Читать книгу Парниковый эффект - Олег Дудинцев - Страница 11

За всеми далеко не шуточными событиями последних месяцев и бушевавшими вокруг них страстями как-то незаметно для наших героев наступил первоапрельский День смеха, почитаемый в нашей любящей юмор и понимающей хорошую шутку стране праздник.

В этот единственный день в году каждому россиянину, а не только аккредитованным юмористам с экранов позволено, не опасаясь последствий, достать из-за пазухи камень, облегчив этим свою душу, и превратить любого ненавистного или опостылевшего ему человека, невзирая на его должность, чины и звания в объект жестких шуток и розыгрышей, и многочисленные начальники вынуждены, сжав зубы, с этим мириться, остро не реагировать и радоваться про себя, что уже на следующий день такое не повторится.

Субботин читал в этот день в своем авиационном вузе лекцию, к веселью никак не располагавшую, далекую от проблем воздушного флота и посвященную методике расследования убийств, и только в перерыве, чтобы отвлечь как-то молодежь от темных сторон человеческой жизни, рассказал им старый с «бородой» анекдот об обвиняемом в убийстве преступнике и его адвокате, и те, перекусывая прихваченными с собой бутербродами, похихикали над его развязкой.

В середине второго часа, когда он добрался уже до убийств по найму, дверь в аудиторию неожиданно распахнулась, и туда с шумом ввалился одетый в гражданский костюм в стельку пьяный полковник Мухин.

Окинув стеклянным взором аудиторию и высмотрев за преподавательским столом Субботина, он воскликнул: «Наконец-то нашел!», приблизился к нему нетвердой походкой и понес заплетающимся языком какую-то ахинею про помытые им «бабки», вирус, коньяк и писателя Чехова, вызвав этим в аудитории гомерический хохот.

В отличие от студентов, лектор сразу все понял, однако во избежание дальнейшего разрастания скандала подыграл молодежи и со смехом представил происходящее как праздничный розыгрыш, после чего, завершив досрочно занятие, подхватил «юмориста» под руку и повел его к выходу, но тот перед самой дверью успел еще выкрикнуть: «Учитесь, салаги, как раскрывать надо!»

Оставив его в преподавательском туалете, Субботин заскочил за курткой на кафедру и вызвал оттуда по телефону такси, а затем по пожарной лестнице вывел кашлявшего без остановки и порывавшегося высказаться Дениса на улицу, запихнул его в подъехавшую вскоре машину и сел рядом с ним на заднем сидении.

Удерживая его всю дорогу от преждевременных объяснений, он только тогда вздохнул с облегчением, когда спустя сорок минут машина остановилась возле подъезда Дениса, и он доставил его на лифте в безлюдную в тот момент квартиру и закрыл на все замки двери.

Оказавшись в привычной для себя обстановке, Мухин, пошатываясь, прямо в ботинках прошел в гостиную, открыл там дверцу встроенного в электрокамин бара и вынул из него литровую бутыль французского коньяка, но Субботин пресек на корню его устремления и забрал у него спиртное.

Выяснив, что своих домочадцев Денис для их же, как заявил он, спокойствия, отправил в Ессентуки на воды, Субботин отвел его ванную комнату, где заставил раздеться и залезть под холодный душ.

Пока тот под струями ледяной воды приводил себя в чувство, он заварил ему крепкий чай, а когда одетый в махровый халат Денис появился на кухне, не стал его торопить с разговором, давая возможность дозреть самому.

Молча похлебав несколько минут горячего чая, Мухин снова закашлялся, после чего, отставив бокал, признался Субботину:

– Мне теперь, Николаич, крышка. Сил больше нет молчать, хоть вешайся. На службе уже вторую неделю появляться боюсь, больничный себе взял. – Он кивнул головой на стоявшую на полу у окна батарею пустых бутылок. – Думал, спиртным эту заразу прикончу, только все без толку. – Мухин пригладил ладонью влажные волосы и с горечью усмехнулся. – Как же ты развел меня с этим Чеховым, словно стажера зеленого.

– Сомнения в отношении тебя возникли, вот и пришлось их проверить, – объяснил ему без обиняков Субботин. – Жаль, что ты при делах, Денис. Я все же надеялся…

– Зато ты, как всегда, в порядке. Завидую, – перебил его Мухин, после чего поинтересовался, что его связывает с Ланцовым, и Субботин рассказал ему все как есть об их отношениях.

