Читать книгу Брак с психопатом. Как выбраться из ямы и снова начать жить - Оксана Станиславовна Ортиц - Страница 10

У психопата нет совести. У психопата нет чувств.

Но он умеет их прекрасно имитировать!

Это великолепный притворщик, и всё, что вы в нём видите – это только отражение ваших собственных эмоций.

Он заучил их наизусть, как заучивают уроки в школе. А вы в это время растроганно думаете: «Он – моя вторая половинка, ведь он думает и чувствует совсем как я! Мы с ним абсолютно одинаковые».

Ах, как вы заблуждаетесь!

Ведь уже совсем скоро, завоевав ваше доверие и покорив ваше сердце, он начнёт создавать непрекращающийся хаос в вашей жизни.

И взрыв мозга вам обеспечен!

…Солнечное летнее утро.

Чемоданы упакованы и уютненько лежат в багажнике машины, на которой мы готовы отправиться в наше свадебное путешествие во Францию.

Подумать только, я – его ЖЕНА!

Теперь он, я и мой сын – официально одна семья!

Чувства защищённости, уверенности и умиротворения переполняли моё сердце.

Я уверена, что теперь всё будет по-другому, ведь мы объединены в одно целое – перед Богом и людьми.

Сомнения? Страхи?

Всё было надежно спрятано в самых тёмных уголках подсознания.

А сегодня я просто по-женски счастлива и вся в предвкушении предстоящей поездки! Я всё продумала до мелочей – отель, экскурсии, рестораны. Мы побродим по узким улочкам, забредая в маленькие магазинчики и кафешки… Он будет держать мою руку в своей большой и сильной руке… И нежно смотреть мне в глаза своими голубыми глазами… А у меня будет замирать сердце и сладко кружиться голова…

Погружённая в свои мечты, я завтракаю с ним на балконе, и жизнь кажется мне такой прекрасной: ведь напротив меня сидит мой любимый мужчина – мой муж, и его любовь кажется мне такой же непреложной, как десять заповедей Библии.

Наверное, поэтому мне так хочется в этот момент обнять и расцеловать весь мир…

Вот он поднимает на меня глаза…

И будто яркое летнее небо отражается в них, переливаясь всеми возможными оттенками синего и голубого…

Да, у меня уже сейчас кружится голова от счастья!

…Итак, завтрак окончен, всё готово к поездке и осталось только дать последние инструкции сынуле по уходу за котом: двери комнат – не закрывать, туалет – чистить каждый день, воду в мисках – менять, вкусняшки – давать…

В последний раз потискав их обоих в своих крепких материнских объятиях и расцеловав, я впрыгнула в машину, за рулём которой уже сидел мой муж.

Ласково взъерошив его волосы, я радостно пропела:

«Ур-ра! Поехали!!!»

Мы только-только отъехали от дома…

В голове у меня проносились обрывки мыслей: о сыне, который остался совсем один в незнакомом городе, о котике, который так плохо перенёс переезд, о предстоящих радостях моего свадебного путешествия…

И вдруг до меня донёсся спокойный голос Гюнтера:

– Я ненавижу твоего сына.

До краев полная солнцем и счастьем, я будто ударилась лбом о внезапно возникшую передо мной стену.

«Чем же он тебе так не угодил?» – переспросила я, надеясь, что Гюнтер меня просто разыгрывает.

В ответ он просто повторил:

– Я ненавижу его.

Боже, какая холодная и колючая ненависть была в его голосе!

Будто кто-то когтистой лапой сдавил мне сердце – ненавидеть его, моего мальчика, такого чуткого и воспитанного?!

Да за что же его можно ненавидеть?

Бред какой-то! Ведь Гюнтер был всегда так ласков к Андрюше, и сын платил ему симпатией!

И сколько яда в этом слове – «ненавижу»!

В ушах у меня зашумело от пульсирующей в висках крови.

Будто издалека до меня доносился его раздражённый голос:

– Твой сын – мужчина, а я не хочу, чтобы чужой мужик жил под моей крышей… Пусть уезжает жить к отцу.

– Ты шутишь? Это мой ребёнок, мы доверились тебе, переехали в твою деревню, а теперь ты прогоняешь его? Но почему?

– Потому что я так хочу. Пусть убирается! И чем скорее, тем лучше!

Я сидела и пыталась понять: что же это на самом деле происходит?

Ведь он сам записал Андрюшу в местную гимназию, никогда и речи не было о том, чтобы мальчик остался жить с отцом – да ведь у них почти нет никаких отношений! И живёт этот так называемый отец в другом городе!

Это просто подло! Это нечестно! Он намеренно делает мне больно!

А Гюнтер в это время накручивал сам себя, его голос уже гремел, перекрывая гул мотора. Он упивался своими аргументами, всё больше углубляясь в детали:

– Ленивая дрянь этот твой сын и толку от него никакого, только объедает нас и площадь квартирную занимает!

Во всей этой галиматье я упорно пыталась найти хоть какую-то логику. И не находила. Он перевёз нас сюда, оторвал от друзей, наобещал счастливую жизнь втроём, а теперь выгоняет сына?

Но ведь это жестоко!

Жестоко говорить такие вещи мне, его матери!

Жестоко разбивать вдребезги радость и счастье моего свадебного путешествия…

Я ничего не понимала и только чувствовала, как обида всё больше разливается в моём сердце: зачем он так ранит меня? Зачем причиняет боль в этот чудесный день?

