Читать книгу Инкубатор. Книга II - Олег Готко - Страница 4

Вечер ничем не отличался от сотен таких же одиноких, проведенных Сергеем в стенах квартиры. За окном шелестел дождь, он сидел перед монитором, а рядом мягко светилась настольная лампа. Разве что сейчас Шевцов не напрягал мозги в угоду очередному заказчику и не мочил монстров, расслабляясь после трудов праведных, а читал письмо от Жорки, счастливо пребывающего за тридевять земель.

В нескольких коротких строчках e-mail не было и намёка на скорый апокалипсис, который время от времени ожидало местное население. Наоборот – ключом била жизнерадостность. Пасынок восторженно писал о гранте, предоставленном ему Массачусетским технологическим для продолжения исследований. Затем к радости примешивалось сожаление, что они не смогли увидеться, как планировалось. Заканчивалось послание обычным сетованием, мол, зря отчим не живёт с матерью, и пожеланием: «Найди время, придумай что-нибудь, ведь раньше было так здорово». В постскриптуме – заверения, что они обязательно встретятся в следующем году.

Ничего, абсолютно ничего в письме не намекало, что встреча эта станет смертным приговором миру. И когда Сергей впервые пробежал глазами написанное, он тоже пожалел, что Жорка не приедет на его сорокапятилетний юбилей. Потом взгляд вернулся к просьбе «придумать что-нибудь».

Шевцов откинулся на спинку кресла и невесело усмехнулся. Жорка, наивный гений, который в свои двадцать собирался перевернуть мир – причём очень похоже, что это неизбежно, – до сих пор дорог его сердцу. Как-никак, а воспитывал с двух лет и даже пытался в своё время решать пресловутую проблему отцов и детей. И это было посложнее дебрей физмата, покоривших пасынка.

* * *

…Как-то за ужином Сергей, порывшись в памяти, отыскал заумь относительно пространства-времени, которая завалялась там с институтских времён, да и осчастливил ею пацана, демонстрируя, что тоже не лыком шит. И наткнулся на изумлённый взгляд Жорки – в те годы чернявого тринадцатилетнего мальчишки с синими глазами.

– Пап, – сказал тот, – эту точку зрения похоронили еще лет двадцать назад.

– Что, серьёзно?

– Ага. – Жорка кивнул, прожевал и добавил: – Уже в те годы доминировала теория… – Увидев, как глаза отчима зашторились непониманием, оборвал себя: – А, ладно. Не твоё это, смирись.

Шевцов поперхнулся.

– Почему?!

Пасынок посмотрел на него с явным сожалением.

– Ладно, зайдём с другой стороны. Что такое винтовая лестница?

– Ну… это… – Сергей спиралеобразным движением руки показал, что понимает под винтовой лестницей, и тут же возмутился: – Да причём здесь какая-то лестница?!

Жорка снисходительно ухмыльнулся и наставительно произнёс:

– Это лестница, проекционный контур которой имеет форму окружности. В центре у неё опорная стойка, несущая всю нагрузку, а к ней по спирали лучеобразно крепятся ступени, сечёшь?

Первой, глянув на вытянувшуюся физиономию мужа, захохотала Анна. Когда ошеломлённого Шевцова отпустило, он тоже хихикнул. Правда, через силу и скорее для поддержания разговора.

Жорка же окончательно добил фразой:

– Пойми, пап, мы мыслим разными полушариями, тебе ближе образы, а мне – логика.

Окончив экстерном политех, Жорка уехал из страны. Обуреваемый юношеским максимализмом, он считал, что его талант нужен всему миру. С его точки зрения так было не просто правильно, но и в высшей степени логично.

Может, поэтому рациональный пасынок и верил свято, что стоит отчиму сделать шаг навстречу, как мать тут же броситься тому в объятия, но… Его познания в психологии весьма уступали уровню понимания той же единой теории поля. Не учитывал он, что семья – это отнюдь не послушные иксы в жёстких рамках уравнений. Уже года три Сергей с Анной жили не то, что порознь, а в разных городах. И если жалели о разрыве, то лишь в одиночестве вспоминая прошлое. По крайней мере, так случалось с ним.

Как было с Анной, он не сильно интересовался, поддерживая уже бессмысленные отношения лишь поздравлениями по праздникам. Та жила одна, находя утешение в том, что её сын действительно самый лучший. Случалось, раньше Сергей жалел, что у них нет общих детей, но, представляя, как бы они выглядели на фоне гения, говорил себе, что нет худа без добра.

Он не был лишён толики циничного рационализма, считая, что в мире и без того немало ущербных…

* * *

Тяпнуть в одиночестве Шевцову тоже не претило, а налить было самое время. Так, во всяком случае, подсказывал ему внутренний голос.

Он поднялся с кресла и отправился на кухню. Там, смакуя предвкушение, достал из навесного шкафчика початую бутылку «Борисфена» и плеснул в стакан. Подняв его, сделал заздравный жест в сторону чайника, маленькими глоточками выпил и причмокнул, чтобы полнее ощутить послевкусие.

Коньяк был довольно неплох, а вот всё остальное…

Вид двора с третьего этажа не радовал. За окном темнело, шёл дождь – апрель выдался гнусным. По стеклу ползали прозрачные амёбы капель. Мерзко дрожа под порывами ветра, они бросались на соседок, поглощали их, чтобы, в конце концов, сползти в лужу безысходности, слиться там с аморфными трупами. Это навевало мысли о конечности возможностей, быстротечности бытия и плюсиках кладбища.

Сергей налил ещё. Глоток коньяка скользнул внутрь, захотелось закурить. Вспомнилась мясистая докторша, которая, взглянув на днях на его кардиограмму, засверкала очками и начала брызгать слюной в том смысле, что ему наплевать на своё сердце.