– Повезло же ему с соседом на мою голову, – выслушав его объяснения, усмехнулся Денис и, смочив пересохшее горло чаем, начал повествование.

Как явствовало из него, непробиваемый до того Голубков уже на следующий день после беседы с Ланцовым прибежал утром в Главк и, пребывая в болезненном возбуждении и непрерывно кашляя, огорошил их с Близнюком результатами проведенного ими эксперимента, заявив о своем желании сейчас же вернуть украденные им у вкладчиков деньги и публично по телевизору попросить у народа прощение, что они, разумеется, с радостью поддержали.

Будучи человеком изобретательным и предусмотрительным, Леня не доверял зарубежным банкам, нередко в последние годы сотрудничавшими с судебными органами и политическими властями своих государств, и предпочитал им мало подверженную внешним рискам наличность. За ней-то на «ауди» Близнюка они втроем и отправились сразу же в садоводство «Дубки», где задолго до этого каждая пядь земли и доска строений были изучены в ходе многочисленных, но так и не приведших к положительным результатам обысков.

По приезду в заснеженный и безлюдный в это время года дачный поселок они остановились у дома Лени, и тот повел их к стоявшему в самом конце участка просторному летнему туалету, ранее также многократно исследованному и детально описанному в следственных протоколах.

Включив верхний свет и заглянув через дырку в канализационную яму, Леня молча покинул наблюдавших за ним оперов, сходил в сарай и вскоре вернулся оттуда с рабочими рукавицами, ручной лебедкой и гвоздодером.

С помощью гвоздодера он отодрал верхние доски сидения с прикрученным к ним стульчаком, а затем, наладив лебедку, опустил в яму трос с четырьмя металлическими поводками с крючьями на концах и каждый из них за что-то там внизу зацепил.

Покрутив с силой рукоять лебедки, Леня поднял через несколько минут на поверхность металлический бак с замерзшими в нем фекалиями, после чего, застопорив барабан, спрыгнул в яму, имевшую, как оказалось, второе выложенное кирпичом дно, и один за другим достал из нее и передал сыщикам три объемистых водонепроницаемых кейса. А когда, уже выбравшись, открыл их шифрованные замки, с довольной улыбкой представил на обозрение лежавшие в них одна к одной пачки банкнот, радовавшие глаз своей девственной чистотой и яркими красками.

– Здесь у меня в трех корзинах, как в Центробанке, – пошутил он по этому поводу. – Сорок процентов в долларах, столько же в евро, остальное в английских фунтах. Вкладчики мне спасибо еще сказать должны. Я им с учетом взлетевшего курса состояние в разы увеличил.

– Расставаться не жаль? – не зная, как реагировать на происходящее, спросил у него Близнюк.

– Не поверите, кайф от всего ловлю, – с улыбкой признался Леня. – А все ваш правозащитник, до самых печенок меня достал. Ему бы проповеди на «зоне» читать.

Неожиданно к удивлению оперов настроение его стремительно поменялось, и он сначала закашлялся, а затем в полный голос начал рыдать и ругать себя за совершенные им преступления, а когда через какое-то время чуть успокоился, стал восстанавливать разобранный им сортир.

– Сколько ж там денег было? – прервал рассказ Дениса Субботин.

– Если по нынешнему курсу в рублях, то около четырехсот миллионов. Почти вдвое больше, чем прикарманил, – ответил тот и поднялся из-за стола. – Пойдем, покажу.

Он привел Субботина в спальню, вынул из шкафа большой клетчатый чемодан, раскрыл на нем молнию и предъявил свою долю, пояснив, что с начала болезни не может даже прикоснуться к деньгам, сделавшимися горячими, словно угли в костре.

Георгий Николаевич склонился над чемоданом, взял из него пачку долларов в банковской упаковке и, осмотрев ее, положил обратно, после чего спросил у Дениса:

– Вы его вздернули?

Мухина после его вопроса пробил озноб, и он ничего не ответил, однако Субботин, глядя ему в глаза, настойчиво повторил вопрос.

– Сам он, клянусь… – продолжая дрожать, выдавил из себя с трудом Денис. – Совесть не вынесла.

