Читать книгу Немиров дол. Тень - Оксана Дунаева - Страница 10

Глава 9. Свой в стае

Оглавление

В подклете у Дарьяна елажский княжич стал частым гостем, но опасные темы всегда обходил стороной. Играли в шашки или ходили к реке на уединённый бережок с удобным заходом в воду. Идти было далеко, зато Есений мог побыть без ярского догляда.

Когда оставались вдвоём, туго, до хруста натянутую тетиву внутри него будто снимали с зарубки, плечи расслабленно опускались, во вдумчивом взгляде проступала радость, и тогда на меткую шутку в улыбке светились все зубы, вместо короткого кивка на ратной поляне.

Оба сразу почувствовали между собой внутреннее родство. В ближнем круге ощущали себя в стае приручённых молодых волков, смирных, иногда безудержно озорных, нахальных и бесстрашных. Под уверенной рукой вожака стая становилась послушной. Каждый на ратной поляне чутко ловил настроение княжича, пытался его желание предугадать.

Никто никогда не видел лицо Ратмира перекошенным от гнева, а надрывный крик слышала только мать у колыбели. Всегда сосредоточен, всегда настороже. Никогда не пил и, как показалось Дарьяну, словно нечисть священного железа, боялся вина. Оно притупляло внимание, развязывало язык, на людях выворачивало изнанкой. В этом бдительном спокойствии гнев или милость прочесть было трудно, и от этого во многих ближниках тлела неуверенность, шевелился страх опалы.

Крас – единственный, кто мог взбрыкнуть. Скрипя зубами, мирился с необходимостью выражать будущему великому князю покорность, а под ней гордыня рождала внутренний бунт. И всё же Дарьян подметил: как и все, Крас брата опасается, всегда осторожен с ним, будто с невидимым острым лезвием в руках.

Отец Есения сильно занемог, мать в письме просила сына непременно приехать. Тот всё же выждал несколько дней, чтобы жёлтые круги под глазами окончательно исчезли и уехал домой.

Его отсутствие Дарьян ощутил сразу и остро, словно в лесу один остался. Теперь в Яргороде лишь одна родная душа – Ивица. Никогда не прогонит, ответит искренне и ласково, улыбнётся. Дарьян каждый день ходил к ней на кухню, если было нужно, помогал дотащить, передвинуть, и от пирогов не отказывался.

На ратной поляне стало тяжело, новые противники не делали скидку на скудный опыт. Заруба теперь подходил чаще. Без обидных ядрёных ругательств и подзатыльников терпеливо бубнил очевидные для всех остальных вещи.

Что значат эти весёлые улыбочки вокруг, Дарьян понял сразу: наставник возится с плугарём будто с криворукой, совершенно безнадёжной бабой, просто ждёт, когда княжичу на это смотреть надоест.

Пустыми, скучными теперь вечерами душу Дарьяну врачевали только слова елага, сказанные им перед отъездом: "Ты не лучше и не хуже каждого из них. Ты с пелёнок учился читать, они – биться. Ты просиживал дни над книгами, писал, вычислял, а они в любую погоду были здесь, на ратной поляне. Как ты сейчас, каждый из них сражался в семь лет. Они забыли, что учились долго, забыли сколько получили тычков и оплеух, теперь мнят себя урождёнными великими воями."

И всё же бесконечные поражения были обидны. Особенно от Хоря. Ниже Дарьяна на голову, тощий, но заставлял отступать, пятиться через всю поляну до самого плетня, а то и вовсе выбивал меч и укладывал на лопатки. Два раза чуть не сломал запястье.

Ратмир замечал всё, посоветовал запястье под перчатку обматывать, надевать больше нательной защиты. Сам не раз вставал против Дарьяна.

Внешне был терпелив, словно обитатель Горы Мудрецов, щедро сыпал дельными указаниями, силился научить, однако эти поединки давались труднее всего. С пылким честным старанием Дарьян науку схватывал, усваивать не успевал, вновь и вновь глупо, по-детски ошибался и то злился на себя, то унывал, видел, как тяжело княжичу бороться с накатывающим раздражением.

