Читать книгу Психопрофилактика виктимогенного поведения женщин. Монография - Оксана Филатова - Страница 6

Известно, что особенности раннего детства, специфика протекания психосексуальных этапов развития, наличие фиксации на определенном этапе, обусловливают формирование характера человека.

Характер, в узком смысле слова – репертуар типичных паттернов поведения, устойчивый, во многом неосознаваемый, способ реагирования на других людей и внешние обстоятельства.

В основе психодинамических концепций развития лежит выдвинутое З. Фрейдом предположение о том, что основные характеристики личности, ее базовая структура формируются в раннем детском возрасте, сохраняясь практически неизменными на протяжении всей последующей жизни. При этом отношение к людям, окружающим ребенка с момента рождения – в первую очередь, к родителям – впоследствии проецируется, переносится на других людей, определяя тем самым его адаптацию в социуме, семейные отношения и собственное родительство.

Хотя большинство психоаналитических концептов Фрейда сейчас рассматриваются с позиций мультифакторности генезиса становления личности, психологи всего мира единодушно признают справедливость трех его теоретических положений:

1) существующие психологические проблемы являются отражением своих младенческих предшественников;

2) взаимодействия в ранние годы создают шаблон для более позднего восприятия жизненного опыта, и мы бессознательно понимаем его в соответствии с категориями, которые были важны в детстве;

3) идентификация уровня развития личности – это кардинально важная часть понимания характера человека.

В психоаналитической теории развития продолжают оставаться все те же три фазы инфантильной психологической организации:

– первый год и половина второго года жизни (оральная фаза по Фрейду);

– промежуток от полутора-двух лет до трех лет жизни (анальная фаза по Фрейду);

– время между тремя-четырьмя и примерно шестью годами жизни (эдипова, или фаллическая фаза по Фрейду).

У женщин с повышенной виктимностью обнаруживается типичная модель поведения, характерная более для ребенка, чем для взрослого человека. При этом общие характеристики виктимности выглядят следующим образом:

– трудность в принятии решений, неуверенность в их правильности, «душевные метания»;

– стремление опереться на совет, поддержку других людей, создание ситуаций, когда решение за них принимает кто-то другой;

– исполнение неприятных для них, но необходимых для других обязанностей;

– сохранение деструктивных взаимоотношений из страха быть покинутыми;

– беспомощность в ответ на критику и неодобрение, поиск инфантильных оправданий;

– нечеткая граница Я, неумение прервать нежелательную интервенцию в личное пространство;

– подавленные эмоции прорываются в виде запоздалой злости и агрессивности, оставляя после себя чувство вины и стыда;

– зависимость от оценки окружающих;

– боязнь одиночества;

– отсутствие чувства внутренней значимости;

– отношения «прилипания» к другому, без которого они не могут выжить;

– стремление угадать желания окружающих и удовлетворить их, знать и чувствовать, что нравится, и что не нравится другим;

– проявление заботы об окружающих, роль «мученика»;

– ответственность за чувства других, за содержание их мыслей, за их жизнь;

– слабо выраженная духовность, приземленность, бытовой уровень логики.

Выраженность «симптомов» виктимности может колебаться от слабой до значительной степени, так же как и в любой дисфункциональной модели поведения. Формирование очерченного, узнаваемого по нескольким критериям, комплекса повышенной виктимности, приходится на подростковый возраст.

Известный исследователь подросткового возраста, Э. Шпрангер в своей культурно-психологической концепции определил подростковый возраст как период врастания в культуру: по сути, это врастание индивидуальной психики в объективный и нормативный дух данной эпохи. Содержанием кризиса в этом возрасте является освобождение от детской зависимости. По Шпрангеру, главные новообразования подросткового возраста – открытие «Я», возникновение рефлексии, осознание своей индивидуальности. Первые сексуальные переживания сопряжены со страхом перед чем-то тайным и незнакомым и чувством стыда, что вызывает дискомфорт и чувство неполноценности, а впоследствии может проявляться в страхе перед миром и перед людьми, вплоть до враждебности [16].