Тогда от неожиданности он едва не свалился со стула. Ну никак не ожидал такой истеричной реакции от той, кто, казалось бы, должна по-матерински пожурить и посоветовать бег трусцой или ещё какие лечебные примочки. Но чтобы так орать!..

– К чёрту… – пробормотал Шевцов, достал из того же шкафчика распечатанную пачку сигарет, открыл обе форточки и закурил.

После первой затяжки он присел на табурет, от следующей голова закружилась не на шутку. Ещё один глоток коньяка преобразовал глухую тоску в лёгкую печаль. Ну не будет Жорки на дне рождения, и ладно. Может, оно и к лучшему. О чём с ним говорить? О матери, с которой руки не дошли развестись? Причём никак не из-за того, что оставалась надежда на реанимацию отношений. Просто жизнь незаметно растеряла мишуру, разбавила адреналин молодости формалином зрелости и не оставила фантазиям места. И не уедь он, то наверняка сейчас обсуждал бы с Анной, лениво почёсываясь, письмо Жорки и его успехи.

«Позвонить ей, что ли?» – подумал Сергей, отхлебнул коньяка, затянулся и от мысли отказался. Тогда он не мог не уехать – отец, у которого обострилась болезнь Альцгеймера, требовал постоянного ухода, и приходящая сиделка не справлялась. Анна всё прекрасно понимала и ссор не устраивала. Или ей было просто безразлично, потому что уже затвердела в роли матери гения, чёрт бы её побрал!

Почти три года с больным отцом. Безвылазно – к счастью, нашлась удалённая работа. Лекарства за бешеные деньги, подгузники, катетеры, кормежки, ненасытные лапы врачей, а потом и пролетариев от ритуальных услуг…

Шевцов налил ещё. Лёгкая печаль умерла вместе с окурком на дне пепельницы. Старая злоба заставила скрипнуть зубами. Он залпом выпил коньяк и снова закурил, жадно затянувшись. На мгновение захотелось схватить отцовский карабин, выбежать на улицу и расстрелять свинцовую тоску над головой, проливающую слёзы по его никчёмной жизни.

Однако сдержался – не стоит палить в белый свет как в копеечку. Слова, которые отец говорил ему, когда он промахивался, запомнились навсегда. Ещё старик втолковывал, что стрелять всегда надо на холодную голову – выдохнуть, прицелиться и пальнуть, превращая цель в жаркое.

Оружие лежало в надёжном месте. И будет там, пока… Ну, пока жизнь не достанет окончательно. До сих же пор соблазн сунуть дуло в рот был невелик – теплилась надежда на сердце, которое остановится вовремя вопреки настораживающей наследственности. И всё же наличие «пожарного выхода» грело душу – очень уж долго и жестоко мучился отец.

Сергей затушил сигарету, вернулся к компьютеру, включил настольную лампу и саркастически хмыкнул. Вот он – жидкокристаллический тупик, а заодно и радуга в конце туннеля. Завалить десяток-другой монстров, что ли?..

Мысли прыгнули назад, к Анне. А ведь могла бы поехать с ним! Что её держало в столице?..

Шевцов оскалился – а что она имела бы здесь? То-то же… А ты говоришь – найди время! И что он скажет? Давно не виделись? Как дела? Как жизнь? А жизнь – вот она, в директориях винта, где лежат фотографии. Тоже винтовая, чёрт бы её побрал, лестница, по которой карабкаешься в никуда!.. И перил у неё нет…

Сергей наугад открыл папку, включил слайд-шоу и уставился на экран. Снимки сменяли друг друга, как пули в ленте. Не настолько, конечно, быстро, но каждый словно оставлял дыру в завесе прожитых лет.

Сканированное детство, школа, несколько штук из института… Свадьбы знакомых, крестины, дни рождения, похороны… Анна. Он с ней. Часто.

Фотографии мелькали перед глазами, Шевцов вспоминал, вспоминал, вспоминал… А потом подспудная тоска по жене вырвалась на волю, заставила всерьёз отнестись к Жоркиному пожеланию что-нибудь придумать и напрячь мозги. Ему отчаянно захотелось посмотреть в её глаза – что-что, а настроение Анны по выражению взгляда угадывать научился безошибочно. И если там заметит хотя бы намёк…

С чего же начать?.. Идей не было. М-да, что ж, придется поднажать на акселератор!

Сергей снова отправился на кухню готовить кофе. Пока закипал чайник, он смотрел в окно, где на фоне ночи угадывался его двоящийся силуэт. И вместо того чтобы размышлять над тем, как вернуться к Анне, вдруг представил, что наблюдает за собой со стороны.

Стоило Шевцову это сделать, как его внезапно окутало странное ощущение, словно так оно и есть. Картинка нарисовалась очень чёткой: начинающий лысеть и расплываться животом полупьяный мужик с тупым взглядом стоит в клетчатой байковой рубашке на кухне, не блещущей хай-теком и чистотой.

Чудная фантазия вызвала дежавю и неприятный холодок в животе. Он помотал головой – видение не из тех, которые хотелось бы запомнить. Неприятное, жутковатое и постыдное, будто и вправду заглянул в чужое окно…

Чайник закипел. Сергей снял его с плиты, повернулся спиной к окну, залил в кружку воды и втянул носом пар, изрядно приправленный ароматом кофе, но это не доставило удовольствия. Наоборот, когда запах ударил в ноздри, на задворках памяти мелькнула докторша. Была она в белой сутане и, судя по вдохновенному выражению лица и шевелению губ, угрюмо вещала рублеными словами.

