Читать книгу Лузер - Олег Данильченко - Страница 5

Утро. Нарядился в то, что приготовил с вечера. Брезентуха с завернутым в нее автоматом за спиной. Топор на ремне. Глянул в зеркало. Ох и рожа. Точно первый же патруль примет два раза. Сначала за маньяка примет, а потом в распростертые объятия, с железными браслетами в виде подарка. Как только подумал о них, о браслетах, зачесалась правая рука, где только начали подживать следы от снятых наручников. Но деваться-то некуда. Надо же разобраться в происходящем.

Воротная калитка открылась как всегда беззвучно. Выглядываю осторожно. Вроде и понимаю, что услышанное по радио – бред сумасшедшего, однако автоматически опасаюсь. В лицо повеяло теплым ветерком. Выползаю, оглядываюсь. Странно. Что странно? А все. Во-первых, непосредственно теплый ветерок. Зимой-то? Во-вторых, ароматы, которые он нес. В-третьих, тишина. Но обо всем по порядку. На улице было тепло. По-летнему. Гараж-то у меня тот еще бункер. Даже в самую жаркую, летнюю погоду в нем прохладно, если, конечно, я не работаю с горном. Видимо поэтому, всего двадцать шесть градусов на градуснике было. Так-то по ощущениям теплынь стояла под тридцатник, и это при том, что солнце только поднималось. Утро ведь. Отсюда мне его пока не видно, гаражи мешают. Ну и что за ерунда с погодой творится?

Далее сам ветерок, вернее те ароматы, что он с собой нес. Пахло нагретым бетоном и еще чем-то. Пока не разобрался чем, но приятными те запахи не назовешь. И тишина. Не то чтобы полная тишина, но отсутствовали привычные звуки, которые издает живой город. Те самые звуки, которые мы по сути, как правило, не воспринимаем, так как они являются естественным фоном. Но как только они пропадают… в общем, настораживает. Зато имелись другие звуки. Где-то раздавался жалобный и печальный скрип, как от несмазанных качелей, раскачивающихся на ветру, какие-то подозрительные шорохи, что-то вроде шарканья и чего-то осыпающегося. Еще, кажется, рычало что-то или кто-то. Но то могло и почудиться. Где-то очень далеко метнулся крик и тут же стих. Но самое главное, я никак не мог отделаться от ощущения, что чего-то не хватает. Минут десять столбом стоял, прислушиваясь и принюхиваясь, соображая, что же не так. Так ничего не придумав, я как можно тише, стараясь не звенеть ключами, закрыл гараж, а затем двинулся к воротам кооператива, интуитивно расчехляя топор. Руки сами, помимо головы, сработали.

Иду, верчу бестолковкой. Пока ничего интересного. Хотя… что это за бурые пятна? Подозрительно. Кровь, что ли? Тревожно как-то и неуютно. Гаражи закрыты. Это тоже странно. Обычно в это время мужики уже открывают ворота, прогревают моторы, покуривая и жалуясь друг другу на жизнь. Кто на жену, кто на начальство, у кого что болит, короче. А тут тишина. Да даже по выходным дням с раннего утра народ уже собирается. Гаражи это же как мужской клуб по интересам. Только тут многие из нас чувствуют себя мужчинами. Оно ведь как, в гаражах мужик кто? Правильно, орел! Тут он даже не то что жену, тут он собственную тещу не боится. А если еще стопку махнет, то круче него только вареные яйца. Дома же это, как правило, совсем другое существо. Там все решает и всем помыкает жена или вообще ее маман. Эх, женщины. Что же вы творите с нами? Мечтаете о книжных или киношных героях-красавцах, не понимая, что там сплошная бутафория и выдумка. А настоящие, они и так рядом с вами, вот только в угоду своим, женским амбициям стараетесь согнуть своего мужика под себя, загоняя под каблук. Откуда же героям браться при такой-то жизни? Да что там говорить, сам таким был. Чем кончилось, я уже рассказывал.

Пусто, ветер гоняет грязные целлофановые пакеты. Противоположная сторона, что перед моей, последняя. Вдоль нее и двигался. Вот и крайний гараж. За его углом ворота, которых давно нет. Только два железных столба остались. Все собирались сброситься да электрический шлагбаум поставить, но потом передумали. На кой хрен он сдался? Это же тогда и охрану надо ставить, чтобы не столько гаражи, сколько сам шлагбаум охраняли. Ночью ведь тут кого только не шляется. Просто так сломают. Из удали молодецкой. К тому же через гаражи еще сквозной проезд. Раньше-то его не было. Там, за нами, воинская часть стояла. Режимный объект. И не то чтобы полноценная часть, но что-то типа штаба было и плац. Если честно, никогда не интересовался, что там служивые делали, но раз были там, значит, надобность была. В девяностых все, понятное дело сократилось и куда-то делось. Остался плац, здание не то штаба, не то еще чего-то, да пара непонятных строений. Охраны нет, вот и начали ездить через ту сторону. А тут мы со своим шлагбаумом… нет, как пить дать сломали бы.

Заглядываю за угол. Там должна быть асфальтированная дорога, которая ведет к нашему кооперативу, вдоль девятиэтажного дома. Должна, но, походу, не обязана. Нет той дороги более, как нет собственно и дома, вдоль которого она когда-то шла. Дом рухнул набок, погребя под завалами проезд. Впереди было дикое нагромождение бетонных обломков и торчащей арматуры, пополам с обломками мебели и прочего теперь уже мусора. И тут до меня дошло, что же сразу показалось неправильным. Чего не хватало глазу. Выше нас дома стояли. Они практически нависали над гаражами, а теперь чистое и голубое небо, ничего не загораживает. Вот тогда-то и подкосились ноги, в груди сердце гулко ухнуло и начало сбоить. ДОЧЬ! ИРИШКА!

Задыхаясь, остервенело карабкаюсь по грудам изломанного гравитацией бетона, спотыкаясь и падая каждую минуту. В голове одна мысль. Что же за отец я такой? Землетрясение, дома рушатся, а я валяюсь в гараже, консервы трескаю! Козел, а не отец! Отвык думать в первую очередь о семье. С тех пор как перестал быть им нужен, прошел не один год. Думать только о себе приходилось. Но ведь это меня не оправдывает. Жена-то ладно, у нее теперь есть кому позаботиться. Но Иришка, Ириска сладкая, моя дочь, кровиночка. Плохо вижу от злой влаги, что навернулась на глаза. Злюсь на себя.

Ругаю последними словами и лезу, карабкаюсь на груду битого бетона. С вершины этой беспорядочной груды обломков должно быть видно, что стало с домом, в котором я когда-то жил.

Вот и она. Не Эверест, но запыхался уже. Хватаюсь за торчащий кусок арматуры, помогая себе взобраться. Там, наверху продолговатой, огромной кучи, что раньше была девятиэтажным домом о трех подъездах, вроде в насмешку над всей этой чехардой как ни в чем не бывало стоит табурет. Обычная такая кухонная табуретка. Встаю рядом, во все свои два ноль пять. Из груди рвется стон. Вид открылся страшный. От спального района только груды битого бетона остались. Ноги сами подкашиваются, и я плюхаюсь на услужливо стоящий рядом тот самый табурет. Редко где устояло несколько этажей, которые возвышаются рваными обломками. Мой дом… вернее когда-то мой, частично устоял. Вглядываюсь. Вон в той части на четвертом этаже и жил я. Когда-то тут везде был частный сектор. До сих пор, по зиме, начинает переть вода из засыпанных некогда колодцев. Мне было десять лет, когда наш дом попал под снос, и мы переехали в новую квартиру. Тут и прошла моя юность. Тут и в школу ходил, и в армию отсюда ушел, и с моря сюда возвращался… до определенного момента. Иришка же в мою родную школу ходила. В следующем году заканчивать должна была. Взрослая совсем.

Ворохнулась надежда. Может, выжила? Не чувствовал я смерть родного человека. Вот когда отца хоронил – чувствовал. Мать, когда на погост вез, тоже было чувство утраты, а вот дочь ощущал живой. Не мог я ее представить мертвой и раздавленной. Не мог и не хотел. Пусть я лузер, пусть никчёмный человек, но такого даже я не заслужил. Встаю. Топор как трость использую, опираясь при спуске. Моя цель – добраться до дома. Та уцелевшая его часть, как маяк. Тут недалеко. Метров около ста в горку. В другое время я бы и не заметил этого расстояния. Что тут идти? Минуту неспешным шагом.