Ш. Бюлер, рассматривая пубертатный период с биологической точки зрения, выявила специфические психические явления, связанные с вызреванием особой биологической потребности – потребности в дополнении, которая побуждает к поискам и сближению с существом другого пола. Бюлер отметила основные черты негативной фазы этого процесса: повышенная чувствительность и раздражительность, беспокойное и легковозбудимое состояние; физическое и душевное недомогание (драчливость и капризы); перенос неудовлетворенности собой на окружающий мир. Непослушание, занятие запрещенными делами обладает в этот период особой притягательной силой. Не дают покоя чувства одиночества, чужеродности, непонятости. Снижается работоспособность, растет изоляция от окружающих или открытое проявление враждебности, совершаются разного рода асоциальные поступки. Ш. Бюлер предпринята попытка рассмотреть пубертатный период в единстве органического созревания и психического развития [17].

В. Штерн описал подростковый возраст как промежуточный между детской игрой и серьезной ответственной деятельностью взрослого. По Штерну, тип человеческой личности обусловливают переживаемые ценности. В концепции Ж. Пиаже, в подростковом возрасте осуществляется «последняя фундаментальная децентрация – ребенок освобождается от конкретной привязанности к данным в поле восприятия объектам и начинает рассматривать мир с точки зрения того, как его можно изменить». Согласно Ж. Пиаже в этом возрасте окончательно формируется личность, строится программа жизни.

Э. Эриксон в своей эпигенетической теории определил подростковый период как кризис идентичности, то есть формирование новой идентичности (поиск ответа на вопрос «кто я в различных жизненных и социальных ситуациях?» и сведения всех этих ролей во внутренне непротиворечивый комплекс) в противовес ролевой неопределенности детского личностного Я. Формирование идентичности, по Эриксону, есть процесс самоопределения. Идентичность (тождественность) может быть понята в двух измерениях – временном и ситуативно-ролевом. Во временном измерении идентичность обеспечивает преемственность, связь прошлого, настоящего и будущего. В ситуативно-ролевом – составляет центральное образование, удерживающее в единстве многие ситуации и роли, в которых выступает человек. Тот, кто сформировал идентичность, оказывается самотождественным, он остается самим собой независимо от ситуации, он адекватен ей, не теряя при этом своего лица.

К важнейшим конфликтам этого возраста относятся следующие.

Диффузия идентичности: кратковременная или длительная неспособность Я сформировать идентичность. Такие молодые люди не могут выработать свои ценности, цели и идеалы; сталкиваясь с проблемами развития, они не в состоянии завершить психосоциальное самоопределение. Они избегают адекватных для их возраста требований и возвращаются на более раннюю ступень развития, в известной степени оправдывающую их неправильное поведение.

Диффузия времени: нарушение чувства времени, проявляющееся двояким образом. Либо возникает ощущение жесточайшего цейтнота, либо человек чувствует себя одновременно молодым и старым. Нередко с диффузией связаны страх или желание смерти.

Застой в работе: нарушение естественной работоспособности, в большинстве случаев сопровождающееся диффузией идентичности. Подростки либо неспособны сосредоточиться на необходимых и соответствующих их возрасту задачах, либо чрезмерно поглощены бесполезными для дальнейшего развития вещами в ущерб всем остальным занятиям.

Отрицательная идентичность проявляется прежде всего в отрицании всех свойств и ролей, которые в норме способствуют формированию идентичности (семейные роли и привычки, профессиональные, полоролевые стереотипы и т. д.).

Позже проблема идентичности исследовалась многими авторами. Наиболее известны работы Дж. Марсиа, который выделил четыре основных варианта, или состояния формирования идентичности, получивших название статусов идентичности.

1. Предрешенность – принятие на себя обязательств, не проходя через кризис идентичности. Так можно охарактеризовать статус идентичности тех людей, которым в силу внешних обстоятельств рано пришлось принять на себя преждевременную взрослость («дети, лишенные детства»).

2. Диффузия идентичности – состояние избегания решений, отказ от поиска собственной идентичности, своеобразное продление детства.

3. Мораторий – период построения своей идентичности, состояние поиска ответов на вопросы «кто я, какой я?».

