Читать книгу Реальная угроза - Олег Евгеньевич Авраменко - Страница 13

Вскоре жизнь на корабле вошла в колею и потянулись обычные полётные будни – для кого рутинные, а для меня праздничные. Каждый раз я приходил на вахту, как на первое свидание, а когда наступало время покидать мостик, я наряду с усталостью испытывал лёгкую горечь перед предстоящей разлукой. А в выходные, положенные по трудовому законодательству (потому-то, собственно, наш штат и был увеличен до четырёх групп), я с нетерпением ждал следующего дня, чтобы опять окунуться в работу.

Ещё во время предэкспедиционных сборов и тренировок мне удалось доказать Томассону и Топаловой, что я отлично справляюсь с обязанностями оператора погружения, и в конечном итоге я сменил на этом посту Гарсию, которому пришлось перекочевать в кресло помощника штурмана – наименее престижное место из всей вахтённой четвёрки. И хотя мы время от времени менялись постами, контроль над вакуумными излучателями всё же оставался моей постоянной обязанностью, тогда как Гарсия, садясь за пульт погружения, чувствовал себя лишь гостем. В виду всего этого, большой любви он ко мне не питал, но мне было наплевать – в друзья к нему я не набивался.

В конце концов командор Томассон заметил, что неприязнь ко мне со стороны Гарсии всё возрастает, внося нервозность в нашу работу, и быстренько перевёл его в другую группу. Новый помощник штурмана, суб-лейтенант Козинец, на моё место не претендовал, так что мы с ним неплохо поладили.

Через две недели после отлёта у меня, помимо основной работы пилота, появилось ещё одно занятие. Узнав, что в колледже моей сопутствующей специальностью была биология, руководитель научно-исследовательской группы предложил мне посещать семинары ксенобиологической секции. Просто ради интереса я сходил один раз, другой – а затем увлёкся.

Семеро ксенобиологов, входивших в состав экспедиции, сильно отличались от университетских преподавателей, которые приходили в наш колледж читать лекции и проводить лабораторные занятия. Эти люди были не учителями, а исследователями, помешанными на своей науке энтузиастами. Раньше я почему-то считал, что в начале экспедиции учёные большей частью бьют баклуши и лишь по прибытии на место принимаются за дело – собирают данные, анализируют их и так далее. Но не тут-то было. Наши ксенобиологи располагали массой ещё не обработанного материала из предыдущих экспедиций, да и сама космическая биология таила в себе множество нерешённых проблем, и все семеро учёных буквально дневали и ночевали в своей лаборатории, ставя бесконечные опыты, устраивая дискуссии, предлагая гипотезы и тут же разнося их в пух и прах.

Я помогал им то в качестве лаборанта, то просто мальчика на побегушках, а иногда набирался смелости и участвовал в обсуждении особо интересных проблем. В основном я говорил глупости или предлагал идеи, уже давно проверенные и либо принятые, либо отвергнутые, но никто надо мной не смеялся – напротив, меня поощряли к «свободному, раскованному мышлению». Руководитель секции как-то сказал, что я очень способный парень, и грозился за год-полтора подготовить меня к сдаче экзаменов на степень магистра.

Против этого я не возражал, так как уже знал, что в Астроэкспедиции поощряется многопрофильность. Например, старпом Крамер был доктором психологии – впрочем, это полагалось ему по должности. Яна Топалова тоже была психологом, капитан Томассон имел степень доктора физических наук, даже периодически публиковал статьи по вопросам взаимодействия вакуума с материей, а старший навигатор Вебер готовился защитить докторскую по математике, причём в самой отвлечённой и наименее практической области – теории чисел. Остальные лётчики были магистрами по разным прикладным специальностям – термоядерная и вакуумная энергетика, сетевые коммуникации, кораблестроение и прочее. Я рассудил, что в нашей лётной команде не окажется лишним дипломированный ксенобиолог.

Элис искренне радовалась моим успехам, а я так же искренне переживал за неё. Впрочем, пока она держалась молодцом и даже пыталась находить удовольствие в своей работе. Я верил, что в реакторном отсеке ей интересно, однако понимал, что все её помыслы устремлены к рубке управления.

На корабле мы с Элис стали ещё ближе, чем были раньше, когда учились в колледже и жили в одной квартире. Мы проводили вместе бóльшую часть своего свободного времени – благо старпом Крамер, основываясь на наших анкетных данных, постарался максимально синхронизировать её вахты с моими. Но, увы, наша близость по-прежнему оставалась сугубо платонической. Ещё до отлёта у Элис появилась новая подружка – Лина Каминская из интендантской службы, стюардесса, которая обычно дежурила на мостике во время наших вахт. В её обязанности входило готовить нам кофе и сандвичи, а также исполнять разные мелкие поручения; кроме того, она работала и в медсанчасти, рассчитывая со временем переквалифицироваться из стюардесс в медсёстры. Это была милая юная особа, принадлежавшая к тому типу девушек, которые служат молчаливым украшением любой компании. В нашем обществе Лина вела себя тише воды ниже травы и не претендовала на то место, что я занимал в жизни Элис, а вполне довольствовалась свободным местом в её постели. Я же, как и раньше, довольствовался тем, что был для Элис самым дорогим и близким человеком…

Вопреки моим надеждам и расчётам командора Томассона, перевод Гарсии в другую группу, хоть и снял напряжение на вахте, окончательно проблемы не решил. Гарсия давно зарился на постоянную должность оператора погружения, и с уходом моего предшественника он уже решил было, что это место у него в кармане. Но тут появился какой-то сопляк (в смысле, я) и потеснил его.