Однако сейчас тащить свою тушу в сопку ох как тяжело, да еще везде навалено обломков, которые или обходить, или перелезать приходится. Тишина уже просто давит на уши. Даже вездесущих воробьев и тех не видно и не слышно. Только битый бетон хрустит под ногами. Бреду. Вдруг тишина разбавляется посторонним звуком. Вроде чавкает кто-то. Собаки? На трупах подъедаются?

Вполне может быть. Тут надо осторожней. Если собаки попробовали крови, это уже не друзья человека. В них зверь просыпается. А в стае так и вообще тихий ужас. Порвут на немецкий крест. Мама сказать не успеешь. Стараюсь двигаться как можно осторожней, перемещая топор из положения – опора, в положение – оружие. По широкой дуге обхожу железные гаражи. Это у нас кооператив человеческий, а тут дикие. Дальзавод когда-то клепал железные коробки в невероятных количествах. Стоили они недорого, но и стоят теперь где попало. Куда смогли приткнуть, там и стоят. Прислушиваюсь. Да нет. Вроде не собаки. Вроде люди. Уже хотел было окликнуть, да что-то остановило. Что-то резануло глаз. Навел резкость и… Святый боже!!! Чуть не выплюнул тушенку, что совсем недавно схарчил! За углом железной коробки сидели двое и жрали. Жрали третьего, чьи останки лежали в луже крови. Именно останки, так как телом те куски и осколки костей назвать язык не поворачивался. Тут-то я и понял, что меня в запахах настораживало. Воняло мертвечиной. Эти двое увлеченно чавкали и хрустели. Похоже, что мужик и тетка какая-то. Мужик в рваных трениках и майке, а тетка в некогда стильном темно-синем брючном костюме. Теперь цвет только угадать и можно. Ну, дык после такой трапезы любой одежде дорога одна – на свалку.

От неожиданности происходящего оступился. Неудачно поставил ногу. Кусок бетона вывернулся из кучи, и я, падая на задницу, сползаю к подножию препятствия, через которое перебирался. Ох, как они отреагировали. Вот они на корточках сидят, жрут, аж спина буграми. А вот они буквально в мгновение разворачиваются в мою сторону, припадая к земле ну чисто собаки. Морды оскаленные, окровавленные, глухо так, утробно рычат. Такое кого угодно в ступор вгонит. Ведь тут именно что морды, лицами давно, похоже, не пахнет. Показалось, нет? Вроде глаза зеленым отсвечивают. Показалось, наверно. Какой свет может быть утром, когда солнце начинает палить? И действительно, припекает порядочно. Я в теплом тельнике, свитере да в кожаной куртке, взопрел весь. Но глядя на этих вурдалаков, прости господи, иначе не скажешь, страх, озноб пробежал по спине, а шерсть на загривке дыбом встала. Пячусь задним ходом, испуганно бубня под нос:

– Вы это, жрите. Не отвлекайтесь на меня.

До жути захотелось обратно в гараж. Под его несокрушимые, не подвластные даже землетрясению стены, за такие надежные и крепкие стальные двери. Да что же такое происходит, а?!! Где власти, где спасатели? Где люди в конце-то концов? Ну не может быть такого, чтобы только я один и вот эти… И тут вспоминается передача по радио. Русский! Вот куда мне надо. Там есть люди. Однако, как бы ни хотелось обратно, в такой безопасный гараж, а убедиться, что с дочерью все в порядке, я должен, да и спиной поворачиваться к таким тварям нельзя. Повадки-то звериные. Вон то, что когда-то было мужиком, как-то так плавно, по-звериному, боком-боком загребает, обходя меня. Тетка скалится, но в действии разворачивающемся активного участия не принимает. Жрет. Твою мать! Похоже, руку глодает, откусывая пальцы и хрустя ими как сухариками, «кириешками».

А ведь я ее, кажись, знаю. Точно. Светка это, из первого подъезда. Она младше меня лет на пять. Бизнесвумен местная. После школы практически сразу выскочила замуж и укатила в столицу. Лет через десять объявилась. Слухи ходили, что муженек ейный покрасивше замену нашел. Однако Светка баба ушлая. Своего не упустила. Хорошие отступные поимела, походу. Вернулась домой, бизнес какой-то замутила. Жена вроде говорила, что-то с косметикой связано. Уж и не знаю, чего мужик ерепенился, как по мне, так и эта очень даже ничего была. Ноги длинные, попа что надо, грудь мечта… была. В прошлом году заезжала, кстати. Менял ей колодки на двухсотом «крузаке». Не узнала. Впрочем, она вообще на всех свысока глядела всегда. Тоже мне московская знаменитость. Да мне, если честно, глубоко фиолетово было. Теперь, правда, от той красоты из фитнесклуба одни воспоминания остались. Зверь, да и только. Сидит, хрустит, щурится и порыкивает. Вроде как поощряет своего самца. Надо же, куда вся привередливость делась. Раньше-то она с таким замызганным товарищем, как этот, в растянутых трениках, даже одним воздухом дышать не захотела бы. А тут, гляди же ты… с другой стороны, раньше она и чужие руки не грызла.

Ну, вот чего им там не жралось? Я же не вкусный. Жир сплошной и холестерин. Быстро оглядываюсь, отмечая взглядом местность за спиной. Двигаюсь тоже боком, так, чтобы оба этих упыря были в поле зрения. Тут ведь только повернись спиной – амба. Хруп, чпок. Глаза сами собой лезут на лоб. Ноги… или теперь это уже лапы, задние, у мужика на моих глазах переламываются в коленях. Хрясь. И вот они у него, уже истинно как у зверя, коленками назад. Мама дорогая! Куда я попал и где мои вещи?!! Тварь как-то так по-кошачьи подбирается, неприлично повиливая худосочным задом, и одним мощным прыжком, устремляется ко мне. Передние… уже и не руки вроде, со скрюченными когтистыми пальцами, выставлены вперед. Дальше я действовал не думая. Буквально почувствовав начало прыжка, отмахиваюсь топором. Ярким росчерком вспыхивает в лучах солнца остро отточенное, полированное лезвие. Хрясь! Врезается сбоку в оскаленную морду. Длинная рукоятка не дает передним лапам (давайте уж будем называть вещи своими именами) дотянуться до моей тушки. Тварь отбрасывает. Весу в нем явно вполовину меньше моего будет, да и в удар я вложился от души.

Визг, почти что ультразвуком, бьет по натянутым нервам. Башню надвое ему развалил. Гарантированно труп должен быть. Да только умирать эта образина не хочет. Верещит, катается кубарем, поднимая столбы пыли. Думал, что сейчас вторая атака последует, бывшая Светка завозилась, оживилась. Кинула огрызок чьей-то руки. Но вместо того, чтобы атаковать меня, бросилась к поверженному… «бойфренду». Нет, не спасать или плакать. Жрать. Походу, ей все равно кого харчить. Рык. Визг. Я, вот хотите смейтесь, а хотите нет, но такого стрекача задал, что и сам не заметил, как преодолел последние метры до развалин моего дома. Поджилки тряслись, глаза заливали… прямо-таки потоки пота. Никогда трусом не был, а тут прямо какой-то животный ужас обуял. Хорошо хоть не обмочился с перепугу или в штаны не наложил. Смейтесь, смейтесь. Со стороны все смелые. Посмотрел бы я, как вы на моем месте поступили. Вот терзают меня смутные сомнения, что кто-то бы героем выглядел в той ситуации. Стою. Пытаюсь отдышаться. В груди что-то булькает. Нет, точно курить вредно. Что? Я об этом уже заикался? Ну, так не помешает и второй раз повторить, для тех, кто не понял или не поверил. Не курите. Дрянь это. Ей-богу, дрянь. Вот доберусь до гаража, добью блок и брошу… если не забуду.