В разгар такого поединка Ратмир, вспотевший больше от полуденной жары, чем от схватки, вдруг закинул меч на плечо и легко, невнимательно уклонился от рубящего удара взмыленного Дарьяна, не сказав ни слова, пошёл к своей тронной телеге.

Ожидавший натолкнуться на стену умелого сопротивления, Дарьян вложил в удар все силы, почти со свистом рассёк воздух от макушки до земли, и теперь ждал: вот сейчас Вепрь окатит волной тупых издёвок – краснощёкий был рядом, сражался с великаном Могутой – его слюни, выплюнутые со словами, не долетят, окропят пыль вокруг. Эти издёвки непременно поддержат ухмылками несколько его дружбанов, а сам Дарьян сдержится, не повернётся, чтобы не видеть надменного злого ехидства.

Повернулся потому, что было на удивление тихо. Оба здоровяка – и Вепрь, и Могута – глупо улыбались, глядели куда-то в сторону от Дарьяна. Оттуда к жеребятнику приближалась стайка дворовых девушек с вёдрами и тяжёлыми корзинами, упёртыми в бока. Сразу приметил Ивицу – самая высокая, плавная, как светлая владычица Жива. Узнал ещё нескольких девиц с княжеской кухни.

– Ивушка! – выкрикнул Вепрь. – А пирожков мне захватила?

– Да ты, боров, скоро от жратвы треснешь! – ревниво отозвался Вран.

Девчонки помладше и почумазее потащили тяжёлые вёдра и корзины внутрь – наполнять кормушки ботвой и очистками, Ивица ушла с ними. Остальные задержались, расправляя передники и сарафаны, не стесняясь, переглядывались с самыми видными и богатыми парнями Яргорода.

– А у Ивушки теперь есть кого пирожками лакомить! – вперёд вышла тощая бойкая пигалица. Пришла без ноши и одета для челядинки чересчур богато: медные височные кольца, пришитые к очелью, начищены, сияют, верхнее алое платье по подолу цветасто расшито. У других лишь замызганные сарафаны поверх небелёных рубах, грязноватые передники. Дарьян узнал наглую, острую на язык Ясну – теремную прислужницу сестры Краса. Её работа – развлекать хозяйку, плести ей косы, одевать, значит, пришла сюда с какой-то целью.

– Это кого ещё? – искренне удивился Вепрь.

Из окон княжеской кухни Дарьян один раз видел, как он пытался прорваться сквозь стражу на женскую половину хором, спорил с ними, ругался.

Ивицу охаживал давно, пытался всучить дорогие подарки. Она не привечала Вепря, сторонилась, что Дарьян искренне и горячо одобрял. Упросила главного повара запретить нахальному парню доступ на кухню и хоть немного вздохнула спокойнее.

Если б даже не знатная невеста, что подыскали Вепрю родители, всё равно на челядинке не женился бы, а того внимания, которого он добивался, Ивица, в отличии от многих, оказывать не хотела.

– Нашёлся попроворнее да похитрее тебя! Так Ивушкины пирожки полюбил – с княжеской кухни не вылазит!

Девушки захихикали в ладошки. Дарьян не таился, когда ходил на кухню, и предлог был честный – он там столовался! Но сейчас, почему-то, лицу стало жарко, а в желудке – неприятно от скверного предчувствия.

– Ой! Вот я глупая! – Ясна притворно шлёпнула себя ладошками по щекам, округлила глаза и выразительно уставилась на Дарьяна. – Надеюсь, я не тайну разболтала.

В лицо Вепрю бросилась малиновая ярость. Словно у ожившего каменного великана, голова на толстой шее медленно повернулась, глаза разъярённого кабана остановились на плугаре.

Дарьян враждебно набычился, мокрые от пота пряди укололи глаза, он крепче стиснул деревянный меч, в его руках бесполезный, а в настоящей драке с яром даже смешной.

Так же медленно щит в руке Вепря поплыл и замер, указывая ребром на Дарьяна, криворукого пекаря непонятно как оказавшегося здесь, среди лучшей ярской воинской крои. Краснощёкий глянул на Ясну, вопросительно мотнул подбородком. С хитрой улыбочкой довольная собой девица кивнула.

