Читать книгу Зами: как по-новому писать мое имя. Биомифография - Одри Лорд - Страница 10

Летом в Гарлеме, в самые ранние свои годы, я гуляла посередке между сестрицами, пока они планировали захват вселенных, как в книжках комиксов. Занятые этими комиксами, этой главенствующей и всеохватывающей страстью наших летних дней – вкупе с библиотекой, – мы проходили целые километры вверх по холму. Убежденные, полные решимости, тащились вверх по Шугар-хилл, по 145-й улице от Ленокс до Амстердам-авеню в Вашингтон-хайтс, чтобы там обменять в букинистическом магазине старые выпуски. В довоенные деньки в этом районе, где теперь поселилась моя мать, жили одни белые.

Магазинчиком заправлял толстый белый дядька с водянистыми глазами и животом, что нависал над его поясом, как скверно приготовленное, некрепкое желе. Он отрывал обложки у завалявшихся комиксов и продавал их за полцены или обменивал на другие лежалые выпуски в хорошем состоянии, один к двум. У него в лавке были целые ряды лотков с жуткими, без обложек, книжками, и, как только сестры отправлялись в ряд со своими любимыми комиксами про Бака Роджерса и Капитана Марвела, я принималась искать картинки с Багзом Банни. Старик тут же затевал таскаться за мной по проходам, дымя своей злодейской сигарой.

Я пыталась рвануть к сестрам, но было поздно. Его масса заполняла весь проход, хотя мне и без того было ясно: нечего отбиваться от сестриц.

«Давай помогу тебе, милочка, так лучше видно», – и я чувствовала, как его сосисочные пальцы хватают меня за ребра и поднимают сквозь облака сигарного дыма к лоткам, полным комиксов про Багза Банни и Порки Пига. Я хватала первый попавшийся и начинала извиваться, чтобы он оставил меня в покое, в ужасе пытаясь нащупать пол у себя под ногами и с отвращением чувствуя податливость его мягкого живота у себя на пояснице.

Его гадкие пальцы двигались вверх и вниз по моему тельцу, застрявшему меж напирающей выпуклостью и краем лотка. Когда он ослаблял хватку и давал мне соскользнуть на желанный пол, я чувствовала себя грязной и объятой ужасом, будто бы со мной провели какой-то гадкий ритуал.

Вскоре я усвоила, что его можно избежать, если держаться поближе к сестрам. Когда я выбегала из другого конца ряда, он за мной не шел, но и не добавлял бесплатный комикс «для маленькой милашки», когда сестры наконец оплачивали покупки. Клейкие пальцы и отвратительная хватка стали ценой рваного, лишенного обложки старого комикса о Багзе Банни. На протяжении многих лет мне снились кошмары о том, что я вишу там под потолком и никак не могу спуститься.

Подъем на холм занимал у нас, трех маленьких коричневых девочек, одна из которых даже не умела читать, целый день. Но это была этакая летняя экскурсия – приятнее, чем просто сидеть дома, пока не вернется домой из офиса или магазина мать. Нам никогда не разрешали просто пойти поиграть на улице. Обязательно надо было отправляться на весь день туда, а потом пускаться обратно, через два равнинных квартала до Восьмой авеню, где чинил башмаки Отец Небесный, и затем вверх по холму, квартал за кварталом, наискосок.

Иногда, когда мать объявляла отцу после ужина, что мы на следующий день планируем путешествие, они переключались на патуа, чтобы быстренько всё обсудить. Я пристально вглядывалась в их лица и знала, что они выясняют, есть ли у них несколько лишних центов на экспедицию.

Иногда отец отправлял нас в будку Отца Небесного – заменить полуподошву на ботинках. Это мероприятие заодно включало в себя чистку – доступную роскошь, что обходилась всего в три цента, – и приветствие: «Мир тебе, брат!»

Прибрав после завтрака, мать уходила на работу, а мы провожали ее до угла. Потом втроем поворачивали налево на 145-й улице, минуя «Дворец боулинга Лидо», несколько баров и безликих конфетно-продуктовых лавок, выручка которых главным образом состояла из небольших записочек с нацарапанными на них цифрами.

Три толстенькие Черные девочки с пухлыми, отдраенными и умасленными до блеска коленками, с крепкими косичками, перевязанными лентами. Наши песочники из жатого ситца, сшитые матерью, тогда еще не казались взрослеющей старшей сестре стыдными.

Мы тащились вверх по холму мимо зала «Звездная пыль», парикмахерской Микки – «горячая и холодная плойка», гарлемского зала «Боп», кафе «Мечта», цирюльни «Свобода» и сигарной лавки «Оптимо», которая, похоже, украшала в те годы любой важный угол. На глаза попадались также «Лавка еды тетушки Мэй», «Леди Сэди» и «Детская одежда», бар «Чоп Суэй Лума» и баптистская миссионерская церковь Шайло, выкрашенная в белый, с цветными окнами-витринами, магазин грампластинок с большим радио, прикованным на цепи снаружи и задававшим ритм нагревающемуся утреннему тротуару. А на углу Седьмой авеню, где мы, взявшись за руки, ждали зеленого света, из прохладной тьмы за откидными дверцами «Полуденного салуна» исходил многозначительно таинственный дрожжевой запах.

Мы начинали забираться на холм, хотя на самом деле холмов было шесть. Под ярким солнцем, если глянуть вверх от подножья Восьмой авеню, подъем казался вечным. Вертикальные рельсы трамваев рассекали холмы пополам. Тротуары стелились асфальтово-людскими лентами. На полпути вверх по холму справа, между Брэдхёрст и Эджкомб-авеню, была широкая полоса зелени, окруженная чугунной оградой, – Колониальный парк. Не публичный – платный. А так как у нас не было десяти центов за вход, мы никогда в нем не бывали.

Рука болела оттого, что сестрам вечно приходилось за нее меня тащить. Но такова цена – вдруг начну отставать. Мои умеющие читать сестры, любительницы комиксов, тоже платили за возможность покинуть дом – брали меня с собой. Но я так задыхалась от быстрой ходьбы, что даже жаловаться не могла.

Мы переходили через оживленную магистраль 145-й улицы, держась за руки. Останавливались на полпути вверх по холму на Брэдхёрсте, чтобы прижаться лицами к кованой решетке Колониального парка. Издали я слышала плеск воды и рассеянный смех, поднимающийся от полускрытого от глаз бассейна. Эти звуки прохлады, пусть и призрачные, подкрадывались к нашим сухим ртам. К тому моменту мы уже чувствовали себя так, будто идем вечность. Прямо над Колониальным парком солнце жарило нещадно – и никакой тени. Но рядом с парком воздух казался прохладнее. Мы немного болтались у ограды, хотя там не было даже скамеек, чтобы присесть. Деятельная жизнь Гарлема потоком неслась мимо.

Несмотря на предостережения матери не мешкать, мы задерживались, чтобы надышаться свежим запахом бассейна. Сестрицы ревностно вцеплялись в сумки с комиксами, а я сжимала в потных руках сумку с пакетиком соленых крекеров и тремя бананами на перекус. Обед был приготовлен и ждал нас дома.

Прижавшись к парковой ограде, каждая из нас съедала по крекеру. Хелен ворчала, потому что на ходу я размахивала сумкой туда-сюда и всё печенье раскрошилось. Мы стряхивали крошки из сумки салфеткой и продолжали путь по бесконечным холмам.

Наконец мы добирались до гребня Амстердам-авеню. В самые ясные дни я могла встать на цыпочки и глянуть на запад, и тогда вдоль зданий открывался вид от Бродвея до Риверсайд-драйв. За резкой полосой деревьев брезжила слабая, почти воображаемая линия воды – река Гудзон. Долгие годы, слыша песню «америка прекрасная», я вспоминала, как стояла тогда на вершине Амстердам-авеню. В моем представлении «от моря до сияющего моря» означало «от Ист-Ривер до Гудзона».

Пока мы ждали своего сигнала светофора на углу Амстердам и 145-й, я оборачивалась и смотрела назад, на узкий желоб 145-й улицы. Жадно вбирала кварталы, кишащие автомобилями, конными повозками и людьми, прямо напротив и вниз по холму, дальше Колониального парка, Отца Небесного и аптеки на Ленокс-авеню – до моста через реку Гарлем, ведущего в Бронкс.

Внезапно меня охватывала судорога ужаса. Что если в этот ответственный момент я упаду? Тогда я покатилась бы с холма на холм аж до Ленокс-авеню, а прозевав мост, и вовсе свалилась бы в реку. Все бы вприпрыжку разбегались у меня на пути, как на картинках в книжке «Джонни-блин». Отпрыгивали бы, чтобы их не сбила с ног и не раздавила толстая девочка, что с воплями катится вниз в реку Гарлем.

Никто бы меня не перехватил и не спас, и постепенно я бы уплыла в море мимо арсенала на 142-й улице и кромки воды, где по выходным отец регулярно участвовал в учениях Черного Ополчения. Меня бы утащило в открытый океан коварным течением реки Гарлем, что берет начало в легендарном месте под названием «Плюющийся дьявол», о котором нас предупреждал отец: это течение утянуло уйму наших одноклассников, пока наконец не построили магистраль Гарлем-ривер-драйв, из-за которой прохладные воды реки оказались недоступны для пропыленных Черных малышей, у которых не имелось десяти центов, чтобы толкнуть калитку Колониального парка и попасть в зеленую прохладу бассейна, и не было сестер, с которыми можно отправиться за комиксами.