Шевцов презрительно фыркнул, посылая её туда, где предсказателям самая тёмная яма. Однако вместо того чтобы вдохнуть глубже и порадоваться жизни, мрачно подумал: «А ведь когда-нибудь завоняюсь… И обнаружат меня соседи исключительно благодаря смраду протухшего мяса. В руках будет карабин, а в черепушке – дырка…»

Он поморщился: надо же какая гадость в голову лезет! Думай о встрече, а не…

Из памяти упорно не шёл силуэт в окне. Очень уж тот вписывался в ночную реальность и, возможно, был намного более настоящим, чем Сергей сейчас себя чувствовал. По-дурацки вытаращившийся в окно образ, будто увиденный из параллельного мира, упрямо маячил перед внутренним взором.

Шевцов опять помотал башкой, отхлебнул кофе и закурил.

«Не к тому врачу ты ходил, тебе к мозгоправу надо! О деле думай, пока совсем не свихнулся!»

Сознание того, что силуэт смотрит в спину, было сильнее желания размышлять о другом, постороннем. Шевцов схватил бутылку «Борисфена», подрагивающей рукой вылил остатки в кружку, поднял её и рывком обернулся. Ближайшее отражение, будто в страхе, слилось с дальним, а то, чёткое и словно бы выпуклое, вытаращилось на Сергея, явно испуганное внезапностью его действий.

– То-то! Будешь знать, как подглядывать, – процедил он и сделал большой глоток.

Анна любила смесь кофе с коньяком. Сам он считал, что их лучше пить по отдельности, но теперь не до того, чтобы привередничать. Отняв от губ кружку, Сергей победно глянул в окно. Однако торжеством жил всего несколько мгновений – отражение с непередаваемой жалостью смотрело на него.

От его сочувствия стало совсем не по себе.

Неожиданно рядом с правой рукой силуэта во тьме проявились два бледно-зеленоватых огонька. Спустя секунду Шевцов сообразил, что это глаза. И принадлежат они очертаниям здоровенного серого кота. Которого у него никогда не было!

Внезапно он опять увидел кухню со стороны, вот только сам выглядел вдвое меньше. И словно прозрел: «Так видит жертву хищник! Так смотрит кот на мышь! Бежать!..»

Сергей выронил кружку и, пока та разлеталась по углам осколками, быстро попятился вон.

«У меня – «белка»!.. Да откуда?! Я же столько не пью!..»

Сердце выскакивало из груди и бухало в ушах, стремясь просочиться наружу кровавым фаршем. Сам же всем телом привалился к закрытой кухонной двери, исходя холодным противным потом и ожидая, как вот-вот почувствует мягкое давление. С той стороны. Мягкое, но неумолимое. И дверь ему не удержать. Она плавно откроется и сначала в щель скользнёт кот, а затем…

Время шло, но ничего не происходило. Он успокоился, обзывая себя параноиком – да фары это были вдалеке, а не кошачьи глаза! – и отошёл от двери. Опасаясь, однако, повернуться к ней спиной. Наткнулся на кресло и тяжело плюхнулся в него.

«Наверное, в жизни каждому хоть раз, да бывают жуткие видения… Мол, окстись, пока не поздно! А тут и химерная врачиха, и депрессивный дождь, и коньяк опять же… Да уж, хорошо бы возвратить деньки, когда никакая чертовщина не знала ко мне дороги. Но вот как всё сделать без ущерба для гордости, если в свете дырки в голове маячит шкурный интерес? – Сергей задумался о жене. – Вот если бы мы с Анной пересеклись случайно… Точно, хорошо бы организовать спонтанную встречу! Но как?»

Умирать не хотелось. Свихнуться перед смертью – тем более. Извилины начали прямо-таки пульсировать от напряжения.

«Интересно, где этот любитель стишков? Фанат рифмоплетства, чёрт бы его побрал, благодаря которому они с Анной познакомились! В могиле?.. Наверняка. А ведь мог бы повторить свой, хм, подвиг. Хотя он в любом случае герой неизвестный… Что ж, если повода нет, то его нужно создать!»

Стресс здорово встряхнул его, и неожиданная идея показалась настолько великолепной, что Шевцов моментально забыл о недавних страхах. Ну, Жорка, ты просил что-нибудь придумать, значит, теперь не обессудь – быть тебе заочным героем! М-да, потом посмеёмся вместе.

Описание неведомого благодетеля, как о нём рассказывала Анна, память сохранила – серый плащ, кепка, рыжая бородка, очки в роговой оправе, ярко-синие глаза. Ничего выдающегося, вполне себе обычная личность, приближённая к поэтическим кругам. Придать выражению взгляда собственной значимости, добавить чуток мрачной сумасшедшинки в прищуре, превосходства в линии губ, а бороде – увядающей дерзости, и всё будет в ажуре.

Первым делом Сергей выбрал фотографию Жорки поновее и запустил программу, которая в процессе обработки старила лицо. Вскоре пасынок на изображении выглядел так, как, возможно, будет смотреться лет в шестьдесят. Морщины, обвисшие щёки, мешки под глазами – не сказать, что сильно ужасно, но таки не очень привлекательно.

Он цыкнул зубом и пробормотал:

– Ну, здравствуй, Георгий свет Васильевич…

Затем взялся цеплять на нос очки и приделывать бородку, после чего – уточнять детали. Занятие увлекло и, когда закончил, то слегка вздрогнул от того, что получилось в целом. От Жорки почти ничего не осталось – на мониторе был властный и жёсткий дядька, чьи глаза, казалось, заглядывали в душу, оценивая по самой примитивной шкале.

