые стояли наиболее остро. Работники отделов ЦК могли обратиться к кому угодно, минуя наркомов или руководителей соответствующих хозяйственных управлений, непосредственно к партийным организациям и хозяйственникам, прямо к тому или иному коммунисту», – вспоминал нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин[107]. Это свидетельство подтверждается документами аппарата ЦК ВКП(б)[108].

В Москве региональные секретари могли действовать как через государственную (СНК, наркоматы), так и через партийную (аппарат ЦК ВКП(б)) вертикали управления. Это повышало их значение как исполнителей директив центра и посредников в согласовании различных межведомственных интересов. Вмешиваясь в сферу компетенций ведомств, они нередко обращались в случае конфликта за поддержкой в партийные инстанции и получали ее. Так, 26 января 1943 года член ГКО Л. П. Берия направил в адрес Новосибирского обкома телеграмму, в которой указывал, что Кемеровский горком партии нарушил постановление ГКО СССР, запрещающее изымать кадры и транспорт у строительных организаций, занятых на важных объектах. Более того, Кемеровский горком объявил выговор одному из хозяйственных руководителей, поскольку он сопротивлялся таким изъятиям. Берия «просил» (именно так сказано в документе) отменить решение Кемеровского горкома и вернуть рабочих. Однако и два месяца спустя рабочие возвращены не были, о чем нарком по строительству С. З. Гинзбург сообщил в ЦК ВКП(б). Работники ЦК встали на сторону кемеровских властей. Находившийся в командировке в Кемерово заведующий отделом по строительству Управления кадров ЦК сообщил в Москву, что согласен с соображениями местных руководителей[109]. Несмотря на то что речь шла о нарушении постановления ГКО, право региональных властей на самостоятельные действия во имя выполнения приоритетных задач в данном случае было подтверждено.

Укрепляя свои позиции, местные руководители, как и в прежние годы, старались избавляться от независимых контролеров, перекрывать каналы информирования Москвы. Особенно ожесточенные столкновения на этой почве происходили между руководителями регионов и уполномоченными Комиссии партийного контроля (КПК при ЦК ВКП(б)) – важной инстанции, постоянно действующей на местах[110]. В конце 1942 года конфликт между первым секретарем и уполномоченным КПК вспыхнул в Казахстане, летом 1943 года – в Мурманской области, весной 1944 года – в Тамбовской области, осенью 1944 года – в Чувашии, в начале 1945 года – в Красноярском крае[111]. Жалобы секретарей в Москву содержали стандартный набор обвинений: уполномоченные КПК не помогают работать, а занимаются интригами; посылают доклады в Москву, не информируя местные власти; пытаются поставить себя над партийными органами. Первый секретарь Чувашского обкома в сентябре 1944 года писал, что уполномоченный КПК «относится к обкому с начальствующим высокомерием как к нижестоящему органу. В таком же духе он воспитывает свой аппарат»[112].

Острыми были конфликты между местными руководителями и некоторыми уполномоченными ГКО СССР. Они свидетельствовали об уверенности секретарей в своих силах. Так, первый секретарь Свердловского обкома В. М. Андрианов в ноябре 1942 года публично заявил уполномоченному ГКО по лесозаготовкам, что ему, Андрианову, «никто не имеет права приказывать, кроме тов. Сталина», и что приказы уполномоченного он будет игнорировать. Все это, как жаловался уполномоченный ГКО в Москву, сопровождалось «оскорблениями по моему адресу»[113].

Исход подобных конфликтов целиком зависел от позиции Москвы. Как показывают документы, центральные власти не спешили защищать своих представителей. Пока не удалось выявить ни одного случая, когда кто-либо из руководителей регионов пострадал в результате столкновений с уполномоченными центра. Вместе с тем противоположные примеры в документах зафиксированы. Так, предупреждение о неправильном поведении получил уполномоченный КПК по Мурманской области. Был отозван уполномоченный КПК по Тамбовской области. Готовился отзыв уполномоченного КПК по Чувашии[114]. В начале 1944 года в пользу местных властей завершился их конфликт с уполномоченным ГКО по лесозаготовкам в Архангельской области[115]. Хотя мы и не располагаем какой-либо статистикой, позволяющей сравнить практику разрешения аналогичных конфликтов в довоенный и военный периоды, есть основания предполагать, что в годы войны центральные власти были более склонны поддерживать «единоначалие» в регионах и одергивать своих слишком активных представителей.

В таких условиях уполномоченные и контролеры в регионах могли действовать по нескольким сценариям. Первый – неукоснительное выполнение своих функций и неизбежные конфликты с местными властями, последствия которых было трудно предусмотреть. Второй – балансирование между требованиями центра и местными интересами, приспособление к правилам игры региональных команд. О существовании первого сценария мы знаем благодаря открытым конфликтам. О широком использовании второго сценария свидетельствует то, что такие конфликты были сравнительно немногочисленными.

В конечном счете отмеченное укрепление позиций местных руководителей было и следствием, и одновременно предпосылкой локализации оперативного управления в чрезвычайных условиях войны. Локализация (относительная административная автономность региональных властей) как важный элемент децентрализации выражалась прежде всего в формальном делегировании секретарям дополнительных функций и прав. Многие из них получали статус уполномоченных ГКО СССР, высшего органа военной власти. Так, 22 июля 1941 года секретарь Сталинградского обкома А. С. Чуянов был назначен особоуполномоченным ГКО по производству 76‐мм дивизионных пушек на заводе № 221 «Баррикады». Ему предоставлялось право «привлекать в помощь заводу № 221 любые предприятия и мобилизовать необходимые материальные ресурсы города Сталинграда и области». 15 октября 1941 года мандат уполномоченного ГКО по производству боеприпасов в г. Москве получил руководитель столичной партийной организации Г. М. Попов. Он мог «размещать заказы на боеприпасы на всех предприятиях г. Москвы независимо от их подчинения»[116]. Хотя со временем назначения партийных секретарей уполномоченными стали не столь частыми, как в начале войны, эта практика не прекратилась[117].

Помимо назначения секретарей уполномоченными ГКО, высшее руководство страны регулярно санкционировало различные единовременные акции региональной децентрализации. Особенно заметно это было на начальном этапе войны. Так, постановлением ГКО СССР от 22 августа 1941 года секретари ряда обкомов партии получили право в течение нескольких недель мобилизовать на предприятиях своей области оборудование, необходимое для производства боеприпасов. В постановлении шла речь о бездействующем и незагруженном оборудовании, а также безадресном оборудовании, поступавшем в результате эвакуации[118]