4. Достижение идентичности – благополучное завершение кризиса идентичности, возникновение новой самотождественности.

Выделяются следующие особенности подросткового периода, которые являются группой факторов риска в формировании виктимного поведения:

– повышенный эгоцентризм;

– тяга к сопротивлению, упрямству, протестные реакции;

– амбивалентность и парадоксальность характера;

– стремление к неизвестному, рискованному;

– обостренная страсть к взрослению;

– стремление к независимости и отрыву от семьи;

– незрелость нравственных убеждений;

– болезненное реагирование на пубертатные изменения и неспособность принять свою формирующуюся сексуальность;

– склонность преувеличивать степень сложности проблем;

– кризис идентичности;

– деперсонализация и дереализация в восприятии себя и окружающего мира;

– негативная или несформированная Я-концепция;

– гипертрофированные поведенческие реакции (эмансипации, группирования, имитации), странные увлечения;

– низкая фрустрационная толерантность;

– преобладание пассивных копинг-стратегий в преодолении стрессовых ситуаций.

С. Куперсмит обнаружил четыре компонента, необходимые для формирования положительной самооценки у детей.

– Принятие ребенка взрослыми, родителями, учителями и другими авторитетными лицами. Это помогает укреплять связи и создает ощущение того, что тебя ценят.

– Четко определенные и регламентированные запреты. Их должно быть как можно меньше – это помогает установить равновесие между экспериментированием и стремлением к безопасности, расследованием и посягательством на права ребенка, ассертивным и пассивным или агрессивным поведением ребенка.

– Уважение со стороны взрослых к ребенку как личности. Важно, чтобы потребности и желания ребенка воспринимались серьезно. Это позволяет ребенку иметь психологическое пространство для взросления, самостоятельности и автономности (отделения).

– Родители и другие взрослые с высокой самооценкой в качестве образца для подражания. Детям необходимы образцы, по которым они учатся жить. Кроме того, взрослые с высокой самооценкой в большей степени способны принять ребенка, определять и соблюдать ограничения и уважать в ребенке личность [18].

По мнению М. Малер (1986), для того чтобы процесс развития психологической автономности человека завершился успешно, нужно, чтобы оба его родителя были достаточно грамотны и каждый из них имел хорошо развитую психологическою автономность, чтобы помочь ребенку отделиться. Для того чтобы ребенок смог успешно пройти второе рождение, родителям необходимо:

– иметь надежную связь с ребенком;

– воспринимать ребенка таким, какой он (она) есть, а не таким, каким бы им хотелось его видеть;

– не запрещать ему открыто выражать свои чувства, признавать и понимать эти чувства, а также потребности ребенка в их раскрытии;

– помогать и поощрять действия ребенка, направленные на здоровое исследование окружающего мира, пользуясь словом «да» в два раза чаще, чем словом «нет»;

– обеспечить безопасность непосредственного окружения для того, чтобы ребенок мог эффективно познавать окружающий мир, позволить ему исследовать этот мир;

– поощрять выражение независимых мыслей, чувств и действий в соответствии с возрастом ребенка;

– быть способным выразить понимание, поддержку и обеспечить воспитание, когда ребенку это понадобится;

– демонстрировать эффективную психологическую независимость, спрашивая ребенка прямо, чего он хочет, открыто выражая ему собственные чувства, определяя и прямо указывая на то, чего вы добиваетесь – быть примером для ребенка;

– определять, что вы запрещаете делать ребенку, и прямо говорить, почему, а не прибегать к силовым методам. Опыт показывает, что маленькие дети обучаются правильному поведению, наблюдая за поведением окружающих людей.

Основными факторами виктимизации детей в рамках семейной структуры являются следующие.

