Читать книгу Дорога в небо. Книга вторая. Цена мечты - Олег Ерёмин, Олег Еремин - Страница 3
Часть 1. МЕЖПОЛЁТЬЕ
Глава 2. Восстановление
Оглавление12.06.2036.
Королёв, Московская область
Лучшее лекарство от дурных мыслей – работа. Причем, прекраснее всего помогает интересный творческий умственный труд. Например, написание диссертации. Чем я и занялась.
У меня скопилось огромное количество материала. И с тех времен, когда я работала в конструкторском бюро над своей ненаглядной «трубой». И с тех, когда я наблюдала, как эта самая «труба» выбрасывает за корму нашего корабля разогнанный до сорока восьми километров в секунду ионизированный ксенон.
Теперь всё это море цифр, фактов, закономерностей надо было собрать воедино, проанализировать, превратить в связный текст, уложить в строгие рамки концепций и сделать стройные и красивые выводы.
В принципе, можно было бы это делать и дома, лишь изредка разговаривая или переписываясь со старыми коллегами, но я решила по-другому. Напросилась в гости к бывшему начальнику, и милейший Абрам Иосифович позволил мне устроиться в его отделе. Мне поставили небольшой столик, взгромоздили на него огромный мощный компьютер-моноблок и разрешили «хоть сутками здесь сидеть».
Ребята и девчата из отдела, и те, с кем я когда-то работала и новенькие, ужасно мне обрадовались, и первый трудовой день на старом новом месте превратился в праздник. Тем более, что я пришла не с пустыми руками. Нет, я и раньше сюда тортики носила и посиделки устраивала. Два раза. Когда меня приняли в отряд космонавтов и когда назначили на экспедицию. Но и третий раз пирушка получилась на славу!
Так что я на какое-то время совершенно забыла о беспокойстве и тяжелых мыслях, которые маячили мутным фоном все последние месяцы.
С того дня, когда Фобос убил Владимира.
Нет, мы не горевали, не впадали в апатию и не закатывали истерик. Наоборот, внешне вели себя вполне нормально. На взгляд Игоря, даже слишком нормально.
Я замечала, что капитан невольно кривится, когда Хана пританцовывает возле своих приборов под неслышную нам музыку. Один раз увидев, как губы Игоря сжимаются в ниточку, я подлетела к нему, и, плотно ухватившись за рукав майки, потащила его в жилую зону.
– Говори, – строго приказала капитану.
– Настя, мне иногда кажется, что Хана вообще ничего не чувствует! – негромко, но с болью начал Игорь. – Я понимаю, что у них с Владимиром были конфликты, но так ведь нельзя!
Я, вскинув перед собой ладонь, жестом остановила его и очень жестким голосом сказала:
– Игорь, ты забыл, что именно она была с Владимиром в его последние минуты. Не убежала, не спряталась на станции, пока он умирал. Дождалась последнего вздоха. А потом, сжавшись в комок, уплыла прочь от «Землеройки». Помнишь, мы тогда решили, что она тоже погибла?
– Да, но…
– А потом тащила тело к станции, рисковала из-за этого жизнью.
– И обеспечивала себя кислородом из его бака.
У меня появилось сильнейшее желание отвесить ему пощечину. Но я подумала: «Интересно, нас тогда закрутит в противоположные стороны?»
Наверное, эта глупая мысль и остановила мою руку, но голосом я командира припечатала:
– Ты думаешь это приятно – лететь в обнимку с трупом товарища, и пользоваться воздухом, которым он не смог дышать?
– Нет. Прости, – Игорь опустил глаза.
– Хана просто не такая, как мы. Она держит все глубоко в сердце. А еще, у нее чисто японское восприятия жизни и смерти.
– Кое-кто тоже тихушница, – чуть улыбнулся Игорь и опять посмотрел на меня.
Я чуть замялась, но кивнула:
– Наверное, годы, что я провела в додзё, постигая кэндо, не прошли даром. Я тоже усвоила Бусидо. Но поверхностно, а у Ханы «путь воина» в крови. Оттого и нарочитая беззаботность, и кажущееся пренебрежение тем, что на внешней стороне обшивки закреплен скафандр с мертвым телом.
– Может, ты и права.
– Права, конечно, я ведь свою подругу знаю и чувствую, как никто другой. А что до проявлений эмоций – я считаю, что наш долг перед доктором Черкашиным состоит в том, чтобы нормально долететь до Земли. Довезти его и самих себя, и выполнить не только свою работу, но и ту, что была запланирована на него.
– Знаешь, Настя, все-таки именно тебя надо было назначать начальником экспедиции, – улыбнулся Игорь. – Я не справляюсь…
– Не правда! Очень даже справляешься! Другого командира я себе не хочу! Если бы нас… если нас оставят в космонавтах, я бы мечтала всегда летать под твоим командованием!
«Если бы нас оставили в космонавтах». Та фраза, что вырвалась у меня тогда, была еще одной больной темой, что постоянно тревожила нас в то время и не отпускает до сих пор. Что будет с нами?
Государственная комиссия все еще не закончила расследование. Нет, я понимаю, что судьба четырех космонавтов не самый главный аспект ее работы. Но, в таком случае, могли бы решить это отдельно, не мучая нас ожиданием.
Хотя Киран считает это еще одним психологический тестом. Он тихонько, по секрету, сказал мне об этом и попросил вести себя как можно естественнее. Уж не знаю, откуда он это узнал. Впрочем, с его умением заводить дружеские отношения со всеми вокруг, и тем, что он часто общается с психологами, я не удивлена его информированности.
Вот я и веду себя естественно.
Сначала меня отправили на послеполетную реабилитацию в санаторий рядом с родной Ялтой. Первые две недели я еле ползала, прижатая к земле чудовищной гравитацией. А ко мне шел нескончаемый поток визитеров.
В первый же день мама привезла дедушку с бабушкой. Они у меня совсем-совсем старенькие: бабушке Оле – 82, а дедушке Сергею – 84. Но передвигались они шустрее, чем я сейчас. Над чем дедушка не преминул пошутить.
Потом ко мне приезжала Наташа с мужем Славиком. Затем, еще раз, но с нашими одноклассниками. Я жутко стеснялась своего отнюдь не бравого вида, и даже немного обиделась на подругу – могла бы и попозже ребят и девчат привести, когда я поправлюсь.
А еще у меня в гостях побывал мой чудеснейший учитель Андрей Игоревич. Тоже дважды. Сначала сам, а потом привез с собой ребят из физического кружка. Мы очень мило побеседовали на открытой веранде под теплым весенним солнышком. Повспоминали времена, когда я проводила чуть ли не все свое свободное время в школьном научном кружке.
Уезжая, Андрей Игоревич взял с меня клятвенное обещание, что я, когда смогу нормально передвигаться, приду в гимназию пообщаться с его учениками.
– А то смотри, вот уйду я в следующем году на пенсию, к кому ты будешь в школу забегать?
– А вы уйдете? – с интересом спросила я.
– Только, если выгонят! – отозвался мой Учитель.
В школу я действительно пошла, когда немного оклемалась.
Такую волну всеобщего обожания и преклонения выдержать было нелегко!
А еще я заглянула в додзё.
И повадилась туда ездить чуть ли не каждый день.
Мой лечащий врач сначала воспринял это в штыки и даже напросился поехать вместе со мной. Но к концу легонькой тренировки, которую устроил мне мой старый наставник, переменил свое мнение.
– Пожалуй, это будет неплохим подспорьем в реабилитации. Только без фанатизма, Анастасия Сергеевна! А то, знаю я вас! И вы, Борис Александрович, позаботьтесь о моей пациентке. В ваших руках будущее отечественной космонавтики!
Мы дружно рассмеялись.
И приступила я к тренировкам. Сначала бамбуковый меч казался мне, чуть ли не отлитым из свинца, но постепенно я привыкла. Конечно, даже к выписке из санатория я и близко не приблизилась к своей прежней форме, но для себя решила, что найду в Москве секцию кэндо, и, пока меня не возьмут в оборот подготовки к следующей экспедиции, буду исправно туда ходить.
Если возьмут в оборот.
А нет, так продолжу заниматься любимым видом спорта до глубокой старости!
То ли благодаря усилиям врачей-рекреаторов, то ли из-за махания мечом, но в Москву я вернулась уже почти восстановившейся. Но все равно меня на работе принялись опекать. Особенно Роман Переверзнев. Я удивилась, что этот красивый, умный и весьма перспективный мужчина до сих пор не женился. Все-таки тридцать семь лет, пора бы и семьей обзавестись.
И сегодня, когда он подвозил меня в очередной раз до дома, я набралась наглости и прямо его об этом спросила.
– Видишь ли, Настя, – серьезно ответил он, – я так до сих пор и не встретил ни одной женщины, которая хоть как-то могла бы соперничать с тобой.
– Да ну тебя, – неожиданно сильно смутилась я. Даже покраснела.
– Я не шучу, и не пытаюсь сделать тебе комплимент. Это действительно так.
У меня внезапно началась паника:
«Мамочки! Что же мне делать? Надо ведь как-то на это ответить! А я совсем к этому не готова! Нужно разобраться в себе сначала! Но, что же мне сказать?»
Спас меня телефонный звонок.
Я вынула из сумочки цилиндрик коммуникатора. Привычно, с проворотом, надавила на торец. Выскользнул тоненький пластиковый лист экранчика. А на нем лицо Игоря. Капитан заговорил быстро, не скрывая рвущихся эмоций:
– Настя! Комиссия огласила решение!
– Да?! – у меня замерло сердце и перехватило дыхание.
– Все претензии к нам сняли! Действия во время катастрофы, и то, как мы вели себя на обратной дороге, признали правильными и даже похвалили за сплоченность экипажа.
– Уф, – сердце зашлось быстрым ритмом.
– Но нас выводят из марсианской программы.
– Что?! А как же?.. – я недоуменно уставилась на широкую улыбку Игоря.
– Анастасия Сергеевна Белякова, – подпустив в голос официальные нотки, провозгласил мой командир, – вас, меня и Хану Хаякаву переводят в группу по изучению астероидов! Мы зачислены в состав экспедиции к Лютеции, которая стартует весной 2039 года!
– Ох! – только и смогла выдавить я, но нашла силы спросить: – А Киран?
– Увы, – с легкой грустью ответил Игорь. – Его сманили к себе «лунтики». Дали должность руководителя международного кибернетического отдела. Будет наш гениальный программист создавать целую семью искинов для российских, индийских и японских лунных станций.
– Надо его поздравить! Хотя и жалко до ужаса, что с нами не полетит! А еще кого в экипаж назначили?
– Пока решают, но наша тройка летит наверняка. Думаю, с тобой скоро свяжутся. Наверное, к зиме начнем плотные тренировки. Так что не затягивай с кандидатской, потом не до того будет! Ладно, пока, мне еще по делам бежать!
– Пока!
Я вжала кнопку отбоя, и экранчик втянулся в цилиндр. Посмотрела на Романа. Он застыл, слушая наш разговор. На его лице какая-то непонятная смесь чувств. Но сейчас мне не до того!
Я всхлипнула и уткнулась в плечо мужчины. Напряжение, которое не отпускало меня вот уже полгода, внезапно исчезло, и слезы полились ручьем.
Мягкая рука принялась тихонько гладить меня по голове, успокаивая. Почему-то от этого стало так уютно.