Читать книгу Последние дни Пангеи. Первое чувство - OGO - Страница 4

Великий Вулкан – могучая гора, возвышаясь над мирозданием, гордо подпирала небосвод. Её немалая часть порой пряталась среди проплывающих мимо облаков, а снизу, у пьедестала, казалось, что краёв вершин и вовсе не существует. С севера вулкан окружали хребты, покрытые хвойной растительностью. Они пронизывали своими окончаниями облачное небо, но величие их не выглядело таким же непреодолимым, как у поднебесного творения. С юго-востока к подножию горы густым покровом тянулась необъятная роща араукарий. Она то поднималась на возвышенности, то глубоко опускалась в овраги, создавая удивительное многообразие местности. Вдали роща граничила лишь с кругозором, а ближе к Великому Вулкану прорастала до его первых утёсов, и только огромные валуны, десятки тысяч лун лежащие у основания, местами прерывали зелёное покрывало творца. Со всех западных склонов горы расстилалась равнина. Застланная беннеттитовыми растениями, деревьями гинкго и степными пальмами, она размеренно перерастала на юго-западе в лиановый лес, а на западе – в бор. Северо-запад низменности упирался в долину лесистых гряд и малых джунглей – прежний путь кочующего племени.

Деревня первых людей стояла у южного подножия горы, на нижних утёсах которой когда-то образовались подземные полости – пещеры, и первые люди с радостью обустроили и обжили их. В пещерах обосновались пожилые сородичи, так как днём в стойбище находиться было невозможно: повсюду стоял гул бегающей ребятни, постоянно раздавались воинственные крики подростков с арены оружейного хорома, мотивы барабанного боя, шум-гам и прочая суета. А старцы жаловали тишину и покой. Но во времена сильных дождей в гротах стариков всё же становилось оживлённей: постройки поселения не выдерживали бушующих стихий, и племя не раз спасалось от утомительной влаги в обиталищах пращуров.

Из скалистой расщелины под одним из высоких уступов как великое благоволение созидателя бил небольшой ручеёк. Его скромное русло в некоторых местах соплеменники направили в самодельные протоки. Протоки наполняли обтянутые кожей чаны – колодцы, сооружённые на склонах. Заполненные колодцы от переизбытка воды через такие же протоки возвращали бесценную живительную влагу обратно в ручей. Русло уходило чуть ниже к поселению в ущелье под косогором, и здесь, среди обширных утёсов и араукарий, расположилась основная часть деревни.

На араукариях для молоди первые люди возвели шалаши. Небольшим постройкам – ниже рослого соплеменника – придавали, как и большинству построек в поселении, округлые формы. Для совсем маленьких чад сооружения устанавливались обычно на короткие густые поросли, торчащие из стволов деревьев. Ветви приминали и связывали лиановыми бечёвками. Так получался устойчивый настил – поветь, на которую ставился каркас шалаша. Таких поветей по всей длине ствола могло быть несколько. Лиственный покров настила не давал обнаружить постройки с земли, а расположение настилов друг над другом создавало на нижних поветях укрытие от палящих лучей светила и назойливой дождевой воды.

Для детей чуть постарше строения возводили на окончаниях крупных ветвей, где разветвления араукарий собирались в плотные скопления. Сердцевину разветвлений сминали, а края оставляли как есть. Подготовленные настилы для этих обиталищ напоминали гнёзда Птерозавров. Установленный каркас в центре настила обтягивали кожей, пропитанной жиром. Слой жира берёг жилища от дождей, но, к сожалению, не спасал от мощных ливней. Готовый шалаш со всех сторон, кроме стороны входа в него, окутывали нетронутые разветвления араукарий. К шалашам охотники подняли глубокие известковые чаны: в них женщины разводили костры для приготовления пищи или обогрева. Шалаши, поставленные в местах густых порослей, вмещали не более четырёх малышей, а на краях ветвей – не более четырёх подростков. Спали чада на мягких, набитых сеном кожаных подстилах.

Юные потомки, к слову, постоянно обвешивали свои жилища всякими украшениями и побрякушками. Они находили, ловили, выпрашивали у взрослых или обменивались между собой различными чепуховинами: бабочками, глазами и крыльями стрекоз, клыками, когтями рептилий и прочей ерундой. Собирали после трапез обглоданные кости ящеров, сушили их, отмывали в ручье и тащили к себе в шалаши. Каждый украшал свою халобуду всем, что попадётся под руку.