«Образное мышление у тебя, говоришь? – будто спрашивал злобный тип и презрительно цедил, не дожидаясь ответа: – Да кому ты нужен в наше время быстрых реакций, тормоз эволюции?»

– М-да, – протянул Сергей, – с такими рожами в диктаторы записываются или хунту организовывают. Пожалуй, ещё отпугнёшь.

И он несколькими штрихами заставил лицо подобреть и удовлетворенно откинулся на стуле. Осталось вписать этого фантома в действительность, то есть создать фон, но сначала – спать…

* * *

Мужик в нужной позе повстречался на следующий день в баре, куда Шевцов зашёл выпить пива после долгих блужданий по мокрым улицам. Запечатлев его на айфон, он допил бокал, ощутил прилив бодрости и двинул домой, лелея желание закурить.

В кухонном шкафчике сигарет не оказалось. Видать, добил вчера.

– Оно и к лучшему, – криво усмехнулся Сергей, – не будем тревожить тень врачихи почём зря. Хотя пугало из неё знатное, м-да…

Побурчав, он приступил к делу, которое нравилось всё больше и больше. Казалось, созданный персонаж прямо-таки требует завершить его и выпустить в жизнь. Пробормотав себе под нос народную мудрость, что быстрые роды – привилегия кошек, Шевцов совместил лицо с фигурой неизвестного и подправил пропорции.

– Так, теперь не помешала бы тень улыбки…

К вечеру всё было готово. «Фанат» сидел за столом, задумчиво разглядывая почти пустой бокал. В его позе сквозила разочарованность, смешанная с потерянностью. Однако не выглядел слишком несчастным, скорее – смирившимся с тем, что жизни осталось на донышке. Милый, в общем, дедок, покорно доживающий отпущенное и, возможно, склонный к чтению стихов в пустой квартире по вечерам. Правда, в глазах таилось нечто противоречащее образу, да и чёрт с ним! И так сколько времени убил…

Над текстом письма Анне он долго не мучился. Написал: «Привет! Узнаёшь его?», – да и отправил.

И жена ответила на рисковую шутку. Да, тогда задумка ещё казалась розыгрышем, который должен просто свести их снова. Анна писала, что сразу признала того мужчину, спрашивала, где Сергей его отыскал и как. В общем, проявляла такой чрезмерный интерес, что поначалу это показалось добрым знаком. В самом жизнерадостном расположении духа он решил выпить кофе, а заодно и сочинить историю с намёком на то, что встреча с её «фанатом» – явный посыл свыше. Такая же мистическая, как и случившаяся с ней в тот сентябрьский день много лет тому.

* * *

…Тогда в учительской школы, где Анна преподавала язык и литературу, появился пожилой мужик и начал рьяно уговаривать её прийти на встречу молодых поэтов. Причём складывалось впечатление, что они знакомы как минимум шапочно, а он едва ли не преданный поклонник её рифм, которые изредка печатались в газетах.

И она пришла, но ни на встрече, ни после своего «фаната» не видела. Больше того, никто из коллег и знакомых мужчину тоже не знал. Его же, Сергея, на лирический вечер затащил приятель и сам пописывавший стишки. Битый час уговаривал, мол, нечего дома штаны просиживать, погода хорошая, люди интересные. Кроме того, книжку собираются издавать, им дизайнер прямо-таки позарез будет нужен. В общем, убедил, и они с Анной познакомились…

* * *

Зайдя на кухню, Шевцов с вызовом подмигнул силуэту в окне, мол, попробуй только выкинуть что-нибудь несуразное, так я тебя мигом! Отражению на храбрость Сергея было наплевать, как и тени кота под призрачной рукой. Именно она и смутила больше всего, потому что никаких чертовых машин за окном не наблюдалось.

«Это всё игра воображения, – постарался убедить себя Сергей. – Не сходи с ума! Один раз померещилась нездоровая фигня, вот теперь оно и дорисовывает…»

Мысли заглушил чужой голос, громом отдавшийся в голове:

«Мой это кот, Тайсоном зовут».

Сказать, что это была неожиданность, значило уменьшить слона до размеров мошки. Впрочем, подумал он об этом только тогда, когда сердце вернулось из дальней командировки в пятки, куда, кстати, отправилось по своей инициативе.

«А почему он не чёрный?» – отупев от шока, поинтересовался Шевцов и стал неспешно прокручивать мысль о нервном переутомлении.

«Зато кусает за ухо, когда жрать хочет. Ещё вопросы есть?»

«Не…» – вконец растерявшись, мысленно пробормотал он.

«Тогда заткнись и слушай!» – И не совсем силуэт поведал в подробностях, как всё обстоит в действительности. Его слова странным эхом откликались в голове у Сергея всё то время, пока приходил в себя, – практически как родные.

«Как я мог так угадать? Какова вероятность такого совпадения? Жорка наверняка сказал бы точно, назвав какую-нибудь ничтожную цифру, сравнив её с моими шансами стать, к примеру, богом. Жорка… – И тут его осенило. – А ведь это он! Не просто послужил прототипом, а был тем самым фанатом! Потому что ему таки удалось добиться своего в будущем и вернуть себя во времени! Может, не физически, но создав нечто вроде привидения, абсолютно реального для того, кому предназначено его увидеть. Теперь ты понимаешь, что это значит? Его предположение подтвердилось…»

Да, Жорка носился со своей гипотезой о природе времени, услышать которую от шестнадцатилетнего пацана было просто смешно. Если, конечно, не знать, что перед тобой гений. Как-то пасынок вкратце рассказал её, наверняка сильно упрощая, чтобы отчим понял.