1. Факторы, связанные с психическими особенностями родителей, влияющими на эмоциональное становление ребенка. Сюда относится специфика взаимодействия родителей с детьми, основанная на нарушениях эмоционально-психологического статуса родителя:

– гиперопека матери, основанная на тревожности и чувстве одиночества, ведущая к формированию у ребенка неуверенности в своих силах, беспокойства, неадекватной оценки происходящего;

– нервные срывы в виде крика, физического наказания, жестокого обращения, бесчисленных замечаний и критики, компенсирующих нервное напряжение родителей, их неудовлетворенность собственной жизнью;

– психопатология родителей, приводящая к искажению межличностных интеракций, жестокому психологическому, а зачастую и физическому обращению с детьми;

– эмоциональные нарушения организации семьи (аффективность, приводящая к хаосу в доме и чрезвычайному чувству вины; тревожность в отношениях, привязывающая детей; недостаточная эмоциональная отзывчивость, депривирующая психику ребенка);

– определенные личностные особенности матерей (депрессия, низкая самооценка, жертвенность, нарциссизм, импульсивность, нестабильность настроения), которые через механизм идентификации приводят к формированию характерного стиля личностного реагирования ребенка.

2. Факторы, связанные с объективным состоянием социально-экономического статуса семьи. Сюда будут отнесены:

– низкий социально-экономический статус семьи, жизненная неустроенность, экономическая нестабильность, что приводит к виктимизации в семье, а в подростковом возрасте – к дополнительной виктимизации в рамках подростковой субкультуры;

– неполная семья, отсутствие необходимой социальной поддержки, приводящее к невротизации и социальной изоляции матери, проецирующей свои чувства на детей в виде жестокого обращения или глубокого чувства вины;

– чрезвычайно молодой возраст родителей, сопровождающийся финансовой неустроенностью, низким уровнем образования и неадекватными знаниями о ребенке, что приводит к игнорированию потребностей ребенка, его отчуждению, эмоциональной депривации и виктимизации.

3. Факторы, связанные с нормами и стилем семейного воспитания. К этой категории относится следующее:

– особенности стиля семейного воспитания, формирующие виктимную личность;

– расхождение норм и ценностей семьи, абстрактность понятия морали;

– конфликты в семье, в том числе и супружеские сложности, увеличивающие риск инцестуальных отношений;

– алкоголизация одного или обоих родителей, приводящая к формированию созависимых отношений, заброшенности детей, подверженности брутальным отношениям.

Кроме того, выявлена зависимость между физическим насилием, инцестуальными случаями и алкоголизацией семьи.

В отечественной литературе предложена широкая классификация стилей семейного воспитания подростков с акцентуациями характера и психопатиями, а также указывается, какой тип родительского отношения способствует возникновению той или иной аномалии развития, в том числе и виктимности.

1. Гипопротекция: недостаток опеки и контроля за поведением, доходящий иногда до полной безнадзорности; чаще проявляется как недостаток внимания и заботы к физическому и духовному благополучию подростка, делам, интересам, тревогам. Скрытая гипопротекция наблюдается при формально присутствующем контроле, но реальном недостатке тепла и заботы, невключенности в жизнь ребенка. Этот тип воспитания особенно неблагоприятен для подростков с акцентуациями по неустойчивому и конформному типам, провоцирует асоциальное поведение – побеги из дома, бродяжничество, праздный образ жизни. В основе этого типа психопатического развития может лежать фрустрация потребности в любви и принадлежности, эмоциональное отвержение подростка, невключение его в семейную общность.

2. Доминирующая гиперпротекция: обостренное внимание и забота о подростке сочетается с мелочным контролем, обилием ограничений и запретов, что усиливает несамостоятельность, безынициативность, нерешительность, неумение постоять за себя. У гипертимных подростков такое отношение родителей приводит к усилению реакции эмансипации, к бунту против родительских запретов и даже к уходу в асоциальную компанию, но на подростков с психастенической, сенситивной и астеноневротической акцентуацией доминирующая гиперпротекция оказывает иное действие – усиливает их астенические черты – несамостоятельность, неуверенность в себе, нерешительность, неумение постоять за себя.

3. Потворствующая гиперпротекция: воспитание по типу «кумир семьи», потакание всем желаниям ребенка, чрезмерное покровительство и обожание, результирующие непомерно высокий уровень притязаний подростка, безудержное стремление к лидерству и превосходству, сочетающееся с недостаточным упорством и опорой на собственные ресурсы. Такой стиль воспитания усиливает истероидную акцентуацию, способствует появлению истероидных черт при лабильной и гипертимной, реже – при шизоидной и эпилептоидной акцентуации. В последнем случае такой вид воспитания превращает подростков в семейных тиранов, способных избивать родителей.