Потное багровое лицо скривилось, словно вместо плугаря Вепрь увидел дряхлого лишаистого пса с обгаженным мокрым задом, почуял его смрад. А в следующий миг яр дёрнулся вперёд, заставил Дарьяна отшатнутся, прикрыться щитом. Разъярённый кабан будто врезался в невидимую стену, замер, сопя, раздувая ноздри, и непроизвольно повёл плечом в сторону телеги.

Ратмир спокойно следил со своего ложа. При появлении девушек княжичи с поляны ушли – им не к лицу с челядинками на людях заигрывать. Крас в кожаной броне на голую грудь развалился в теньке на скамье у конюшни. Происходящее забавляло братьев не меньше, чем всех остальных.

Из жеребятника вышла Ивица. Конечно, всё слышала, поспешно приблизилась к Ясне со спины и покорно, как к госпоже, наклонилась, зашептала в ухо.

– Ох! – громко наигранно вздохнула бойкая пигалица, дворовая княгиня среди девчонок. —Вижу, вам есть чем теперь заняться, – озорная улыбка прорывалась, дёргала губы, сбивала притворное огорчение. – Развлеките достойных княжичей поединком, нельзя, чтобы такие красивые лица омрачила скука, а не то в городе все девушки глаза с горя выплачут, – она не сдержалась, стрельнула озорным прищуром в сторону телеги. Княжичи слушали молча, благосклонно. – А нам пора! – продолжила она. Глубокий вздох наигранного сожаления высоко поднял плоскую, мальчишечью грудь, глазки разочарованно закатились. – Жаль, не можем остаться посмотреть. Постирухи полтора десятка корзин настирали. Придётся ехать на дальние мостки полоскать, чтобы тут не мешаться, – её губы опять скривились в хитрой улыбке, а щурый взгляд снова метнулся к старой телеге.

Ратмир усмехнулся, понял, что к чему. А Ясна гордо, одержавшим победу воеводой, зашагала прочь. За ней, оглядываясь на парней, потянулись хихикающие, розовощёкие девчонки.

По знаку наследного княжича конюх вывел ему лошадь под седлом. Ближний круг наблюдал, все поняли: что-то будет! Княжич с телеги уселся на коня. Заговорил тихо, но каждое навострённое ухо услышало.

– Полагаю, всем вдруг захотелось поплавать у дальних мостков? – ухмыльнулся он, и внимающие ему разом повеселели. Свою выдумку огласить не спешил, скользил взглядом по лицам, наблюдал, как разгораются предвкушение и задор. – Того, кто первым добежит до воды у Берёзовых шишек… – будто с раскалённой сковородки, со скамьи сорвался Крас, – беру с собой на пиры оланков.

Чернокосый припустил так, словно прижжённое место требовалось срочно охладить. На бегу содрал с себя и отшвырнул наручи, кожаный нагрудник. Чтобы обогнать брата, Ратмиру пришлось понудить коня к галопу. Серым мохнатым облаком, из-под телеги шумно выскочил псиволк, кличемый Бушуем, понёсся за хозяином.

Парни побросали мечи и щиты, рванули вдогонку. Дарьян выбежал с поляны одним из первых – честный и весьма своевременный повод избежать драки. Крас впереди всех неистово молотил пятками, так же бешено мелькали его голые локти, блестящая от пота спина пружинила буграми и впадинами. Рубаху не одевал часто, любил выставить себя на показ и на зависть.

Улочка узкая, Дарьян вынуждено дышал в затылок Врану, бегущему между Бавой и Хорем. Ближний круг растянулся, последними трясли мощными телесами Вепрь и Могута.

Восточные ворота – рукой подать, но шуму наделать успели, пронеслись диким табуном от пожара. Простой люд с испуганными возгласами вжимался в заборы, девки с воплями бросались глупо наперерез, роняли поклажу, бабы их бранили. Ребятня словно ждала, до ворот проводила с криками и улюлюканьем.

На широкой восточной дороге Дарьян вырвался из толпы, стал потихоньку нагонять Краса, с которого бешеный напор уже спал. Возничие двух телег, завидев бегущих, спешно согнали лошадей на обочину. Конный отряд тоже уступил дорогу: в первом бегуне признали княжича.

Немиров дол. Тень

Подняться наверх