* * *

Всё сводилось к тому, что время кажется прямолинейным только людям, изначально живущим в одном направлении. В реальности же оно спираль, пружина, соединяющая прошлое и будущее, та же винтовая лестница, в конце концов. И человекам дано это чувствовать, когда мгновения либо растягиваются, либо сжимаются, и круги спирали как бы соприкасаются.

– Наше восприятие не способно управлять временем, но оно реализует свои возможности в экстремальных ситуациях. Мы даже можем заглядывать в будущее, что, по идее, способно создать временные петли, если люди попытаются изменить своё настоящее, сечёшь?

Тогда он кивал, не сильно вникая в Жоркины слова. Однако когда силуэт, то есть его, Шевцова, двойник из истинной реальности – сейчас поверилось сразу! – упомянул об этом, Сергею вдруг открылась истина. Неприятная и подлая, настолько гнусная, насколько может быть низменным желание человека выжить любой ценой. И не просто остаться живым, но и удовлетворить свои неестественные амбиции!

Убедив в прошлом мать сходить на встречу поэтов, пасынок из будущего использовал его втёмную как битюга, обязанного безропотно везти хозяина к высоким целям. Жорка изменил его жизнь до неузнаваемости, подсунув вместо морковки – или чем там манят тупых меринов? – самое святое, Анну, свою мать… Что могло заставить его так поступить? Желание славы и богатства? Выжил из ума на старости лет? Или…

Мог ли пасынок во время клинической смерти, если допустить, что в момент её наступления открываются все нереализованные возможности, узнать о вероятностях своей жизни? Выбрать ту, где долго живёт, и внушить себе будущему необходимость вернуться? Почему нет? В противном же случае он умирает в детстве, мать в припадке отчаяния прыгает с балкона, а Сергей ничего об этом даже не подозревает. Может, прочитает в газете, а может, и нет. Как бы там ни было, но живёт иначе, вот что главное!

* * *

В тот момент, когда Шевцов осознал своё ничтожество, и явилась мысль не просто отомстить, но и всё изменить, вернув непрожитую жизнь. Как говорится, оскорблённый в лучших чувствах возжаждал справедливости. Чем он заслужил такое?! Что его ждёт в существующей действительности, кроме самоубийства? Но что будет – и будет ли? – если…

«Ты не исчезнешь, – шептал в голове силуэт, – ведь мы с тобой пересеклись. Нам не просто повезло, случайность здесь исключена хотя потому, что мы – одинаковые. Нас когда-то где-то что-то расщепило, но мы снова воссоединимся. Сейчас твои воспоминания становятся моими, потом ты сольёшься с моей сущностью, и да пропади пропадом твоя проклятая реальность! Твой Жорка уже ничего не может сделать и пусть сгинет вместе с ней!»

– Так-то оно так, но вот убить его непросто, – пробормотал Сергей.

Не ехать же в Америку, в самом деле! Ждать же, когда этот гадёныш вернётся сам, казалось невыносимым и невозможным, стоило лишь представить, каково это, зная весь расклад.

* * *

Силуэт помог разработать план, и через несколько дней Шевцов отправился на встречу с Анной. В столицу он решил ехать на электричке, где легко затеряться среди других и, соответственно, трудно запомниться.

Шагая к вокзалу пустынными утренними улицами, Сергей подспудно ожидал, что вот-вот из подворотни выскочит ему наперерез кто-то с кирпичом. Какой-нибудь никчёмный бомж, которому внушена потребность убить прохожего, идущего к вокзалу… По рёбрам сбегали холодные капли пота, но Шевцов упрямо волокся вперёд, настороженно вертя головой.

Однако по дороге ничего не случилось.

«Конечно, – подумалось ему, когда показался вокзал, – посреди улицы я мог бы заметить убийцу и застрелить, ведь знает, сволочь, что у моего отца был карабин. Значит, это произойдёт в электричке. К примеру, я случайно выпаду на ходу с прорехой в животе. Чёрт, ведь была же возможность купить мотоцикл! И теперь бы не трясся, шарахаясь от своей же тени…»

Он подошёл к центральному входу вокзала. В стекле двери мелькнул его силуэт.

«Всё будет нормально», – успело подбодрить отражение, пока Сергей тянул на себя створку.

И всё прошло просто отлично, хотя поначалу Шевцову так не показалось. Направляясь к условленному месту в парке, он наивно полагал, будто встреча вряд ли всколыхнёт былое. Однако, едва завидев Анну, понял, что ошибался – сердце замерло, ухнуло вниз, а затем резво кинулось нагонять упущенное. Понадобилось время, чтобы птичьи трели вернули себе былую пронзительность, а мгновенно выцветшая зелень кустов и деревьев перестала казаться серой.

Жена снова выглядела единственной и неповторимой – хвост длинных русых волос, мягкий взгляд серых глаз, полуулыбка и ещё тысяча родных мелочей, успевших сгладиться в воспоминаниях. Он испугался и растерялся – на мгновение показалось, что не сможет сделать то, что задумал. Затем чувства словно бы начали покрываться инеем, а сознание будто раздвоилось. Холодный голос рассудка напомнил о слишком многом, поставленном на карту. Влюблённая же часть трусливо мяукнула, что всё как бы останется по-прежнему, и забилась в дальний уголок.

В том самом лёгком синем платье Анна подходила всё ближе, а на Сергея накатывала отстраненность. Он стал казаться себе роботом, чья программа запущена и остановке не подлежит ни при каких обстоятельствах.

«Так надо. Так надо. Так надо… – долбил про себя, а когда в голову пришло, что жена и сегодня не опоздала, сменил пластинку: – Так будет. Так будет. Так будет…»

С тех пор, как они не виделись, Анна изменилась, чуть поправилась, а за последние годы добавилось морщинок у глаз и на шее, но… Всё, хватит. Главное, что она снова пришла на встречу. Да и платье скорее просто похожее. Он-то уж точно не был тогда в тёмно-сером пиджаке.

– Привет, – сказал Сергей, заставляя себя равнодушно глядеть на неё.

– Здравствуй, – ответила Анна, улыбаясь краешками губ. – Ты приехал без… нашего знакомого?

«Конечно, без! – фыркнул он мысленно. – Неужели не видно?»

Тень подозрения, что ему может быть всё ещё дорога отупевшая за время разлуки жена, окончательно исчезла. На него снизошло спокойствие.

– Так получилось, – криво улыбнулся Шевцов. – Он извиняется, приглашает к себе. Старость, говорит, то да сё… Ты уверена, что тогда был он?

– Конечно! Постарел, но его глаза… Да я же тебе сразу написала! А сам что говорит?

Он готовился к вопросу. Ответ на него, как и на другие, которые возникнут уже не у Анны, тоже отрепетирован и одобрен. Причём не только им самим.

– Загадочно молчит, – Сергей ухмыльнулся, – но обещает всё рассказать нам двоим. Вечером. Поезд через два часа, в полдвенадцатого. А пока давай прогуляемся, если ты не против?

Анна так доверчиво взяла его под руку, что мужа едва не передёрнуло. «Инстинктивно чует, вот и пытается разжалобить. – Мысль, которая раньше показалась бы идиотской, пришлась в самый раз. – Нет, ничего у тебя не выйдет. Вот только дойдём до подходящей скамейки…»

– Почему ты не приехал раньше? – Она заглянула ему в глаза.

«Повода не находил», – едва не буркнул Шевцов, но вслух произнёс:

– Тебе вроде было хорошо и без меня.

– Я скучала, дурачок. – Любимые когда-то глаза знакомо затуманились.

«Чёрт, только слёз не хватало!»

– Почему же молчала?

– Потому что дура. – Анна вздохнула, но не расплакалась.

Всё шло не совсем так, как Сергей ожидал. Он-то рассчитывал на более-менее прохладную встречу, а жена вела себя, будто они расстались от силы на прошлой неделе. И ведь сам бы ощущал нечто подобное, не будь уверенности, что должен идти до конца.

– Присядем? – Шевцов указал на скамейку среди невысоких густых кустов жасмина.

Анна кивнула. Они присели, но не успела жена заговорить, как Сергей одной рукой прижал её к себе и поцеловал. Поцелуй длился долго, до тех пор, пока свободная рука в кармане пиджака выполняла действия, отточенные многочисленными тренировками. Когда всё было готово, он воровато бросил взгляд по сторонам: аллейка оставалась по-прежнему безлюдной.

Шевцов оторвался от Анны, которая, распахнув глаза, восторженно ахнула. В тот миг, когда она открыла рот, рука Сергея быстро сунула туда извивающуюся осу и запечатала губы. Чувства окончательно завернулись в непроницаемый кокон. Не было ни любви, ни ненависти – молоток вбил гвоздь. Самообладанием стоило восхититься, но не осталось времени.

Женщина замычала, отчаянно задёргалась, пытаясь вырваться. Шевцов придавил её всей массой и держал из последних сил, пыхтя от натуги. Неоднократно проигрывая ситуацию в мыслях, он и не представлял, насколько всё будет трудно.

Глаза Анны выпучились. Казалось, они вот-вот выскочат из орбит. Зрачки расширились до отказа. Непонимание! Боль! Ужас! Меркнущий отблеск…

В юности, когда отец брал с собой на охоту, ему приходилось добивать ножом раненых животных. Те вели себя не в пример спокойнее. Интересно, успела ли Анна его проклясть, поняв, что происходит?..

Когда она обмякла, Шевцов отпустил безжизненное тело и отстранился, не испытывая ничего, кроме удовлетворения от того, что всё уже позади и непоправимо. Потом пришла мысль, что удалась только первая половина дела.

«Но зато самая сложная», – хмыкнул Сергей, осматривая окрестности и одновременно проверяя правой рукой пульс на шее бывшей жены.

Жилка не билась. В косых лучах утреннего солнца, прорезающих кроны деревьев, чирикали птицы – единственные свидетели преступления.

«Нет, восстановления справедливости, какой бы ей ни суждено стать… – поправил себя и фыркнул: – Май – чудесное время для восстановления».

На распухшую до безобразия отвисшую губу Анны изо рта вылезло насекомое, волоча за собой ниточки слюны. Он щелчком смахнул его, поднялся, придал мёртвому телу сидячее положение и медленно пошёл прочь. Обнаружат её быстро – мимо лица, обратившегося в чудовищную маску, вряд ли пройдут равнодушно.

* * *

Вернувшись домой, Шевцов уже который час ждал звонка, чтобы официально узнать о несчастном случае и сделать следующий шаг. Кроме того, не исключено, что благодаря голосу со стороны он, возможно, наконец-то прочувствует, каково это – быть душегубом. Будет ли это холодная волна, от которой окаменеет сознание? Или облегчение при известии, что всё идёт по плану? А может, внутри лопнет, хе-хе, заиндевевший кокон, изливая черную слизь, а уже та разъест мозг и доведёт до отчаяния?..

Едва ли. Сергей точно знал, что всё делает правильно, а это никого ещё не заставляло совать голову в петлю. Звонок необходим лишь как звено в цепочке, без которого убийство жены не имеет смысла. Совесть, задавленная пониманием великого значения дела, его не беспокоила. Бесило ожидание.

Шевцов ухмыльнулся гипертрофированному образу кокона. М-да, не будь он дизайнером, тогда образности в жизни наверняка было бы поменьше. И мимо окна в тот раз прошел бы, не обратив внимания на тени, и… Да мало ли что и как могло пойти иначе!.. Однако все идёт так, как должно, и теперь нужно лишь дождаться звонка.

Сергей переменил позу. Кресло скрипнуло под грузным телом – неживой звук резанул слух. Он скользнул взглядом по квартире. Горела лишь настольная лампа, углы комнаты тонули в полутьме. Всё, как обычно последние несколько лет: знакомые тени, тишина и одиночество холостяцкого мирка. Вот только сейчас Шевцов ждал звонка.

Что же чувствовал, когда в руках сотрясалось, выгибаясь дугой, тело? Он ведь живой человек! Пусть тогда казался себе роботом, но теперь, вспоминая, испытывает же хоть что-нибудь или нет?

Может, проникается ужасом происшедшего? Вряд ли – кошмар был уделом жертвы. Скорее ощущает всё те же отстранённость и брезгливость, будто следит за действием на экране монитора. Возможно, его отпустит после звонка, и тогда нахлынут сожаление, осознание жути того, что натворил, отвращение к себе… Быть может… А может, и нет, ведь смерть жены – только начало, и предстоит ещё одно убийство. Ради которого всё и затевалось, ведь Жорка никогда не простит себе, что пропустил похороны матери.

* * *

…Поначалу, когда они с силуэтом пришли к такому выводу, Шевцов – ведь любил же Анну, любил! – жутко переживал, чувствовал себя предателем и последней сволочью. Однако тот убедил, что другого выхода нет. Причём убить надо так, чтобы остаться вне подозрений.

Они перебрали множество способов вплоть до кирпича, упавшего жене на голову. Её смерть должна выглядеть абсолютно случайной – тогда и возиться с расследованием не станут, и закопают быстро. Идея с осой показалась лучшей не сразу, но, оценив в интернете эффективность укусов в рот по количеству летальных исходов, если под рукой не оказывалось специальных препаратов, была принята к исполнению. Так, наверное, выразился бы какой-нибудь киллер, а Сергей просто окончательно смирился с неизбежным, вычеркнув воспоминания об Анне из памяти.

Шевцов сделал хитрую коробочку, откуда будет несложно достать насекомое в нужный момент, и принялся тренироваться. Без укусов не обошлось, и несколько дней его указательный и большой пальцы смахивали на сосиски, но цель оправдывала боль. По той же причине он не казался себе маньяком, когда превращал отцовский карабин в обрез…

* * *

Сергей снова скрипнул креслом, потянувшись за сигаретой, – на сакральный образ бешеной пифии в белом халате сейчас было наплевать. Он закурил и успел подумать, что мать умерла, не узнав о смерти сына, а значит, не хлебнув лишнего горя, как зачирикал дверной звонок. На секунду сознание затопила паника: «Нет! Какого чёрта! Они никак не могут связать меня с убийством!»

К двери Шевцов приблизился на ватных ногах, снова будто бы наблюдая за своими действиями со стороны. «Вот и всё… Значит, Жорка всё-таки смог принять меры, гадёныш мелкий!»

И всё же сейчас ему было не настолько страшно, как утром, когда в сумерках, приложив кое-какие усилия, чтобы не быть узнанным при возможном просмотре материалов натыканных повсюду камер наблюдения, шёл на вокзал, ведь задуманное удалось, невзирая ни на что. И почему его не остановили сразу? Не смогли? Вряд ли. Может, затеяли с ним свою игру?..

«Сейчас тоже всё должно…» – не успев толком додумать, Шевцов рывком открыл дверь, обнуляя страхи.

На площадке стоял щуплый сосед в тёмной футболке и разношенных синих трико. У Сергея мгновенно возникло желание его удавить, затянув резинку от штанов на шее. С трудом сдержавшись, чужим от выброса адреналина голосом он поинтересовался:

– Что надо?

– Э, привет, сосед! У тебя, случайно, лопаты не завалялось? Хотя бы сапёрной…

Сергей вытаращился на дохляка и злобно спросил:

– Тёщу убил, теперь закопать нечем?

– Да ну тебя! – Сосед с опаской улыбнулся, неуверенно давая понять, что шутку оценил, и пояснил: – Друг только что позвонил, на рыбалку зовёт, червей хочу во дворе накопать.

«Везёт же идиоту! Ему уже позвонили…»

– Нету, – фыркнул с ненавистью и захлопнул дверь.

Всё ещё злясь, Сергей побрёл на кухню, где никогда не занавешивал окно. Силуэта за стеклами не было – чтобы он появился, нужно подать знак. Стоит включить свет, и тот моментально возникнет. Отражение объясняло, что такое представление о его проекции Шевцову легче воспринимать, чтобы настроить себя на общение. Иногда то было с сигаретой, иногда без. Видать, там у него самочувствие получше, и его сердце не тревожило неадекватных врачих.

«Там». Теперь Сергей знал – где. За межоконьем. Там всё то же самое, что и здесь, только он не угодил в рабство, не стал марионеткой, не сунул доверчиво голову… А может, и сунул, но Анна не пришла на встречу, потому что никто её не убеждал. Не было никакого «фаната» посредственных стишков… Они не встретились, и Анна, наверное, осталась жить. Сидит сейчас, смотрит телевизор… с другим или с Жоркой. Несостоявшимся пасынком, который не перевернул, тьфу, не перевернет мир лет через двадцать-тридцать. У которого просто не будет тех условий, что он, Шевцов, ему создал. Да может, тот вообще умрёт в детстве!.. Ведь болел же во втором классе пневмонией целых три месяца – врачи его практически с того света вернули. Эх, как бы всё упростилось…

Какого же чёрта никто не спешит сообщить ему о смерти дорогой и любимой?! Неужели так трудно обнаружить тело в парке, где субботним вечером толкается тьма народу? Затем достать из сумочки телефон и набрать первый попавшийся в списке номер – он ей не звонил, о встрече договаривались по скайпу, – с целью опознания? Даже если какой-то мерзавец украл сотовый у мёртвой, жена всегда носила с собой удостоверение личности, а таких привычек не меняют.

Потом ниточка потянется к нему – мужу, по стечению обстоятельств живущему в другом городе. Даже если какому менту с побочными ассоциациями и покажется странным то, что оса залетела жертве в рот, Сергей всё равно останется вне подозрений. Пусть без железного алиби, но ведь и бытовой повод для убийства у него отсутствовал. Всё, всё предусмотрено! А они не звонят, уроды!..

Наверное, такое вот нетерпение и должен чувствовать тот, кто жаждет идти к цели по трупам. Возможно, именно это, а не сам факт убийства, и делает человека душегубом?..

* * *

Звонят только утром. Всю сцену Шевцов разыгрывает как по нотам. Недоумение! Недоверие! Крик души! Понимание. Погружение в горе. Неизбывная печаль при прощании…

Затем звонок пасынку. В Штатах ночь. Сонный голос. Что случилось? Мама?! Как?!! Вылетаю…

После разговоров эмоции Сергея тоже не накрывают. На них опять просто не хватает времени. Он быстро собирается и едет в столицу. И пока добирается, голова занята предстоящим делом.

* * *

Шевцов стоит недалеко от входа в аэропорт. На нём джинсы и лёгкий серый пиджак, под которым рука сжимает обрез. Он нарочито лениво водит головой по сторонам, внимательно высматривая блюстителей порядка. Они не должны, не имеют права помешать!

Вокруг суетятся люди, не ведающие, что истекают последние секунды их существования. На задворках сознания копошится мутная мыслишка, но её нельзя трогать. Почему? Потому что она хуже ментов.

Из дверей аэропорта выходит Жорка. Осунувшееся лицо, потерянный взгляд. Ему всего двадцать. Пусть таким и остаётся.

А он сам? Останется ли что-нибудь после него? Хотя бы силуэт в окне, навевающий дежавю тому, кто живёт по-настоящему? Впрочем, имеет ли это значение? Тот, за межоконьем, будет помнить действительность, где Сергей любил Анну, хоронил отца, убивал дорогих сердцу людей…

Когда этой реальности не станет, там никто не заметит случившегося. Так происходили и будут происходить апокалипсисы, предсказанные теми, кому открывалось межоконье, и незамеченные оставшимися жить. Вселенские катастрофы нестрашны, разве что кому-то приснится кошмар. Или каждый страшный сон – свидетельство конца света?..

Наверняка закольцованная реальность исчезает бесследно, в лучшем случае оставляя после себя бесплотные эманации. Зачем? Чтобы продолжилось истинное время? Может, и так, но это известно лишь господу богу и местному клону его…

Сергей рад, что не ощущает себя богом. В этом заключается его пусть бессмысленная, но свобода от всего, сущего здесь и сейчас. Да и что боги? Легенды о том, что делали с якобы непокорными Яхве, Шива и иже с ними, старательно передаются священниками не без тайного умысла, иначе им грозит безработица. На самом деле боги обречены творить миры и населять те людьми, потому что сами не властны разрушить созданное.

Смешно думать, что у них рука не поднимается. Просто они только и способны, что угрожать через своих холуев апокалипсисами, которые в конечном итоге претворяют в жизнь сами подопечные. Хотя бы по той простой причине, что подобие не означает полной аналогии. Богам, в отличие от тех, в кого вдохнули жизнь, не дано сойти с ума, истребить самоё себя, да и, в конце концов, просто удовлетворить зависть к существам, способным на это. Боги обречены создавать миры и только. Ад – наша фишка. Так что добро пожаловать.

Пропуском сюда служит проклятая петля времени, которая есть на вые у каждого. Так уж всё устроилось. И она неумолимо сжимается. Пуповиной ли при рождении, морщинками ли на шее любимой…

– Здравствуй, пап…

Голос Жорки наконец-то высвобождает всё, накопившееся с убийства Анны. Лопаются запоры, рушатся плотины, и Шевцова охватывает огромная, распирающая грудь радость. Дивный восторг заливает окружающее жемчужным светом. На пике экстаза он направляет обрез на пасынка и жмёт на спусковой крючок. Сейчас!..

Внезапно всё вокруг выворачивается наизнанку и обращается чудовищным негативом: в сером небе на месте солнца возникает чёрная дыра, Жоркины зрачки вспыхивают неестественно белым. За бесконечное мгновение до того, как боёк соприкоснётся с капсюлем, Сергея молнией пронизывает мысль, от которой цепенеет в беспросветном животном страхе: «Зачем силуэт заставил меня сделать это?..»

* * *

Силуэт ждёт выстрела. Чужие эмоции, раз за разом накатывающие волнами, мягко колышут его сознание. Он полулежит с закрытыми глазами в продавленном кресле цвета гнилой вишни, привычно поглаживая кота на коленях. Тот довольно урчит, уставившись на огонёк толстой чёрной свечи, горящей на столе. За окном в сумерках тонет остов сожжённой пятиэтажки.

В миг слияния, когда ещё одна сущность хлынула в тело, заполняя его сладким ужасом, Сергей стонет в истоме. Эхо выстрела ещё тает вдалеке, как вдруг кот запускает когти в хозяйскую ногу и громко шипит.

– