Читать книгу Вечная философия - Олдос Леонард Хаксли - Страница 6

«То есть ты»: «Узри во всех вещах одну» – Бога внутри и Бога вовне. Есть путь к реальности в душе и через душу, и есть путь к реальности в мире и через мир. Едва ли конечной цели можно достичь, следуя лишь одному пути и полностью исключая другой. Третий, лучший и самый сложный путь – это тот путь, который ведет к божественному Основанию одновременно в субъекте и объекте восприятия.

Разум – не что иное, как Будда, а Будда – не что иное, как живое существо. Когда Разум принимает форму живого существа, он ничего не теряет, когда он становится Буддой, он ничего не обретает.

Хуанпо Сиюн

Все существа вечно существуют в божественной сути как прообразы. Согласно божественной мысли, все существа до момента сотворения были едины с сутью Бога. (Бог порождает во времени то, что было и остается в вечности.) В вечности все существа суть Бог в Боге. До тех пор, пока они в Боге, они суть единая жизнь, единая сущность, единая сила, единое Одно, и не менее того.

Сузо

Образ Бога в сущности и в личности находится во всем человечестве. Он содержится в каждом – целый, полный и неделимый – и в целом единый. В этом мы все суть одно в соединстве с нашим общим образом, и это образ Бога и источник всей жизни в нас. Наша сотворенная сущность и наша жизнь связаны с ним напрямую, ибо он – их первопричина в вечности.

Рюйсбрук

Когда человек ограничен простым пониманием? Отвечу: «Когда человек видит каждую вещь в отдельности от других». А когда человек поднимается над простым пониманием? На это скажу: «Когда человек видит Все во всем, тогда человек поднимается над простым пониманием».

Экхарт

Существует четыре вида дхьян. Каковы эти четыре? Они таковы: дхьяна, достигаемая невеждами, дхьяна исследования смыслов-значений, дхьяна постижения Таковости и четвертая – дхьяна Татхагат.

Что понимается под дхьяной, достигаемой невеждами? Она обретается совершенствующимися в йоге шраваков и пратьекабудд исходя из приверженности к бессамостности личности, к признакам особости и общности существ в сочетании с признаками не-вечности, страдания и нечистоты, воспринимаемыми ими как только такие, а не иные. Начиная с этого, они продвигаются дальше и дальше, достигая прекращения восприятия. Такова дхьяна, достигаемая невеждами.

Далее, Махамати, что же представляет собой дхьяна, посвященная исследованию смыслов-значений? В ней, достигнув постижения сущности бессамостности личности и признаков особости и общности, пребывающих за пределами представлений тиртхакаров о «я» и «другом», последовательно исследуют смыслы-значения признаков на уровне бессущностности дхарм. Такова дхьяна постижения смыслов-значений.

Что же, Махамати, представляет собой дхьяна постижения Таковости? Когда, в силу пребывания в состоянии ви́дения всего таким, как оно есть, двойная бессамостность постигается как воображаемая, происходит полное прекращение воображения-различения. Это я называю дхьяной постижения Таковости-Татхаты.

Наконец, Махамати, что представляет собой дхьяна Татхагат? В ней вступивший на уровень Татхагат и объятый невообразимым блаженством трех признаков выявления внутреннего благородного знания служит истоком совершенствования всех существ. Это я называю дхьяной Татхагат.

Ланкаватара-сутра

Когда последователи учения дзен не выходят за пределы своих чувств и мыслей, все их действия и поступки не имеют значения. Но когда чувства и мысли уничтожаются, все пути ко Вселенскому Разуму оказываются закрыты, и тогда вход невозможен. Первоначальный Разум нужно осознавать наряду с работой чувств и мыслей, но понимать, что он не принадлежит к ним и не зависит от них. Не строй свое мнение на чувствах и мыслях, не клади чувства и мысли в основание понимания, но в то же время не ищи Разум в отдалении от чувств и мыслей, не пытайся постичь реальность, отказавшись от чувств и мыслей. Когда ты не привязан к ним и не отрешен от них, тогда ты получишь совершенную и беспрепятственную свободу и обретешь просветление.