4. Эмоциональное отвержение: игнорирование потребностей подростка, нередко жестокое обращение с ним. Скрываемое эмоциональное отвержение проявляется в глобальном недовольстве ребенком, постоянном ощущении родителей, что он не «тот», не «такой», например, «недостаточно мужественный для своего возраста, все и всем прощает, по нему ходить можно». Иногда оно маскируется преувеличенной заботой и вниманием, но выдает себя раздражением, недостатком искренности в общении, бессознательным стремлением избежать тесных контактов, а при случае освободиться как-нибудь от обузы. Эмоциональное отвержение одинаково пагубно для всех детей, однако оно по-разному сказывается на их развитии: так, при гипертимной и эпилептоидной акцентуациях ярче выступают реакции протеста и эмансипации; истероиды утрируют детские реакции оппозиции, шизоиды замыкаются в себе, уходят в мир аутичных грез, неустойчивые находят отдушину в подростковых компаниях.

5. Повышенная моральная ответственность: не соответствующие возрасту и реальным возможностям ребенка требования бескомпромиссной честности, чувства долга, порядочности, возложение на подростка ответственности за жизнь и благополучие близких, настойчивые ожидания больших успехов в жизни – все это естественно сочетается с игнорированием реальных потребностей ребенка, его собственных интересов, недостаточным вниманием к его психофизическим особенностям. В условиях такого воспитания подростку насильственно приписывается статус «главы семьи» со всеми вытекающими отсюда требованиями заботы и опеки «мамы-ребенка». Подростки с психастенической и сенситивной акцентуациями, как правило, не выдерживают бремени непосильной ответственности, что приводит к образованию затяжных обсессивно-фобических невротических реакций или декомпенсации по психастеническому типу. У подростков с истероидной акцентуацией объект опеки вскоре начинает вызывать ненависть и агрессию, например, в отношении старшего ребенка к младшему.

6. Непрогнозируемые эмоциональные реакции: речь идет о родителях, склонных к неожиданным изменениям настроения и отношения к детям. Изменение отношения обусловлено внутренним состоянием родителей, особенностями их личности. Невозможность прогнозировать такие изменения имеет отрицательное влияние на детей, которые не знают, чего следует ожидать от родителей утром, после прихода из школы, прогулки. За один и тот же поступок можно быть наказанным и обласканным. Дети чувствуют себя неуверенно, они не ощущают родительской любви. Постепенно неуверенность в себе становится чертой характера, и в дальнейшем проецируется на отношения с другими людьми, которые воспринимаются на основе привычной родительской модели. В результате – конфликтные межличностные отношения, неверие в стабильность дружбы, брака и т. д.

7. Условия жестоких взаимоотношений: обычно сочетаются с эмоциональным отвержением. Жестокое отношение может проявляться как открыто – расправами над ребенком, так и полным пренебрежением его интересами, когда он вынужден рассчитывать только на себя, не надеясь на поддержку взрослых. Жестокие отношения могут существовать в закрытых учебных заведениях (тирания вожаков), если работа воспитателей отличается формализмом. Воспитание в условиях жестоких взаимоотношений способствует усилению черт эпилептоидной акцентуации и развитию этих же черт на основе конформной акцентуации.

8. Противоречивое воспитание: в одной семье каждый из родителей, а тем более, бабушки и дедушки, могут придерживаться разных воспитательных стилей. Например, возможно эмоциональное отвержение со стороны родителей и потворствующая гиперпротекция со стороны бабушки.

9. Воспитание вне семьи: само по себе такое воспитание может быть полезным в подростковом возрасте, поскольку жизнь среди сверстников способствует развитию самостоятельности, выработке навыков социальной адаптации [19].

Таким образом, специфика взаимоотношений в семье, ее структура, особенности членов этой семьи, интеракций влияют на формирование личности ребенка, самооценки и оценки себя как жертвы, уровня виктимности, способов поведения.

Люди с повышенной виктимностью часто происходят из семей, которые носят название дисфункциональных. Выделяют следующие виды дисфункциональных семейных структур:

– несбалансированные семейные структуры;

– структуры, несущие в себе аутсайдеров, то есть людей с низким социометрическим статусом. Например, один из детей рассматривается родителями как нелюбимый;

– структура, стабилизирующаяся на основе дисфункции одного из ее членов (такие структуры поляризованы по принципу: «здоровые члены семьи» – «козел отпущения» или «больной» член семьи);

– коалиции через поколения, которые помогают членам семьи, чувствующим слабость, справиться с теми, кто кажется им сильнее (коалиция позволяет ее членам совладать с низким самоуважением, уменьшить тревогу и контролировать третью сторону – например, когда бабушка (дедушка) образует коалицию с ребенком против родителей и т. д.);

– скрытая коалиция, когда ее наличие не признается членами семьи (обычно она возникает на основе совместного секрета через идентификацию двух членов семьи и часто выражается в подкреплении симптоматического поведения);

– перевернутая иерархия, когда по каким-либо причинам статус ребенка в семье выше, чем статус одного или обоих родителей (например, отец с дочерью могут вести себя как супруги и относиться к матери и остальным членам семьи как к младшим, или когда один из родителей заболевает, и тогда ребенок может выступать в роли родителя по отношению к больному и остальным детям) [20].

Также особую роль играет сформированная с детских лет «выученная беспомощность» – система представлений о том, что внешний мир полон опасностей, неконтролируем и непредсказуем [21].

Выраженность выученной беспомощности и степень ее распространения на различные виды деятельности в настоящем и будущем определяется сочетанием психологических установок. Наиболее труднопреодолимые последствия связаны с установками, при которых причина беспомощности приписывается человеком своим личным качествам, воспринимающимся как неизменные и влияющие на все формы жизнедеятельности.

Кроме того, один человек может считать, что он терпит неудачу только здесь и сейчас, а другой может предполагать, что неудачи будут преследовать его в дальнейшем, причем не только в этой конкретной деятельности, но и в остальных.

Таким образом, обучение беспомощности происходит при наличии нескольких факторов:

– индивид не имеет предшествующего опыта решения сложных задач;

– у индивида сформирован недостаточный уровень потребности в поиске;

– индивид считает, что с данной задачей справится любой, равный ему (по физическим, психологическим и др. данным) человек, но не он сам;

– индивид длительное время сталкивается с ситуациями, когда он не видит четкой взаимосвязи между своими действиями и их последствиями.

Также понятно, почему неизменные и легкие удачи снижают устойчивость к выученной беспомощности – ведь при этом формируется 100%-й положительный прогноз, отпадает необходимость в поисковой активности, и она редуцируется. По той же причине постоянные поражения, преследующие с раннего детства, способствуют закреплению выученной беспомощности – формируется неизменный отрицательный прогноз и обесценивается поисковая активность. Напротив, чередование побед и поражений, как это обычно происходит в жизни, формирует неопределенный прогноз и ощущение зависимости результатов от собственных усилий, что способствует тренировке поисковой активности и «иммунизирует» к выученной беспомощности.

Выученная беспомощность и отказ от поисковой активности приводят к тому, что человек, попав в ситуацию жертвы, практически ничего не предпринимает для изменения этой сложившейся ситуации.

Также немалую роль (а иногда – и центральную) играет фабула семейного сценария, в которой роль женщины в данной семье всегда расписана довольно точно. Такие сценарии имеют необыкновенную временную устойчивость, и сохраняют свою силу и моральное влияние подчас столетиями, никак не видоизменяясь в соответствии с историческим временем. В исследованиях, проведенных нами в течение 10 лет, у женщин с повышенной виктимностью наиболее часто встречались сценарии «Патриархальный» и «Домашний».