В своей новой группе Гарсия тоже стал помощником штурмана, что его отнюдь не удовлетворило, и с каждым днём он становился всё более злым и раздражительным, часто жаловался знакомым, что к нему относятся несправедливо. В своих бедах он винил то моё коварство, то происки Топаловой – дескать, она положила на меня глаз и воспользовалась своим влиянием, чтобы обеспечить мне быструю карьеру.

По совету старшего помощника, командор Томассон часто сажал Гарсию на место штурмана, и в итоге получалось, что добрую треть своего вахтённого времени тот возглавлял группу. Другой бы на его месте только радовался (например, я), но в голове у Гарсии, похоже, сломался какой-то переключатель, и он счёл это жалкой подачкой. В результате его неприязнь ко мне переросла в откровенную враждебность, и он задался целью сделать мою жизнь на корабле невыносимой.

К сожалению, Гарсия был старожилом на «Марианне», а я всего лишь новичком, и многие в экипаже, если не поддерживали его, то относились к нему с сочувствием, а ко мне – с предубеждением. Единственное меня утешало, что это не касалось лётно-навигационной службы. Поскольку конфликт начался на профессиональной почве, лётчики быстро разобрались, что к чему, и встали на мою сторону – кто из убеждённости в моей правоте, а кто из-за того, что Гарсия вёл себя неэтично, предавая огласке наши внутренние проблемы, образно говоря, вынося сор из избы.

Впрочем, постепенно Гарсия растерял сочувствующих и среди остальной части команды. По своей глупости он замахнулся на то, что в условиях замкнутого мирка из четырёх сотен человек, считалось священным и неприкосновенным – он начал разбирать мою личную жизнь. Как-то один знакомый сообщил мне, что Гарсия распускает слухи, будто бы я консультировался у начальника медсанчасти по поводу перемены пола, жалуясь ему, что моя подруга Элис Тёрнер отдаёт предпочтение женщинам и пренебрегает мной как мужчиной.

Дальше стало ещё хуже. Гарсия принялся преследовать нас с Элис, когда мы были на людях, и то и дело отпускал во всеуслышание похабные шуточки в наш адрес. Вдобавок он прохаживался и отдельно по Элис, утверждая, что она, якобы, оказалась настолько бездарным пилотом, что её не захотели брать даже в каботажники. Подобного рода нападки Элис переносила куда болезненнее, чем публичные разборы наших с ней отношений.

Несколько раз Гарсию вызывал для беседы Крамер, но длительного эффекта это не давало. Ситуация накалялась и грозила взрывом. На тридцать второй день полёта этот взрыв произошёл.

Наша Первая группа сдавала вахту Третьей, в составе которой находился Гарсия. Когда я освободил место за своим пультом, он внезапно оттолкнул в сторону моего сменщика, вскочил в кресло и, как ни в чём не бывало, отрапортовал:

– Оператор погружения вахту принял!

Командор Томассон, который в силу своих капитанских обязанностей находился в это время на мостике, строго заметил:

– Пилот Гарсия, это не ваше место.

– Никак нет, сэр, моё, – возразил он и попытался было приступить к работе.

Однако Томассон уже был готов к этому и моментально заблокировал пульт погружения, переключив управление вакуумными излучателями на себя.

– Суб-лейтенант, вы освобождены от своих обязанностей и арестованы за неподчинение приказу командира. Покиньте мостик и отправляйтесь на гауптвахту до дальнейших распоряжений.

Внезапно Гарсия истерически захохотал и принялся беспорядочно нажимать кнопки и щёлкать переключателями на пульте.

Шкипер дал сигнал локальной тревоги. Спустя секунду в рубку ворвались двое широкоплечих парней из десантной службы – во время полёта они исполняли на борту полицейские функции, а эта пара как раз стояла на посту при входе на мостик.

– Арестуйте пилота Гарсию, – приказал им Томассон. – И доставьте его на гауп… нет, в медицинский изолятор.

Дюжие десантники запросто выдернули Гарсию из кресла и увлекли к выходу. Он перестал смеяться и вместо этого зарыдал. Зрелище было жалким и отвратительным.

Когда десантники с Гарсией покинули мостик, командор Томассон устало распорядился:

– Топалова, Вебер, Вильчинский, вы свободны. Пилот Козинец временно остаётся помощником штурмана. Позже я пришлю замену.

Мы втроём вышли из рубки в подавленном состоянии.

– Вот это скандал! – мрачно произнёс Вебер.

– Да уж, – согласилась Топалова. – Такие срывы случаются чуть ли не в каждой дальней экспедиции, но чтобы среди лётчиков… Эх, зря шкипер не послушался совета Крамера.

– О чём ты? – спросил я.

– Ещё десять дней назад старпом предлагал отстранить Гарсию от несения вахт. Тогда тоже был бы скандал, но не такой, как сейчас. Боюсь, что теперь его карьера закончена. В Астроэкспедиции точно. – Словно прочитав мои мысли, Топалова положила руку мне на плечо. – Только не бери себе в голову глупостей, Алекс. Ты тут ни при чём. Во всём виноват идиот Гарсия. И только он один.