Хуанпо Сиюн

Каждый отдельный предмет – от атома и до самых сложноорганизованных живых существ и самых возвышенных умов – можно считать, как выразился Рене Генон, точкой, в которой луч первоначальной Божественной сущности сталкивается с обособленным сотворенным порождением созидательной энергии той же Божественной сущности. Творение как таковое может находиться на сильном отдалении от Бога, в том смысле, что ему не хватает интеллекта, чтобы обнаружить природу божественной Основы в себе самом. Но это существо в своей вечной сущности, как место столкновения тварной природы и первоначальной божественной Основы, – это одна из бесчисленных точек, где божественная реальность присутствует полностью и во все времена. Из-за этого рациональные существа могут прийти к постижению божественной Основы в единении, неразумные и неодушевленные существа могут раскрыть разумным существам полноту божественного присутствия в их материальных формах. Восприятие поэта или художника, видящих божественное в природе, или верующего, ощущающего священное присутствие в церковном таинстве, символе или образе, не совсем субъективно. Действительно, такое восприятие доступно не любому, ибо знание – это функция бытия, однако объект знания не зависит от природы и свойств знающего. То, что поэт и художник видят и пытаются запечатлеть для нас, действительно находится здесь в ожидании, пока его постигнет любой, обладающий соответствующими способностями. Также и в образе священного объекта божественная Основа присутствует всецело. Вера и набожность подготавливают разум верующего к восприятию луча Божественной сущности на пересечении с определенным предметом материального мира. Между тем, будучи объектами поклонения, эти предметы создают вокруг себя силовое поле. Стремления, эмоции, воображение тех, кто, как и поколения его предков до него, преклоняет колени перед святыней, создают своего рода устойчивую воронку в психическом пространстве, так что наряду с первичной божественной жизнью, которую, как и всем прочим одушевленным и неодушевленным существам, ему дарует связь с божественной Основой, он также проживает вторичную божественную жизнь более низкого порядка, которую на него проецируют поклоняющиеся. Религиозные переживания сакраменталистов и тех, кто поклоняется образу, могут быть совершенно неподдельными и объективными, но не всегда непосредственным объектом этого переживания является Бог или Божественная сущность. Это переживание может быть (и, вероятно, в большинстве случаев это именно так) основано на восприятии того силового поля, которое прошлые и нынешние верующие спроецировали на объект поклонения, где оно словно задерживается в состоянии так называемой вторичной объективности, ожидания, пока его постигнут умы, тонко настроенные на такие поля. Насколько желателен подобный опыт, мы подробно рассмотрим в следующем разделе. Сейчас же достаточно сказать: иконоборцы, считающие священные предметы и символы лишь истуканами, не имеют достаточных оснований для своей неприязни.

Поглощенный протестантизмом, этот сатирик забыл, что в свином корыте Бог присутствует не меньше, чем в образах, традиционно почитаемых священными.

«Подними камень и найдешь меня там, – говорится в одной из самых известных оксиринхских Логий Христовых, – расколи дерево, и я – там». Те, кто лично и немедленно признал истинность этого высказывания, а также истинность брахманистского «То есть ты», достигли абсолютного спасения.

Шравака (дословно «слушатель», имя, которое буддисты Махаяны дали последователям течения Хинаяна) не способен постичь этот Разум, ибо он сам по себе не имеет никаких ступеней, никакой причинности. Практикуя устранение причин, он достигает результата и пребывает в самахди (созерцании) Пустоты многие, многие эоны лет. Как бы ни был просветлен таким образом Шравака, он на неверном пути. С точки зрения Бодхисаттвы, это страдание, подобное адским мукам. Шравака похоронил себя в пустоте и не знает, как выбраться из молчаливого созерцания, ибо он не способен заглянуть в самого Бодхисаттву.

Мо Цзу

Когда Просветление достигает совершенства, Бодхисаттва освобождается от оков материальных вещей, но не стремится освободиться от самих вещей. Он не ненавидит Сансару (мир становления), и он не любит Нирвану. Сияние Просветления – это не оковы и не освобождение.

Прунабудда-сутра

Прикосновение Земли всегда возобновляет силы сына Земли, даже когда он ищет сверхприродного Знания. Можно даже сказать, что сверхприродное во всей полноте можно постичь и прийти к его вершинам лишь тогда, когда мы плотно стоим на материальной почве. «Основа его – Земля», – говорит Упанишад, когда воображает Я, проявленное во вселенной.

Шри Ауробиндо

«Можно прийти к его вершинам». Для тех из нас, кто еще барахтается в низших болотах, здесь слышится ирония. Тем не менее при знакомстве с вершинами и полнотой можно понять, что хочет сказать автор. Открыть Царство Божие исключительно в самом себе проще, чем открыть его не только там, но и во внешнем мире разумов, вещей и живых существ. Проще, потому что вершины внутри нас открываются тем из нас, кто готов исключить из поля зрения все, что лежит за пределами нас самих. И хотя это исключение может быть процессом болезненным и требующим необычайного смирения, процесс включения, через который мы приходим к познанию полноты и вершин духовной жизни, несомненно тяжелее. Сосредоточившись исключительно на вершинах внутри, мы избегаем соблазнов и отвлекающих факторов, предаваясь всеобщему отрицанию и подавлению. Но когда мы рассчитываем постичь Бога включительно, чтобы осознать присутствие божественной Основы не только в душе, но и во внешнем мире, соблазнов и отвлекающих факторов нужно не избегать, а, напротив, отдаваться им и использовать их как возможности для дальнейшего развития, нужно не подавлять деятельность, направленную вовне, но трансформировать ее в священнодействие. Смирение станет более истовым и чутким, потребуется неустанное осознание и – на уровне мысли, чувства и поведения – постоянная работа над своего рода художественным тактом и вкусом. Лучшие описания психологии человека, для которого сансара и нирвана, время и вечность суть одно, мы находим в литературе Махаяны и дзен-буддизма. Дальневосточный Буддизм более обстоятельно, чем, пожалуй, любая другая религия, учит, как обрести духовное Знание во всей его полноте и достичь вершин внутри мира и в мире, так же как и внутри души и в душе. Здесь мы можем отметить тот весьма значимый факт, что несравненные пейзажи, созданные живописцами Китая и Японии, были изначально произведениями религиозного искусства, вдохновленными Дао и дзен-буддизмом, в то время как в Европе, напротив, пейзажная живопись и поэзия «поклонения природе» были светскими искусствами, расцвет которых приходился на период упадка христианства и которые практически никогда не черпали вдохновение в христианских идеалах.

«Слеп, глух, нем! Бесконечно недостижим для уловок воображения!»

В этих строках Сэкко отмел в сторону все, что вы видите, вместе с тем, чего вы не видите, все, что вы слышите, вместе с тем, чего вы не слышите, все, что вы говорите, и то, о чем вы говорить не можете. Все это полностью смыто, и вы обретаете жизнь слепоглухонемого человека. Здесь всему вашему воображению, измышлениям и подсчетам раз и навсегда приходит конец, они больше не используются. Именно здесь пролегает высшая точка дзен, именно там нам открывается истинная слепота, истинная глухота и истинная немота, каждая в своем безыскусном, безрезультатном аспекте.

«Над небесами и под небесами. Как нелепо, как обескураживающе!» Здесь Сэкко словно поднимает что-то одной рукой и опускает другой. Скажите мне, что он находит таким нелепым, обескураживающим? Нелепо, что немой человек в итоге оказывается не немым, что глухой не глух, а обескураживает, что тот, кто вовсе не слеп, слеп ко всему этому и что тот, кто вовсе не глух, глух ко всему этому.

«Ли-лоу не знает, как различить верный цвет». Ли-лоу жил во времена правления императора Хаун-ди. Говорят, он мог разглядеть кончик волоска на расстоянии ста шагов. Его зрение было необычайным. Когда император Хаун-ди совершал водную прогулку по реке Чи, он уронил в воду драгоценный камень и велел Ли достать его. Ли не смог выполнить поручение. Тогда Император заставил Чи-коу искать драгоценность, но и тот не достиг успеха. Позже Хсианг-вангу было приказано достать драгоценность, и он достал ее.

Следовательно,

«Когда Хсианг-ванг спускается под воду, драгоценный камень сияет ярче, но когда приходит Ли-лоу, волны поднимаются до самых небес». Когда мы доходим до высших сфер, даже глаза Ли-лоу не могут различить верного цвета.

«Как может Ши-куанг узнать загадочную мелодию?» Ши-хуа был сыном Шинь-куанга Ши из провинции Чианг династии Чоу. Его другим именем было Цзу-е. Он четко различал пять звуков и шесть нот, мог расслышать, как дерутся муравьи по другую сторону холма. Когда Чин и Чоу воевали между собой, Шинь-куанг мог определить, лишь слегка коснувшись пальцами струн лютни, что участие в этой войне неблагоприятно для Чоу. Несмотря на эту необычайную чувствительность, Сэкко заявляет, что он не способен распознать загадочное время. В конце концов, тот, кто вовсе не глух, в самом деле глух. Самая изысканная нота высших сфер недоступна уху Шинь-куанга. Сэкко говорит: я не буду ни Ли-лоу, ни Шинь-куангом. Ибо «Какая жизнь может сравниться с этой? Тихо сидя у окна, я наблюдаю, как опадают листья, как распускаются цветы, как сменяют друг друга времена года». После достижения этапа осознания видеть значит не-видеть, слышать – не-слышать, поучать – не-поучать. Когда голодный ест, когда уставший спит. Пусть листья падают, пусть цветы цветут, как они того пожелают. Когда листья опадают, я знаю, что на дворе осень, когда цветут цветы, я знаю, что пришла весна. Расчистив перед тобой все дочиста, Сэкко открывает новый путь и говорит: «Ты понимаешь это или нет? Железный прут без отверстия!» Он сделал для тебя все, что мог, он исчерпал себя и может только обернуться и дать тебе этот железный прут без отверстия. Это самое значительное выражение. Взгляни и узри собственными глазами! Если поколеблешься, навсегда упустишь момент. Йенго (автор этого комментария) теперь поднял свой посох и сказал: «Видишь?» Потом он ударил им по своему стулу и спросил: «Слышишь?» Спустившись со стула, он сказал: «Говорили ли о чем-то?»

В чем именно смысл этого железного прута без отверстия? Не буду притворяться, что знаю. Дзен-буддисты всегда любили использовать бессмыслицу для стимулирования разума, чтобы продвинуть его на уровень, лежащий за пределами смысла, так что, вероятно, суть прута как раз и заключается в его бессмысленности и в нашей обеспокоенной, озадаченной реакции на эту бессмысленность.

В корне божественная Мудрость – все-Брахман, в стебле она – все-Иллюзия, в цветке она – все-Мир, а в плоде – все-Свобода.

Тантра Таттва

Шравака и Пратьекабудды, достигая восьмого этапа учения Бодхисаттвы, оказываются столь опьянены блаженством ментального покоя, что они не понимают, что видимый мир есть не что иное, как Разум. Они все еще во власти индивидуации, их видение еще не очищено. Бодхисаттвы же еще живы для своих первоначальных клятв, проистекающих из их всепоглощающей любви, что горит в их сердцах. Они не входят в Нирвану (как в состояние отдельное от мира становления), они знают, что видимый мир есть не что иное, как проявление самого Разума.

Сокр. Ланкаватара-сутра

Живые существа, обладающие чувствами, вовлечены в движение;

Бесчувственные объекты недвижны.

Если культивировать абсолютную недвижность,

То можно уподобиться мертвой неподвижности бесчувственных вещей.

Если же вы хотите обрести истинный покой,

То нужно сохранять покой (неподвижность) в движении.

В полной и абсолютной неподвижности нет ничего,

кроме неподвижности,

Как в вещах мертвых и бесчувственных нет семян буддовости.

Умея хорошо различать внешние признаки вещей,

Неуклонно держитесь абсолютного принципа;

Если вы прозреете и осознаете это,

То, значит, будете действовать в соответствии с истинной реальностью.

Хуэйнэн

Эти слова о неподвижном первом двигателе напоминают об Аристотеле. Но между Аристотелем и толкователями Вечной философии в рамках великих религиозных традиций есть огромная разница: Аристотеля в первую очередь волнует космология, в то время как последователи Вечной философии сосредоточены на освобождении и просветлении. Аристотелю достаточно узнать о неподвижном двигателе извне и в теории, цель последователя Вечной философии – познать его на собственном опыте, постичь его в единении, превратив себя и других в неподвижное Единое. Это постижение в единении может быть знанием вершин, или знанием во всей полноте, или одновременно и тем и другим. Духовное знание исключительно вершин души было отвергнуто буддистами Махаяны как недостаточное. Подобным образом христианское учение отвергло квиетизм – о чем мы поговорим в главе, посвященной деятельности и созерцанию. Сейчас же отметим любопытный факт, что вопрос, повлекший за собой столь агрессивные дискуссии в Европе семнадцатого века, поднимался буддистами в куда более раннюю эпоху. Но в то время как в католической Европе битва за учение Молиноса, мадам Гюйон и Фенелона в конечном счете привела к исчезновению мистицизма на добрую часть двух столетий, в Азии обе стороны в споре проявили достаточно терпимости, чтобы сойтись на том, что их позиции различны и неизменны. Хинаянисты продолжали исследовать духовные вершины внутри себя, в то время как последователи Махаяны придерживались идеалов не Архата, но Бодхисаттвы и стремились не только к вершинам духовного знания, но к его обретению во всей полноте.

Далее приведено поэтическое описание состояния тех, кто постиг идеалы дзен, написанное дзен-мастером восемнадцатого века.

Оставаясь верными не-частному, существующему в частицах,

Убывая и прибывая, они вечно пребывают в неподвижности.

Владея не-мыслью, которая заключается в мыслях,

В каждом своем действии они слышат глас Истины.

Как бескрайни небеса созерцания!

Как прозрачен свет четверичной Мудрости!

Правда раскрывается в безграничном покое,

И эта земля покрыта Лотосами Чистоты!

И это тело есть тело Будды.

Хакуин

Никогда человек не жаждал бы пития, если бы в этом питии не было бы чего-нибудь от Бога. Природа не предполагала бы ни пития, ни еды, ни отдыха, ни удобства и ничего иного, если бы не было в этом Бога. И она все больше гонится и стремится найти в этом Бога.

Экхарт

Любая блоха, пребывающая в Боге, благороднее самого величественного из ангелов, пребывающего в себе.

Экхарт

Мой внешний человек воспринимает создания как создания. Но мой внутренний человек воспринимает их не как создания, а как дары Божии. Внутренний же мой человек принимает их даже не как дары Божии, но как извечно свое!

Экхарт

Свиньи едят желуди, но не думают ни о солнце, что дало им жизнь, ни о влиянии небес, кормящих их, ни о самом корне дерева, с которого эти желуди упали.

Томас Трахерн

Твое наслаждение миром никогда не будет полным, пока каждое утро ты не будешь пробуждаться на Небесах, видеть себя в чертогах Отца своего, смотреть на небеса, на землю, на воздух как на радость небес, боготворить их так, словно ты среди ангелов. Невеста монарха в покоях своего супруга не имеет столько поводов для наслаждения, сколько есть у тебя. Ты никогда не насладишься миром сполна, пока само море не будет течь в жилах твоих, пока не будет на тебе покрова из небес и короны из звезд, пока ты не ощутишь себя единственным наследником всего этого мира, который населяют люди, и каждый из них – единственный наследник, как и ты. Пока не сможешь ты петь, и радоваться, и упиваться Богом, как упиваются скупцы золотом, как упиваются короли властью, ты не сможешь насладиться миром. Пока твой дух не наполнит весь мир и звезды не станут твоими самоцветами, пока ты не познал все пути Господни во все времена так же, как знаешь свой путь и свой стол, пока ты не постиг полностью тенистое ничто, из которого был сотворен мир, пока ты не возлюбишь людей и не возжелаешь им счастья с жаждой столь же отчаянной, как самому себе, пока ты не восторгаешься Богом как всеобщим благом, ты не насладишься миром. Пока ты не ощущаешь его яснее, чем свое собственное состояние, и пока ты не находишься больше под небесным сводом, осознавая его красоту и великолепие, чем в собственном доме, пока ты не помнишь, как недавно ты сам был сотворен и как чудесен был мир, когда ты пришел в него, и не радуешься этому дворцу своей благодати, как если бы он был сотворен сегодня утром. И более того, ты никогда не насладишься миром сполна, пока не полюбишь красоту самого наслаждения им настолько, что будешь жаждать убедить других разделить это наслаждение. И не возненавидишь мерзкие пороки человечества настолько, что сам бы лучше горел в Геенне огненной, чем добровольно стал виновен в их ошибках. Мир есть зеркало Безграничной Красоты, но ни один человек не видит этого. Это Дворец Величия, но ни один человек не осознает того. Это долина Света и Мира, но люди нарушают покой ее. Это Рай Божий. Он значит больше для человека после грехопадения, чем значил до него. Это дворец Ангелов и Врата Небес. Когда Иаков пробудился от своего сна, он сказал: Бог здесь, а я и не знал. Как страшно место сие! Оно есть не что иное, как Дом Божий и Врата Небес.