Модель поведения родителя своего пола ребенок запоминает с младенчества, усваивает, а повзрослев и создав собственную семью, автоматически воспроизводит. Но часто переносится не только модель поведения одного из родителей, а весь сценарий семьи. Каков бы он ни был, ребенком он воспринимается и откладывается на бессознательном уровне как естественный и единственно возможный. Потому взрослые люди повторяют поведение родителя своего пола, даже если в детстве, да и во взрослом возрасте, считали его неправильным: «Да, так вести себя нельзя (почему нельзя, понятно по проблемам, наблюдающимся в родительской семье), но как вести себя по-другому – непонятно!»

Никто в детстве не учил, как строить счастливую семью, как успешно решать конфликты, что значит быть хорошим мужем/женой, как правильно воспитывать детей и так далее. Зато родители все это показывали ребенку на своем примере. Другие примеры, хоть и существовали рядом (в семьях соседей, родственников, одноклассников), но не принимались как возможные.

К примеру, девочка в детстве не хотела быть как мама (излишне требовательная, или грубая, поглощенная бытом, скучная, «у подруг мамы лучше – весёлые, красивые»), но взрослея, находила себе мужа, похожего на папу, а потом все больше и больше начинала напоминать себе свою маму. Она просто не знала другой модели поведения и воспроизводила имеющуюся у нее модель неосознанно.

Вариант взаимоотношения родителей, ставший естественным, откладывается на бессознательном уровне в виде приоритетного способа мышления, общения и поведения в семье, стереотипов, традиций, семейных мифов. Всё это входит в структуру семейного сценария, по которому семья живёт (часто в нескольких поколениях), адаптируя к нему свои личностные характеристики, исторические реалии, «втискивая» в него новых членов семьи и собственных детей.

Консультативная практика показывает, что полностью отказаться от сценария родительской семьи не получится, позитивные его части оставлять следует. Ведь каждая семья, по-своему, имеет сильные стороны, наработанный поколениями коллективный опыт преодоления различных трудностей. Сохранять и поддерживать этот опыт помогают семейные мифы.

Семейный миф – это форма описания семейной идентичности, некая объединяющая всех членов семьи идея, или образ, или история, сотканная из проверенных временем убеждений, идеология. Это знание, разделяемое всеми членами семейной системы и отвечающее на вопрос: «Кто мы?»

В мифе содержится символизированное знание о том, что принято, а что не принято в семье думать, делать и говорить, чувствовать, осуждать, ценить. Некий миф, описывающий семейную идентичность, существует в любой семье, но в обычных случаях это знание смутно, плохо структурировано, редко используется.

Миф, по нашему мнению, необходим в трёх случаях:

– когда границы семьи находятся под угрозой (посторонний человек входит в семью, меняется социальное окружение, грядут моменты серьезных исторических перемен);

– когда кто-то из членов семьи становится публичным лицом и его личная жизнь, история его семьи становятся достоянием широкой публики;

– когда человек обретает высокий уровень духовности и становится, как правило, мишенью пристального внимания и язвительной критики со стороны любопытствующих завистников.

Однако, семейный миф ярко проявляется и в случае семейной дисфункции. Жесткая семейная идентичность, выраженная в мифе, наряду с симптоматическим поведением идентифицированного члена семьи, самое мощное средство поддержания патологического гомеостаза семейной системы. Нередко именно миф ответствен за семейную дисфункцию, и пока он не будет выявлен и представлен наглядно всем членам семьи, ничего не изменится.

Миф «Мы – дружная семья». Он широко распространен в постсоветской культурной среде. В дружной семье не может быть открытых конфликтов, и уж тем более – при детях. «Сор из избы» не выносится никогда. Отношения не выясняются, все конфликты тщательно скрываются от посторонних, да и среди своих подвергаются примитивному отрицанию. Внутренняя напряженность скапливается годами. Принято чувствовать только любовь, нежность, умиление, жалость и благодарность. Остальные чувства – обида, гнев, разочарование и пр. – игнорируются или вытесняются. Проблемы начинаются в тех случаях, когда кто-то из семьи оказывается неспособным сдерживать свои нормальные и неизбежные отрицательные чувства к родственникам. Он и становится идентифицированным пациентом. Тревожно-депрессивные расстройства, агрессивное поведение, анорексия – типичные проблемы «дружной семьи».