Пытаюсь отдышаться и унять дрожь. Она, в смысле дрожь, не только в коленках. Весь трясусь. Руки, ноги. Всего колотит, короче. Мотор через глотку пытается выскочить наружу. Давненько такого адреналинчику я не хапал. А уж страха натерпелся… Вот как на духу, в жизни так не трусил. Оно ведь, если опасности знакомые, то к ним и готов более или менее. Но к такому трудно подготовиться. Минут пять стоял. Вроде продышался, да и колотун маненько отпустил. Нужно двигаться дальше. По-хорошему тут не топор, тут завернутый в брезентуху автомат пригодился бы больше, однако расчехлять его не стал. Он ведь на весь мир прогрохочет. Мол, вот он. Туточки болезный. Кто даст гарантию, что на звук выстрелов не сбежится целая стая таких вот зверушек? Нет. Ну-ка нафиг такие эксперименты. Инстинкты прямо-таки орут благим матом, что шуметь не стоит. Вот и не буду. Топором оно и правда тише, да и стрелок я так себе. Не то чтобы совсем стрелять не умею. С какой стороны за оружие браться, представляю. Если лечь, да не спеша прицелиться, может, и попаду в ростовую мишень на положенном для стрельбы расстоянии. Однако даже для этого какой-никакой опыт нужен. А я все больше ямы копать специалист. Автомат только на присяге и видел. Да и тот не персональный, а один и тот же, из рук в руки передавали. К тому же цели тут, как выяснилось, шустрые и прыгучие. Навскидку палить придется. Попаду? Может, и попаду, а может, и нет. Даже если попаду, то сколько патронов на это уйдет, одному Богу известно. А магазин всего один.

Чего-то сегодня Бога через раз поминать начал. Однако тут и безбожник убежденный за милую душу начнет себя крестным знамением осенять. Я вот, хоть и крещен был в детстве, но ярым верующим никогда не был. Пасху праздновал. Как все. Я что, лысый? Однако не столько из радости, что Христос воскрес, а скорее потому, что пожрать вволю и на законных божьих основаниях. Хотя и во время поста я себя не ограничивал. Священное Писание Священным Писанием, а жизнь жизнью. Но вот, поди же ты, самого пробирать начало. Интуитивно коснулся груди, там, где висел простенький серебряный крестик. Мама перед смертью подарила и попросила носить.

Поправляю сверток с автоматом на спине и начинаю осторожно обходить дом. Хватит с меня нежданчиков. Мне бы дочь найти. Господи всемогущий! Если ты есть! Помоги! Ведь не за себя прошу. За ребенка! Она-то в чем виновата?!! Бросаю взгляд назад, откуда пришел.

Смотрю вниз, взгляд сам собой устремляется дальше, туда, где из распадка вырастает следующая сопка. Там тоже дома стояли. Когда-то. Теперь везде один и тот же пейзаж.

Продолжаю движение. Вдоль дома, где был внутридворовый проезд и подъезды, все завалено. Как и там, возле гаража. Однако мой подъезд чудом устоял, до шестого этажа. Чувствую, как где-то в душе напряжение отпускает. Немного. Прислушиваюсь. Тишина. Как на кладбище. Впрочем, это и есть кладбище. Подъезд завален, но на уровне второго этажа наружная плита лестничной клетки вывалилась, образуя вполне себе пандус для проникновения внутрь. Беру курс туда. Вот бы хоть лестница уцелела. Если нет, я же не заберусь. Это раньше для меня преград не было. Стройный был да звонкий. Как сейчас модно, пресс кубиками. Сейчас тоже кубик, только один такой, большой. Правда, грани на том кубике немного подстерлись, закруглившись. Чем вам не кубик?

– Мужик! Сзади! – слышится крик откуда-то сверху. Пусть время, пусть возраст и жир, но рефлексы, наработанные в юности, в критических обстоятельствах всплывают сами. Сгибаюсь почти пополам, пропуская над собой что-то летяще-рычащее. Топор сам описывает дугу вдогонку. Да что б тебя! Светик! Твою разэтак! Как подкралась-то беззвучно. Дай Бог здоровья крикуну сверху. Сейчас бы уже рвала загривок сзади, а так только и выхватила топором в позвоночник. У-у-у, тварь зубастая. Задние ноги у нее отнялись, но передними корягами загребает и ползет подвывая. Зубищи-то, зубищи. Издалека не разглядел, а сейчас проняло. Это же не зубы, это хрен пойми что. Сантиметра, наверно, по три длиной и острые. Морду и не узнать, если бы раньше не видел, человеческого почти не осталось. Челюсти вперед выдаются. Переворачиваю топор, там где у обычного обух плоский, у пожарного рог чуть загнутый. Размахиваюсь… на-а-а!!! Нашла время, когда обниматься прыгать. Снова руки трясутся. Затравленно озираюсь. Вроде никто более не собирается мной пообедать. Однако удачно попал второй-то раз. Клюв топора точно в темечко угодил. Вот доставать не очень удобно такое оружие. Застрял, зараза. С опаской подхожу. После удара-то отскочил. Берусь за рукоять топора. Шевелю осторожно, готовый в любое мгновение бросить и снова отскочить. Во всяком случае, попытаться. Нынче из меня тот еще скакун. Вроде дохлая. Расшатываю свое оружие. Башка шатается, не моя, Светкина. Впрочем, меня и самого пошатывает от пережитого. Адреналин так даванул, аж давление подскочило. В ушах долбит и в висках боль разгорается. Без цитрамона вообще худо будет. Наконец оружие освобождаю. Фу-у-у. Мерзость-то какая. С рога капает черная кровь. Вонючая. На живую и близко не похожая. Снова еле удерживаю утренний харч в себе. Так это что же, не врали, выходит, по радио? Твою дивизию! И как теперь жить, когда мертвяки вокруг шатаются?

– Ну, ты и здоров топором махать! – то ли восхитился, то ли насмехался голос сверху. – Прямо канадский лесоруб.

Поднимаю голову. В висках стреляет. Морщусь, разглядываю, что это за комментатор выискался. Ба-а, дык это Виталя. Сосед с пятого этажа. Его вечно лохматая рыжая башка торчит из окна кухни.

– Здоров, Виталя, – отвечаю, а у самого зуб на зуб не попадает. – Жив значит, курилка?

Это мой одноклассник. Виталий Степанович Розумовский. Непризнанный гений электроники. Я после школы в бурсу поступил, а он в политех намылился. Друзьями мы никогда не были, даже в школе. У меня же спорт был, тренировки постоянно. Потом учеба, армия, моря. Здоровались за руку, но не более. Хотя вроде нормальный мужик. Жена его, Зойка, тоже наша одноклассница, долго не могла зачать, а когда таки сладилось, пяти лет не прожила. Может, надломилось что после родов двоих-то пацанов разом. С тех пор он и вдовствует. Двоих парней поднял. Уважаю.

– Погоди, – изумились сверху, – Серега? Ты, что ли?

– Я. Мою тушу и в упор не признать? Точно богатым буду.

– Так поди тебя узнай. С рожей-то что?

– А хрен его знает, Виталь. Долгая история.

– А ты точно он?

– В смысле? – поражаюсь вопросу. – Кто он?

– Так знамо кто. Серега Вольнов. Больно ты нынче на зомбака похож.

– Да я это.

– Обзовись.

– Век воли не видать, – выдаю я киношную фразу и для пущей важности щелкаю ногтем об зуб.

– Да не, нынче это не канает. Ты мне вот что скажи, что мы три месяца назад делали у тебя в гараже с моей «ауди»?

Тупо пялюсь на этого Холмса доморощенного.

– Побойся бога, Виталий! – восклицаю удивленно. – У тебя сроду иномарок не было. Ты же всю жизнь на батиной «копейке» проездил. Разводку мы на задних тормозах делали.

Сверху лыбится рыжая рожа.

– Точно. Серега.

– Так, а я тебе про что?

– Ну, брат. Нынче тебе не тогда. Видал, что творится? Тут поневоле проверяться начнешь. Когда такое видано, чтобы трупаки как живые расхаживали? А ты чего тут? Как выжил?

– Да долго рассказывать, говорю же. Ты мне вот что скажи, моих видел?

Рыжая рожа смурнеет.

– Поднимайся, – говорит, – тут долго рассказывать. Слушай, а у тебя пожрать ничего нет с собой? Второй день голодными сидим, хорошо, перед трясучкой предупредили, что воду холодную отключат, успел в ванну набрать. А то бы совсем худо было.

– Слышь, рыжий, – сдают нервы, – ты мне зубы не заговаривай, видел моих?!!

– Да видеть-то видел, только хорошего мало могу сказать.

Сажусь на задницу там, где стоял. Внутри все опустилось. Как же так?

– Да погоди ты падать! – кричит сверху. – Дочь твоя точно катаклизм пережила, но увели ее. А вот жена…

– Плевать мне на жену!!! – уже почти рычу. – Что ты душу мне мытаришь? Где она? Кто увел? Куда?

– Да мне-то откуда знать? Здоровенные такие, зеленые. С саблями все. Или, может, с мечами. Не разбираюсь я в холодняке. В доспехах кожаных. На вторую неделю после землетрясения нагрянули. Гребли всех. И твою Иришку забрали. Ох и шустрая она у тебя, еле поймали. Если б не аркан – ушла бы.

Встаю. Что за зеленые, не знаю, но зря они это сделали. По следам пойду, не важно, как далеко, без разницы. Найду и всех там порешу. Зубами грызть буду. Главное, что жива. ЖИВА. Виталий, увидев, что я собираюсь уходить, орет сверху:

– Погоди, Серега, куда ты сейчас?

– А сам как думаешь?

– Ну, куда ты пойдешь?

– Туда! – машу рукой на север. – Там она. Я чувствую. – А ведь и правда чувствовал. Как маяк какой-то включился, который точно указывал направление. Вот пока не знал, что жива Иришка, пока переживал, будто что-то экранировало чувства. А теперь точно знаю, в какую сторону идти.

– Да погоди, ты. Помоги. У меня тут с десяток человек в хате обретаются. Все, кого успел спрятать. Пропадут же. Тут такое в округе ходит, жуть берет.

– Вот такое? – указываю топором на бывшую Светку.

– Ага. Только она не одна была. Понимаешь, повадились охотиться на живых. Хитрые, суки. Затаятся и ждут. Пока не кинется, не узнаешь. А ходят тихо, что и не услышишь. Ну, ты сам видел. Я же тебе жизнь спас только что. Не крикни я, порвала бы эта стервь тебя. Не бросай. Как я тут один с бабами и детишками?

И то верно. Не бросать же людей. Ведь живые. Кем бы я был, если бы бросил голодных на произвол судьбы?

– Добро, – киваю. – Ты радио слушал?

– Да какое радио, электричества уже третью неделю нет!

Ого. Это что же получается, если взять землетрясение за точку отсчета, то я, выходит, две недели пластом провалялся? Со злости пинаю тушу Светки.

– Короче, Виталий, на Русском собирают выживших. Вчера передачу слышал. Они ее по кругу гоняют. Возле моста стоит блокпост. Там и техника, и врачи, и продовольствие. Во всяком случае, божились, что дело именно так обстоит. Оружие обещали подкинуть. Вы вот что, берите с собой самое ценное и спускайтесь. Сможете? Только не шумите. Мало ли какая пакость в округе обретается. Сегодня переночуем у меня в гараже. А завтра с утра пойдем в сторону моста на остров.

– Добро, ты пока тут посторожи, я сейчас народ сгоношу.

Голова Виталия пропала. Походу, не донесу я «ксюху» до отдела. А и есть ли он, отдел тот нынче? Наверно, тоже с землей сровняло. Снимаю сверток. Режу топором шпагат. Разворачиваю старую брезентуху, бросаю под ноги. Теперь без надобности. Подсоединяю магазин, передергиваю затвор. Ставлю на предохранитель. Хорошая машинка, надежная. Жаль, что укорот, говорят, точность у них не очень. Только в упор палить. Ну да ладно, дареному оружию в дуло не заглядывают.

Собрались, учитывая, что там одни женщины и дети были, на удивление быстро. Всего-то минут сорок как на иголках под развалинами танцевал, вертя головой на триста шестьдесят градусов. Все казалось, что кто-то смотрит на меня с исключительно гастрономическим интересом. А может, и смотрел кто, я уже ничего не пойму. Где интуиция, а где паранойя? Страх не отпускал, рисуя в воображении картинки одна другой ужаснее.

– Слышь, Серег, – когда все спустились, шепотом спрашивает Виталий, – а ты случаем Виктора не видел, с третьего этажа? Он аккурат за час до твоего прихода решил вылазку сделать до магазина, что с торца дома был.

Понятно, почему шепотом. Вон жена того Виктора, стоит, прислушивается к нашему разговору.

– Нет, – говорю, – не видел.

А сам-то понимаю, кого жрали эти твари.

– Эх, жалко, – сокрушается Виталий и желваками играет. – Сгинул, видать. Тут ведь кроме этой еще один скачет. Видел бы ты, как он коленки выворачивает. Ужас. Осторожнее надо бы.

Вот что мне сказать жене его? Видел, мол. Во-он там лежит то, что не доели Светка с тем уродом в трениках? Это сказать? Беспокоюсь за рассудок женщины. Им же, бабам в смысле, башню рвет от этих непоняток и переживаний. Скажешь, что погиб – в истерике забьется, верещать начнет. Скажешь, что не видел – так идти откажется, мол, ждать благоверного буду. Одна надежда на материнский инстинкт, который заставляет это Евино племя в первую очередь думать о детях. Так уж они устроены.

– О! – заметил Виталя «ксюху», что свисала с моего плеча. – Где артиллерию такую раздобыл? На блокпост ходил?

– Нет. Я из гаража-то вылез только сегодня. Как услышал про зомби по радио, не смог усидеть. А это мне подарок от нашей доблестной полиции. Увидели меня и говорят: «На, мол, Серега, ствол боевой да булатный, на одного тебя, молимся и уповаем. Покроши ворога-супостата, на винегрет мелкий. Кто как не ты…»

– Да не свисти ты! – Машет рукой собеседник.

– Ну, а чего пристал-то? Взял и взял. Тебе какая разница? А того урода, что коленками назад, я видел. Когда от гаража поднимался.

– И что?

– Нет его больше.

– Ну, ты, Серега, монстр, – восхитился Виталя.

Ага, монстр. Знал бы ты, как я чуть штаны не испачкал. Вот это был бы действительно всем монстрам монстр с обосранными портками. Точно от вони все мертвяки бы заново передохли.

– Обращаться умеешь? – сую ему АКСУ в руки.

– Ну, стрельнуть, наверное, смогу. Но я стрелок такой, что как бы самому себе задницу не прострелить или своих не задеть. Может, лучше ты сам? Ты же вроде в армии служил, в отличие от меня. А мне топор дашь.

– Ага, в стройбате. Там все больше из лопаты стрелять приходилось. Вот из нее я тебе такую яму выстреляю, что любо-дорого смотреть. В планету попадаю с первого раза. Впрочем, тебе стрелять и не надо. Твоя задача идти замыкающим и по сторонам смотреть в оба. А пушка так, на всякий случай. Она громкая, мало ли кто прибежит на звук. Так что лучше б и не надо.

– И то верно, – соглашается. – Ну что, двинули?

– Так! Женщины! Внимание. Идем не медленно и не быстро. Детей держать при себе. По возможности рта не открывать и детишкам не давать. Я первым, Виталий замыкающим. Пошли.

– А что с моим мужем?

Ну, вот, так и знал, что не обойдется без этого. Тут сюсюкать нельзя. Таких соплей развезет, ни одного платка утереться не хватит.

– Я его не видел, женщина. Может, придет, а может, и нет. Как бы там ни повернулось, вы готовы рискнуть своими детьми?

– В смысле рисковать детьми? – округляет в удивлении глаза миловидная женщина.

– В смысле остаться здесь и дожидаться своего благоверного. Учтите, у вас, в отличие от меня, дети вот они, и даст бог, доберемся до Русского. Там все будете в безопасности. А муж ваш, может, туда позже подойдет сам. Мне же приходится время тратить на вас, а мою дочь, как говорит Виталий, какие-то перцы зеленые увели. Так что мне недосуг уговаривать. Вы можете идти с нами, а можете остаться. Это ваш выбор. Я понятно объясняю?

Надо сразу вколачивать в эти головы, что нынче вам не там. И горе, потери не у одной тебя, возомнившей, что ее горе горше прочих. Поворачиваюсь и начинаю движение. Метров через двадцать оборачиваюсь. Идет. Плачет, но идет. Ну и то хлеб. Я не нянька, мне бы свои проблемы разгрести.