– Гюнтер, я прошу тебя, замолчи!

В ответ гул его голоса перешел в рёв:

– Вернёмся из отпуска – чтоб ноги его не было в моём доме!

И тут это произошло: предохранитель в моей голове перегорел.

Дикая ярость раненой тигрицы, у которой на глазах разодрали любимого детёныша, прорвалась наружу.

– Заткнись, заткнись, заткнись, – орала я, барабаня по панели, по окну и двери машины судорожно сжатыми кулаками.

Он даже не повернул головы в мою сторону. Его гнев прошёл, он снова стал спокойным и рассудительным:

– Вот и видно, что ты – сумасшедшая! И чего вопишь? Ты теперь моя жена и будешь учиться слушаться меня! Мои желания – для тебя закон. Моя цель – перевоспитать тебя. Будешь слушаться – всё будет хорошо. Не будешь слушаться – буду тебя наказывать…

– Останови машину, сволочь, я не хочу дышать с тобой одним воздухом, останови!!! Меня сейчас стошнит!

На полном ходу я начала открывать дверь.

– Вот дура!..

Тормоза заскрипели, машина остановилась.

Я выпрыгнула и побежала куда-то на ватных ногах.

…Это был сад: кругом лежали яблоки, висели яблоки и пахло яблоками.

Я прислонилась к стволу, и меня начало рвать.

«Нарушаю гармонию», – почему-то подумала я.

Я села прямо в яблоки, ноги и руки тряслись, зубы клацали…

«За кого ты вышла замуж?» – спросила я себя.

И ответ не заставил себя долго ждать:

«За дьявола».

Да, мне пришлось себе в этом сознаться: с любовью и до мелочей продуманное и подготовленное мною свадебное путешествие закончилось для меня именно там – на куче яблок в незнакомом саду.

…Все остальные дни отпуска прошли мимо меня, как сцены чёрно-белого кино – бескрасочно и тускло.

Я чувствовала себя больной от разочарования и запутавшейся в своих чувствах.

Все мои прошлые страхи и сомнения снова обрушились на меня…

О чём он говорил тогда в машине? И что имел в виду? Какое такое перевоспитание? И в чём я должна его слушаться?

Я лихорадочно искала логику в его словах и не могла найти, как не находила никакого объяснения его поведению.

И пропорционально моей неуверенности стали расти и мои страхи.

А Гюнтер казался вполне довольным и счастливым, целыми днями таская меня по выставкам, вечерами легко и быстро впадая в летаргический сон, а ночами неожиданно запрыгивая на меня в порывах тупой звериной страсти. Он даже не находил нужным будить меня или быть ласковым…

Иногда он пытался сделать «своё дело» тихо и незаметно, чтобы я не успела проснуться, но чаще всего я бывала просто вырвана из сна и не понимала, что происходит. А когда до меня доходило, что кто-то как раз занимается со мной сексом, этот кто-то уже храпел в отключке.

Стоит ли упоминать, что я чувствовала себя использованным неодушевлённым предметом, чем-то вроде надувной резиновой куклы из секс-шопа?

Оставшуюся часть ночи я тихо и зло плакала в подушку…

На мои упрёки утром (почему не разбудил?), он холодно и веско отвечал:

– Мне так захотелось – и я так сделал. Причём здесь ты?

А ведь действительно, причём?

Гюнтер будто и не замечал моего хмурого вида, а может, не желал замечать. Но, скорее всего, он просто наслаждался этим коктейлем моих чувств: злости, растерянности и уныния.

Где-то через неделю он спросил:

– Из-за сына, что ль, горюешь? Да чёрт с ним, пусть живёт с нами.

Но растерянность моя не проходила…

Мне было как-то странно себя жалко: человек рядом со мной казался мне теперь чужим дядькой, с которым я почему-то должна жить. Мысли о нём, о резкой перемене его отношения ко мне, вызывали у меня тошноту и приступы головокружения, и я боялась сама себе признаться в том, что начинаю его по-настоящему бояться…

…В одном из многочисленных соборов, которые мы регулярно осматривали на протяжении всего нашего путешествия, я увидела необычную статую Христа.

Иисус сидел, положив руки на посох и опустив голову. Лицо его было усталым и… словно бы отчаявшимся.

Статуя была сделана из дерева, а не из камня, и будто излучала тепло и сочувствие. Я долго всматривалась в лицо Христа и вдруг, неожиданно для самой себя, повалилась к его ногам:

– Что я наделала, Господи?! И как же мне дальше жить?

Сознание сделанной ошибки (замужества) и невозможность повернуть назад терзали меня, и я мучилась от безысходности. На ум приходили многие и многие ситуации, в которых я чувствовала себя с ним неловкой, глупой и запуганной. И в то же время было в Гюнтере нечто, что заставляло меня восхищаться им и оправдывать в своём сердце даже самые ужасные его поступки.

Я и не заметила, как слёзы начали капать на ноги Христа.

В церкви не было ни души, можно было плакать громко и отчаянно, доверяя ему то, что больше некому было доверить, потому что всё это казалось даже мне самой просто горячечным бредом…

Я поднялась с колен ужасно усталой – как и Христос, ноги которого я залила своими слезами.

Я больше не смотрела в его лицо. Я слышала в своём сердце его тихий голос:

– Поплачь, дитя моё, поплачь. Тебе ещё ох как много придётся плакать…