Такое невнятное его объяснение Субботина не устроило, поскольку Леня, как посчитал он, сумел максимально ее облегчить, отсидев полностью весь свой срок, а теперь еще и вернув похищенное, и Мухин перед его напором и логикой устоять не смог.

– Шеф его психологически доломал, – отводя глаза в сторону, признался Денис. – Порассказал ему в красках о самоубийствах и искалеченных им жизнях людей, так он минут десять в голос рыдал, чувствительным гад оказался. После чего записку писать бросился.

– А еще припугнули его, наверное, – продолжал выдавливать из него по капле правду Субботин.

– Этого не понадобилось, болезнь эта чертова сама все сделала. Мы, когда он в петлю полез, в машине сидели, – объяснил, не переставая дрожать, Денис. – Поверь, я этого не хотел, Близнюк уболтал. Каюсь, не устоял перед таким соблазном.

Немного подумав, Субботин вышел из комнаты, но вскоре вернулся с бутылкой изъятого им коньяка и рюмками.

– Пойдем-ка «явку с повинной» писать, тебе это пригодится, – сказал он Денису. – Все равно ведь молчать не сможешь, даже если деньги обратно вернуть. Напишешь, и в следствие сразу поедем, здесь тянуть нечего. А то возьмешь да руки на себя наложишь, как Леня.

Придя на кухню, Субботин наполнил коньяком рюмки, назвав это лекарством от страха, и поднял одну из них.

– Чокаться не будем, не тот случай, – объяснил он Денису. – Не взыщи, что так получилось, но я иначе не мог.

Молча выпив, они стали зажевывать французский коньяк лежавшими в пакете на столе сушками, пока Денис не нарушил наступившую тишину:

– Словно за покойника выпили.

– Погоди себя хоронить! – прикрикнул на него Субботин. – Тебе еще жить да жить.

Все то время, что Мухин трудился над написанием «явки с повинной», Субботин, стоя возле окна, рассуждал вслух о юридических тонкостях дела, придя, в конце концов, к выводу, что о болезни покойного Голубкова и вирусе им с Близнюком говорить не следует, поскольку это только усугубит их вину и привлечет к процессу повышенное внимание. А так все ограничится лишь 285-й статьей УК и наказанием за злоупотребление служебными полномочиями, а с учетом его признания и содействия следствию все не так уж критично, и с доводами его Денис согласился.

Совместно отредактировав текст документа, они дождались вызванное к дому такси и, прихватив с собой чемодан с деньгами и сумку с вещами Мухина, отправились в городской следственный комитет, находившийся на набережной реки Мойки.

По дороге Субботин, пользуясь представившейся ему возможностью, выяснил у Дениса о вовлеченности в это дело Ланцова, и тот все ему рассказал, в том числе об инсценировке перед ним телефонных звонков в агентство «Глухарь» и бизнесмену Зотову, по-прежнему, как оказалось, представлявшему для Василия Васильевича большую угрозу.

В следственном комитете их встретили холодно. Желающих заниматься в конце рабочего дня поздними посетителями там не нашлось, и только после того, как Денис предъявил им свое служебное удостоверение, их отвели к молодому следователю по имени Юля.

Та, быстро пробежав глазами текст переданной ей Мухиным «явки с повинной», неожиданно громко расхохоталась, после чего полюбопытствовала у него:

– Значит, в тюрьму собрались, товарищ полковник? На какой срок желаете?

– Это как суд решит, – багровея лицом от неадекватного ее поведения, объяснил ей Денис.

– Ну, вы даете, господа юмористы! – продолжила веселиться следователь, и Субботин сообразил, что девушка, очевидно, восприняла их визит как первоапрельский розыгрыш, и, желая настроить ее на рабочий лад, раскрыл перед ней чемодан с валютой, но следователь и на этот фокус не поддалась.

– Надо же, сколько фальшивок! – весело воскликнула Юля, и Субботин, сохраняя спокойствие, положил перед ней пачку новеньких долларов и предложил проверить их подлинность.

Юля со смехом взяла в руки деньги и стала перебирать стодолларовые банкноты, потерла их пальцами, рассмотрела на свет, с каждой минутой становясь все задумчивее и серьезнее, а затем с побелевшим от испуга лицом вскочила со стула и со словами: «Я на минуту» выбежала из кабинета, но вскоре вернулась, ведя за собой начальника следственного отдела Разина.