Томас Трахерн

Прежде чем говорить о том, как можно прийти к духовному знанию в вершинах и к духовному знанию во всей его полноте, давайте кратко рассмотрим опыт тех людей, которым посчастливилось во всем видеть Одно, но которые не приложили никаких усилий, чтобы открыть его в себе. Огромное количество интересного материала по этому предмету можно найти в «Космическом сознании» Бакка. Здесь же достаточно будет сказать, что такое «космическое сознание» может явиться нежданно и по природе своей сообразно тому, что католические богословы называют «нежданной благодатью». Нежданная благодать (например, дар исцеления или предвидения) может снизойти на человека, погрязшего в смертном грехе, и этот дар не является необходимым или достаточным условием для его спасения. В лучшем случае подобные внезапные вспышки «космического сознания», как они описаны у Бакка, – это просто необычный призыв к тому, чтобы человек приложил больше усилий для достижения внутренних вершин и внешней полноты знания. В огромном количестве случаев люди отвергают этот призыв, дорожат обретенным даром лишь потому, что он приносит экстатическое наслаждение, вспоминают о своем озарении с ностальгией и, если им случается оказаться поэтом, посвящают ему пышные строки – как, например, Байрон описал его в потрясающем абзаце из «Чайлд Гарольда» или Вордсворт в «Тинтернском аббатстве» и в «Прелюдии». В этих вопросах ни один человек не вправе однозначно судить другого человека, но по крайней мере, судя по биографиям Вордсворта и Байрона, нет оснований предполагать, что описанные ими откровения подтолкнули их к какой-либо работе над собой, как нет свидетельств и тому, что этих откровений самих по себе было достаточно, чтобы способствовать каким-либо личностным переменам. Вордсворт, если верить Де Кинси, Китсу и Хэйдону, до конца своих дней оставался страшным эгоистом. А в Байроне открывшееся ему Единое не искоренило присущую ему завораживающую и трагикомическую байроничность. В этом контексте интересно сравнить Вордсворта с другим великим любителем природы и деятелем литературы – со святым Бернаром.

«Природа – лучший твой учитель», – уверяет первый и добавляет:

Святой Бернар, казалось бы, вторит этому лейтмотиву: «То, что известно мне о божественных науках и Священном Писании, я узнал в лесах и полях. У меня не было других наставников, кроме буков и дубов». В другом своем письме он говорит: «Послушай опытного человека: леса научат тебя большему, чем книги. Деревья и камни поведают тебе больше, чем ты сможешь узнать из уст магистра». Эти фразы схожи между собой, но их значение весьма различно. Как говорил Августин, наслаждаться нужно лишь Богом, творениями же его нужно не наслаждаться, но использовать их, использовать с любовью, сочувствием и пытливой, но отрешенной благодарностью, так как они помогут постичь то, чем можно наслаждаться. Вордсворт, как почти все литераторы, поклоняющиеся Природе, призывает наслаждаться творениями, а не использовать их для достижения духовной цели, что, как мы увидим, требует огромной самодисциплины. Бернар по умолчанию подразумевает, что его слушатели активно практикуют самодисциплину и что Природа, пусть любимая и лелеемая, как учитель, – это лишь путь к Богу, а не источник наслаждения, как сам Бог. Красотой цветов и пейзажей нельзя просто наслаждаться, «печальным рея туманом» на лоне природы, вспоминать их с удовольствием, лежа «в сладкий час покоя» на кушетке в библиотеке после чая. Реакция на них должна быть более усердной и целенаправленной. «Вот, братья мои, – говорит древний буддийский автор, – корни деревьев, вот пустоты для медитации». Воистину мир, конечно, существует лишь для тех, кто заслужил его, ибо, как говорил Филон, «пусть человек, быть может, не способен стать достойным создателя космоса, он должен попытаться стать достойным космоса. Он должен из человека преобразиться в природу космоса и как бы сам стать космосом». Если человек не заслужил этот мир, став достойным его создателя (избавившись от всех привязанностей и полностью отринув свое «я»), или, что проще, став достойным самого космоса (привнеся мир и определенное единство в многообразное сплетение недисциплинированной человеческой личности), то для него мир будет с духовной точки зрения очень опасным местом.