Между ветвями араукарий охотники натянули подвесные мосты. Повсюду закрепили и спустили до земли лиановые бечёвки так, чтобы забраться на ветви можно было не только по стволу. Именно шалаши при внезапном проникновении или нападении хищников на поселение становились самым надёжным укрытием для молоди. Правда, Хамелеоны – единственные из наземных плотоядных – могли карабкаться по деревьям. Но от них, на всякий случай, вокруг стволов всегда устанавливали растяжки из верёвок с костяными погремушками – рёбра, хребты, клыки мелких холоднокровных и прочие останки. Погремушки предупреждали о карабкающихся. К счастью, Хамелеоны крайне редко водились в хвойных лесах, да и лазали они настолько медленно, что отличить их от людей не глядя, по звуку звякавших растяжек, не составляло труда: постоянный звон костей – взбирается сородич, редкий – Хамелеон. И уж если удалось бы Хамелеону подняться хоть немного, то град камней всегда мог его остановить, ведь на араукариях булыжников было припасено предостаточно. Но пока что ни Хамелеонов, ни нападений других ящеров у Великого Вулкана ещё не случалось.

Подножие горы было словно сотворено для постоянного стойбища. Большинством преград, которые надёжно защищали поселение от рептилий, оказались те самые торчащие вечность валуны. А между ними соплеменники возвели высокие ограждения из поваленных на окраине рощи деревьев. К ограждениям прикрепили рожны. Так охотники обезопасили себя от наземных хищников. Крылатые же хищники – Птерозавры и Острокрылы пернатые – никогда не появлялись в этих местах, так как первые обитали на кронах лиановых лесов (ближайший находился далеко на юго-западе), а вторые селились в джунглях, и до джунглей на севере путь лежал в луну ходьбы. Мелкие же летающие Лапокрылы, что частенько ошивались среди хвойного леса, не вызывали угрозы. Поэтому Рошан, старцы и другие шаманы считали, что это место было самым надёжным за последнюю тысячу лун кочевничества.

У деревни было две лазейки. Одна на юго-востоке, другая на юго-западе. Обе первые люди запирали небольшими заслонами. Лазейки охраняли дозорные на сторожевых вышках, стоящих друг от друга в двухстах шагах, между которыми располагались хижины охотничьих отрядов. Величали это место сородичи Домом Охотников.

Обиталища эти представляли собой округлые строения из ветвей, стволов деревьев и плотной кожи. Стволы – сваи – затачивали и вбивали в землю. Затем с помощью верёвок и ветвей сваи связывали между собой по кругу сверху и снизу. Готовое сооружение обтягивали кожаным полотном и пропитывали жиром, как и шалаши. У крыши каждой хижины было отверстие – дымоотвод, поэтому в хижине можно было развести огонь и приготовить пищу. Вокруг строений, охватив небольшую территорию, соплеменники закрепили рожны. Таким образом каждый дом охотника представлял собой некую оборонительную заставу. Снаружи стены домов расписывали символами охоты и племенного быта, а изнутри обмазывали известняком, дабы хижины не возгорались от случайных искр костра.

Охотники обвешивали жилища костями побеждённых травоядных или нападавших во время травли хищников. Некоторые главари Большой Охоты украсили свои постройки черепами убитых ящеров. Самая большая кость висела над входом в хижину вождя. Голова Гигантозавра – наиогромнейшего и древнейшего травоядного, коего видели первые люди – гордо украшала шатёр вожака. А сам шатёр располагался на уступе, прямо над охотничьими жилищами, где основание утёса переходило в сооружённый смотровой помост.

В центре Дома Охотников находился оружейный хором. В нём хранились тренировочные орудия, одеяния, костяные доспехи и прочие заготовки для подрастающих следопытов и загонщиков. Прилегающая к хорому территория – арена – была куда обширнее, чем у хижин охотничьих отрядов. На арене стояли чучела травоядных и хищной рептилии – Разавра. Подобия же таких гигантов, как Длинношеий, Хвостолих и Толстошкур, соорудили без лап. Формы воссозданных тел торчали прямо из земли! На чучелах поменьше тренировали навыки охоты: учились поражать добычу или хищника из лука, дубиной или копьём; а по чучелам гигантов упражнялись бегать и держать равновесие.

Ближе к юго-восточной лазейке, за дозорной вышкой, первые люди выстроили кладовые палатки с древесиной, отобранными костями для доспехов, редкими камнями Грани, кожей и другими необходимыми припасами. Немного выше, на холме, в тени под утёсами, вырыли земляные схроны для вяленья мяса, лечебных и съедобных растений и плодов. А рядом соорудили шатры для таких же целей – женщины всегда выискивали возможность сохранить съедобность убоины как можно дольше. В шатрах мясо было подвешено верёвками на балки, а в ямах оно лежало завёрнутое сначала в лопухи, а затем в кожаные лоскуты. И в том и в другом случае кушанье хранилось сравнительно долго, но в яме оно было немного сочнее и всё же портилось раньше, чем в строении. В шатре убоина была суше и сберегалась аж до следующей Большой Охоты!

Между всеми составляющими поселения – на склонах, утёсах и беспрепятственных отдалениях, среди араукарий, зарослей папоротника, травы и прочей растительности – соплеменники вытоптали тропы. Через каждые пятнадцать-двадцать шагов вдоль троп первые люди вбили светочи. Для светочей ремесленник Варн изготовил специальные известковые чаши. Он закрепил их так, что в ночи со стороны леса не было видно явного пламени. Языки огня привлекали не только травоядных, но и хищных рептилий, а чаши прятали и отражали источники свечения в сторону Великого Вулкана, рассеивая тёплый свет к подножию горы.

***

– Па, ты уже уходишь? – спросила Оми, едва открыв глаза.

Рошан зашёл проведать дочь и уже собирался было покинуть халобуду, но дитя внезапно проснулось.

– Доброе утро, родная. Да, Па надо сделать много добрых дел вождя. Как тебе спалось? Что снилось?

– Хорошо спалось. Не помню, что снилось… – ответила Оми. – А где Ма?

– Сейчас она придёт, милая.

Шаман, позабыв, что находится в шалаше, вытянулся во весь рост и стукнулся головой о поперечную основу. Оми рассмеялась:

– Вождь, ты такой большой!

Рошан улыбнулся и, присев на колени, подтянул девочку к себе.

– Сегодня вождь пойдёт на встречу к Пангее, – развёл он руками. – А дочь вождя пообещает, что не станет играть в прятки по всей деревне и будет слушать Ма!

Оми улыбнулась:

– Обещаю, вождь!

Внезапно с другой стороны сооружения раздался голос Аны:

– Рошан, ты ещё здесь?

Женщина забралась в постройку и сходу обняла мужа.

– Они ждут тебя у Храма, – прошептала она. – Я принесла воды. – Ана протянула кожаный бурдюк. – Выпей как можно больше – она поможет тебе. У тебя будут силы! – заверила охотница.

– Инга́ приготовит отвар и его будет доста…

– Не спорь со мной, вождь. Вода – это источник жизни. И мне будет спокойней. Выпей! – настояла Ана.

Шаман прильнул к горловине мешка. За несколько глотков он опустошил сосуд и обратился к дочери:

– Не забывай про обещание!

Оми покивала.

– Проверяйте дозорных, Ана! – напутствовал Рошан. – Я постараюсь вернуться как можно скорее. В моё отсутствие Радон будет в ответе. Помогайте Варну с Кострищем.

– Рошан, я боюсь за тебя, – голос охотницы дрогнул. – Хорд говорил, что этого раньше никто не делал, – уже шёпотом произнесла она.

Шаман взглянул на Оми: девочка сидела на подстиле и играла коготками Лазунов. Убедившись, что она не обращает внимания на беседу, Рошан, едва слышно ответил:

– Всё будет хорошо, Ана, не переживай. Вы главное дозорных проверяйте, и пусть чаще меняются – больше спят!

– Это звезда? Почему она зажглась? Что с ней не так?

– Я не знаю… Для этого я и иду к Ней… Заврини хотят, чтобы мы покинули этот дом. Они о чём-то нас предупреждают, и эта звезда появилась неспроста. Нам нужно узнать, что тревожит Заврини, и что нас может ожидать, – промолвил шаман и приобнял Ану.

Ана крепко обхватила мужа:

– Мне страшно!

– Ну, будет тебе, – успокаивал вождь. – Я скоро вернусь!

Охотница освободилась от объятий и в шутку пригрозила:

– Если мой вождь не вернётся, то я не стану с ним больше охотиться!

Шаман расплылся в улыбке и, отодвинув занавес шалаша, стал выбираться наружу.

– Пока, Па! – помахала вслед Оми.

– Пока, родная! Ана, дозорные! – ещё раз отметил Рошан.

Запах росы, смешиваясь с хвойным ароматом араукарий, поднялся над поселением. Шаман вышел на поветь и вдохнул свежесть наступающего утра. Повсюду стояло сонливое затишье, и еле слышное журчание ручья растворялось в потоках неспокойного дуновения ветра. Давно умолк стрекот ночных насекомых, а цыканье дневной живности ещё не зазвенело чередой, словно примитивные обыватели, сменяя друг друга в дозоре, не успели занять свои посты. Среди ветвей на близрастущих деревьях мелькали дымки от погасших костров шалашей. Стойбище и природа в округе была погружена в сонное царство.

Где-то за пределами горизонта проснулся свет Великого Огня. Восходящие лучи постепенно пробуждали обыденный мир, а их просветления в небе предвкушали незнакомый день. Рошан бегло осмотрел поселение, а затем устремил взор на сторожевые вышки: все и всё, как и прежде, было на своих местах. Вождь ухватился за лиановую верёвку, ловко спустился к земле и направился к пещерам.

Вскоре шаман оказался высоко над деревней и, остановившись на краю утёса, ещё раз оглядел нетронутую хищниками обитель. Глубоко внутри Рошан был встревожен. Его предчувствие – предчувствие Заврини – почему-то вызывало волнение и ощущение чего-то непоправимого. Вожак пригляделся: из хижин в Доме Охотников вышло несколько подростков. Кто-то разводил костёр, было видно, как чьи-то женщины набирали воду из колодцев, на араукариях из халобуд выходили дети. Рошан попытался высмотреть дочь и Ану, но с высоты у пещер поселения первые люди выглядели крохотными. Тяжело было кого-либо различить по внешности или по одеянию. Вождь видел лишь силуэты и мог предположить, что там, у покинутого им шалаша, среди порослей ствола, Оми играла вместе с чадом сородича или у оружейного хорома, казалось, юлился одноглазый Варн…

Шаман обратил внимание на лазейки стойбища. Всё пребывало в спокойствии. Прохладный утренний ветерок резким порывом всколыхнул волосы вождя, и отвлечённый ветром от раздумий Рошан направился к Храму Созидателя.

Перед перевалом ко входу в пещеру шамана встретила пожилая знахарка. Одета она была в длинный, местами ободранный бытом балахон из тончайшей зелёной кожи. Поверх кожи, в области плеч и края бушлата, висели украшения в виде засмоленных цветных листьев диковинных растений.

– Здравствуй, Инга! – приветствовал Рошан.

Старуха, морщась и поправляя редкие седые волосы, показала беззубую, но ещё клыкастую улыбку и, разведя руки да быстро перебирая ножками, направилась к вождю.

– Рошан, сынок, давно ты не поднимался к пещерам старцев! – трепетно приветствовала она.

– Инга, ты же знаешь – настали времена Большой Охоты. Нужно было подготовить отряды к отбытию, – с печалью в голосе ответил шаман. – Надеюсь, ты соскучилась?

Дрожащие руки женщины коснулись плеч вождя. Затем последовали тёплые объятия. Через мгновение Инга взглянула на лицо Рошана и шутливо потрепала косу его бороды.

– А ты уже взрослый! – прибаутила старуха и, кряхтя, рассмеялась во весь голос.

Улыбка на её лице углубляла чешуйчатые морщины и старила знахарку. Казалось, что если бы никто не знал её возраста, то и предположить её прожитые луны вовсе было бы невозможным.

– Я приготовила зелье, мой мальчик, – просмеявшись, сказала Инга и подхватила вожака под руку. – Оно поможет тебе быстрее успокоиться и собраться с мыслями. Хорд поведал, что этой ночью ко многим обратились духи. Такого раньше ведь не случалось? Они хотят, чтобы мы ушли отсюда? И что это за странная звезда, о которой с утра мне Радон вещал?

– Да, Инга, так и было, Заврини предупреждают нас о чём-то. И звезда эта тоже неспроста. Я обязательно узнаю обо всём! А ты сама-то слышала зов? Ты видела вспышку в ночном небе?

– Нет, мой хороший, зов я не слышала. Но я видела, как пестрили небесные огни. Смотрела, как вихрь свечения из Шатра Пламени поднялся над поселением. А Варн-то мой смышленый, да? Вспышку только вот не углядела… Я, видимо, задремала в тот момент. И звезду я таки тоже не заметила. Ой, старая я, совсем слепа, – вздохнула женщина, – и глаза Заврини уже не подвластны мне. Старая я. Скоро покину вас! Совсем старая…

– Перестань Инга! Наговоришь ещё. Вечность Луна тебе пусть светит! Куда мы без тебя? Кто нас всех будет целить?

– Ана будет целить, сынок. Она уже готова к единству шамана.

За этой беседой вождь и знахарка добрались до пещеры. У входа, возле обжитых мест у костра, сидели Хорд, Радон и ещё несколько старцев и охотников. Соплеменники трапезничали.

– Приветствую Рошан! – поздоровался Радон. – Не желаешь подкрепиться вместе с нами?

Радон был одним из немногих опытных ловчих, который со своим отрядом частенько оставался в поселении даже во времена Большой Охоты. Кудрявые тёмные волосы дозорного, собранные в хвост, нерадиво торчали на затылке и ложились на широкую спину. По всей длине хвоста были вплетены клыки ящериц. В горбатом носу охотника сидела серьга. Нижняя челюсть мужчины выпирала немного вперёд, а над бровями красовались грубые шипастые наросты. На груди Радона виднелся шрам от плавника Хамелеона, а на правой ноге недоставало двух пальцев – проделки того же хищника. Ловчему светила вторая тысяча лун, и силы его были на пике становления. К тому же за широкими плечами дозорного лежало почти три десятка туш и трофеев с травоядных и плотоядных рептилий. Опыта у Радона в защите деревни хоть отбавляй! В предыдущих местах стойбищ по пути к Великому Вулкану охотники из его отряда вместе с отрядом Валла дважды прогоняли Разавров от оград поселения! А молодые сородичи под предводительством Радона постоянно стояли на постах сторожевых вышек и обходили тропы. Конечно же, Рошан не сомневался в навыках и находчивости этого ловчего, поэтому и решил, что он сможет достойно временно принять роль вожака.

– Приветствую всех! – чествовал вождь и ответил старшему дозорному: – Благодарю, мой друг, я сыт. А тебя попрошу – будь настороже. Ана, Варн и Хорд помогут тебе.

Хорд утвердительно покивал.

– Да, вождь, всё будет в порядке! – дожёвывая, пробубнил охотник. – За деревню не беспокойся! Пока я жив, ни одна ящерица не ступит в нашу обитель.

– Да помогут тебе духи Заврини, – вожак похлопал по плечу старшего дозорного и немедля направился ко входу в пещеру. Хорд и Инга последовали за ним.

– Рошан! – обратился вслед ловчий. – Я очень переживаю за охотничьи отряды, Рошан. Да и Салас там. Как думаешь, случившееся ночью не взбудоражило рептилий?

– Хм… – замешкался вождь. – Я даже не думал об этом, Радон. Но очень надеюсь, что у отрядов всё в порядке. Твой юнец возмужал? Глаза Заврини явились ему? – не припоминая, поинтересовался Рошан.

– Нет ещё, но уверен, скоро всё случится. Это его первая охота.

– Я верю, мой друг – с ними всё хорошо! – подбодрил вожак. – Пангея и духи помогут им!

– Да, вождь, я тоже надеюсь на это. Да поможет Пангея твоей душе в единстве! – благословил дозорный и тут же обратился к молодым охотникам: – Барда, Велес, в ночи останетесь здесь, со старцами. Мудрости поупражняетесь, может быть расскажут они вам чего-нибудь интересного. И вход в пещеру будете охранять, как младших братьев своих! Мало ли что может случиться…

***

Дорога к Храму Созидателя – в Обитель Единства – лежала через продолжительный подземный коридор. Посредине пути коридор разветвлялся в лабиринт из трёх русел, одно из которых – то, что левее – было самым длинным, шагов в сто. Русло выводило на край уступа к пропасти, а ещё через десяток шагов вдоль неё по узкому утёсу дорога снова углублялась в рукав подземелья. Первые люди однажды хотели исследовать пропасть, но брошенные в неё камни и факелы затерялись в овраге, не оставив ни звуков, ни отблесков света. Поэтому спускаться вслепую отказались все, даже самые смелые следопыты. Опасный промежуток пути вдоль обрыва не вызывал доверия и самых ловких соплеменников, так что данная ветвь лабиринта осталась в кромешной тьме и не была использована.

Подход к Храму с правой стороны тоже оказался крайне неудобен. Он местами сужался в тесные коридоры, которые то поддавливали сверху, вплоть до передвижения ползком, то заставляли тесниться между стен, обтёсываясь об острые очерки рельефа.

Эти два сомнительных хода сородичи огородили заслонами. А вот путь, кой проходил посередине, вёл по умеренному тоннелю без всяких препятствий и склонов, прямиком в огромный подземный грот – Храм Созидателя, и обустроен тоннель был только в этом рукаве: дорогу освещали вбитые в стены светочи по всей её протяженности.

Через некоторое время Рошан и его спутники прибыли на место. В обширной пещере было светло. С десяток факелов подсвечивали грот, а сотворённые Ингой хвойные благовония создавали ощущение уюта и покоя. Где-то под гротом, в недоступных складах подземелья, плескался ручей – тот самый, что бил ключом в поселении. Еле слышное журчание ручейка нарушало безмолвие Обители Единства и придавало в пещере настроение таинственности и пленения.

На стенах Храма Созидателя помимо знаний, которые старцы-мудрецы и бывалые следопыты оставляли потомкам в виде наскальной резки и рисунков бытия, повсюду были запечатлены мистические орнаменты – символы первых людей. Сакральные символы, что вырезали охотники и шаманы на орудиях промысла, носили в себе особый, влияющий на дух людской замысел, способный пробуждать таинственную стихию пламени, которую познал однажды в единстве с Пангеей вождь Рошан. Познал и других сородичей научил познавать. И тому, кто смог овладеть пламенем и в одночасье осознавал высеченное послание символа, стихия придавала неимоверную пылкость, а внушительный замысел вмиг становился осуществимым!

На одном из уступов, где каменный рельеф был более плоским и гладким, главари охотничьих отрядов начертали путь к Великому Вулкану, и каждый раз после Большой Охоты они дорисовывали новые изведанные местности. Спустя много лун небольшой набросок превратился в настоящую карту охотничьих троп. На ней были изображены обходные пути лесистых гряд – прежние пройденные дороги, бывшие пастбища травоядных, русла небольших ручейков в роще араукарий и прочие ориентиры. На стенах сородичи обозначали всевозможных рептилий, что встречали в землях Пангеи. С помощью рисунков соплеменники описали их повадки – предупреждения об опасности и расположения к дружелюбию. А на одном выступе была высечена целая история Заврини, которую накануне рассказывали подросткам у костра Рошан и Хорд. В Храме также хранились реликвии предков (в том числе и обнаруженные во время кочевничества): цветные причудливые ракушки, кои, по словам мудрецов, однажды нашли прапращуры пращуров у северных берегов бушующих вод, окаменелые следы, что когда-то подметил бывалый ловчий, сломанное оружие и разнообразные останки костей. Правда, принадлежность последних не была установлена в точности.

С вершин грота повсюду свисали остроконечные образования – сталактиты. У тех, кто впервые бывал в Обители Единства, грозные сталактиты вызывали жуткое недоверие, и казалось, что каменные рожны вот-вот рухнут на голову. Но с момента основания Храма Созидателя ни один из сталактитов даже не пошевелился. Шаманы и старцы со временем привыкли к уродливым складам и давно перестали обращать на них внимание.

Посреди подземелья скалистый рельеф под ногами плавно переходил в небольшой островок земляной почвы с густым моховым покровом. Одинокий кусочек земли заметно выделялся среди каменных форм пещеры и словно обустроен был самой Пангеей для ритуала единства. На островок Инга заблаговременно положила кожаный подстил, а рядом у кострища в чане остывал отвар.

– Я осмотрю ограждения, Рошан, – предупредил Хорд и направился к тёмной нише Храма Созидателя.

– Уверен, что они не сдвинулись с места, – ответил вождь. – Но всё же осмотри, мне будет спокойней.

Лабиринт подземелья не заканчивался в Обители Единства. В пределах грота, на другой его стороне, находился ещё один ход, который вёл в подобную пещеру, но гораздо обширней Храма. В этой пещере располагались десятки тоннелей, и путь по ним не был изведан. Первые люди опасались подземных тварей, что живут и плетут паутины глубоко в недрах Великого Вулкана – гигантских созданий, продолжений изначальных жизней. Появились они при свете Великого Огня, но лучи его со временем стали им не по нраву, и ушли они под землю, где царила тьма и сырость. Чтобы обезопасить себя от этой живности, кою шаманы видели возле тоннелей ненароком, и то мельком, соплеменники приняли решение возвести у хода к лабиринтам заслоны. А на заслонах этих закрепили рожны. Уставившись в непросветную тьму, рожны охраняли покой первых людей от насекомых тварей, а высокий грот перед ходом в царство тварин был объявлен Обителью Единства – Храмом Созидателя. Местом, где собирались старцы и вожаки, дабы обсудить настоящие трудности и грядущие дела, охотники и шаманы – познать пламя Пангеи и тайны непознанного.

Вождь снял с себя верхнее одеяние, бусы и, скрестив ноги, сел на подстил. Инга расставила вокруг него маленькие чаны и установила в них свечи. Затем знахарка подала Рошану зелье.

– Волнуешься? – спросила старуха.

– Да, немного…

– Когда ты был последний раз в единстве с Ней? – запамятовала Инга. – Я уже забыла тот минувший день, когда поила тебя этим снадобьем…

– В стойбище у лиановых лесов. Мы вышли к оврагу в новые земли, я искал дорогу, как оказалось – сюда, к Великому Вулкану, – напомнил шаман.

Старуха усмехнулась:

– А теперь Заврини прогоняют нас. Вот так дела… Надеюсь, ты сможешь разобраться во всём! Мне нравится тут, да и сил уже кочевать не осталось, Рошан. Когда же мы найдём приют для наших потомков?

– Не переживай, Инга, мы уже нашли его. Он здесь, у Великого Вулкана! – воскликнул вождь.

Знахарка улыбнулась.– Мы останемся на этом месте, – молвил Рошан. – По крайней мере, сейчас у нас нет повода покидать стойбище.

Тут шаман понюхал отвар и вопросительно посмотрел на старуху.

– Давай пей, мой мальчик, – промолвила она. – Я кое-что добавила туда. Не беспокойся, выпей! Как только почувствуешь тепло, скажи мне – я зажгу свечи.

Красные цветы болотного папоротника являлись сильнейшим ядом, но на вкус и запах были довольно сладки. Рошан сразу же учуял знакомый пленительный аромат, поэтому замешкался. Плоды растений любого могли отправить в вечный сон, но с другими целительными травами, названия и рецепты которых понимала лишь Инга, всего-то навсего должны были ускорить расслабление разума и тела. В этом знахарка была уверена наверняка!

Как только чаша была опустошена, женщина подсела ближе к Рошану и обняла его. Шаман в ответ бережно погладил старуху по спине.

– Будь осторожен со звёздами! Они прекрасны, но мы о них ничего не знаем, – прошептала старуха.

– Всё будет хорошо, Инга, – ответил Рошан. – А зелье-то быстродейственное!

– Что? Уже? – удивлённо спросила знахарка и уставилась зелёными глазищами в зеницы вождя. – Я добавила совсем немного красного цветка. Не думала, что так…

– Поджигай! – прервал её Рошан.

Взгляд шамана медленно поплыл.

– Да, я вижу. Да хранит Пангея твою душу в единстве, – напутствовала Инга.

Вождь, кивая, опустил веки. Знахарка взяла факел и запалила свечи, а затем аккуратно на каждую свечу положила сушеные корни пучкового листа. Корни стали помалу тлеть, разнося приятно-пахучий аромат по просторам Храма.

– Хорд, старый, где ты? Нам пора! Что ты там застрял? – заголосила Инга.

– Иду, иду! – возвращаясь от хода с заслонами, ответил старец. – Проверял рожны. Рошан, всё целое, как…

– Тсс, молчи, старый! – перебила женщина. – Пойдём наружу. Нам больше здесь не место.

Бывалый ловчий помог старухе подняться.

– Так скоро? – шёпотом спросил он, глядя на Рошана.

– Красный цветок… – задумчиво прошептала Инга. – В следующий раз разбавлю поболе…

– Да поможет Пангея твоей душе в единстве! – старец едва слышно благословил вождя и вместе с Ингой покинул пещеру.

***

В Храме Созидателя воцарилась тишина. Под действием отвара знахарки Рошан погрузился в сон, но мысли во сне ему остались подвластны. Сосредоточив раздумье на звёздах, шаман воплотил перед собой события минувшей ночи, и в царстве забвения перед взором вождя явилось сияние небесных светил. Всё глубже и глубже проникая в мир грёз, Рошан сумел рассмотреть всякое мгновение в ночном небе, что потревожило его накануне. Он вновь узрел свечение небесных огней и их теснение, странную туманность, вспышку поднебесья и красную звезду. И чтобы оказаться среди звёзд во время единства, Рошану необходимо было удержать явленность воспоминаний как можно дольше. Шаман снова и снова воссоздавал отрывки прошлой ночи, перебирая в мыслях подробности увиденного.

Тем временем тлеющие травы наполнили грот ароматами благовоний, а отдалённые всплески подземного источника и треск полыхающих светочей в непорочной тишине постепенно стали выразительней. Умиротворённая атмосфера Храма словно оживилась и, преодолев пределы возможного, медленно подступила к сновидению вождя. Она тонкой дымкой протиснулась через ноздри и ушные раковины прямиком в сознание Рошана, и он во сне ощутил запахи благоуханий и журчание ручья. Звучание и аромат реальности смешались в забвении с воплощением представленного, размыв границу между воссозданным прошлым и настоящим. Так, в потоке совершенной гармонии, действительность проникла в явленность минувшего и пробудила в Храме Созидателя течения праны.

Вождь почувствовал, как Она своими фибрами трепетно прикоснулась к его оголённым стопам. Затем Её касание поднялось немного выше и охватило щиколотки. Жизненные нити в виде тонких стеблей невиданных в Её обители растений, пробиваясь из земляного покрова Храма, многочисленными началами принялись окутывать тело вождя. Протискиваясь сквозь покрой одеяния на бёдрах, они уже ползли по обнажённому торсу и, разветвляясь на десятки отростков, продолжали возбуждать прилив энергии в стане мужчины. Спустя мгновенье такие же фибры, вырвавшись из-под земли рядом, коснулись и кончиков пальцев рук. Они обхватили сначала фаланги, а затем, уверенно перебираясь к ладоням и ни на миг не замедляясь, дотянулись до плеч шамана.

Вождь поднял веки. Радужки его глаз стали чёрными словно ночь и слились со зрачками, а белки налились алым свечением!

На рельефах грота исчезли тени от света пламени свечей и факелов. Окружение Храма померкло, и повсюду образовалась красная туманность. Внезапно вокруг, на расстоянии вытянутой руки шамана, вспыхнули источники свечений. Яркие разноцветные крошечные огни, то соединяясь друг с другом, то избегая столкновений, с неимоверной стремительностью принялись беспорядочно кружиться рядом. Те, что сливались воедино, выталкивали нутро один одного в просторы пещеры в виде погасших частиц. Остатки огней медленно оседали на наскальных рисунках и в полостях высеченных символов первых людей по всему Храму Созидателя, а те источники свечений, что так и не соприкоснулись, словно болотные москиты разделились на небольшие стайки и зависли в пространстве грота.

Меж тем жизненные фибры добрались до головы вождя, и из стеблей творца залучилось сияние. Оно охватило всю пещеру, гравировка и росписи на стенах Храма Созидателя заполыхали зелёным пламенем. Рошана настигло единство с Пангеей – душа его покинула плоть и обратилась в эссенцию…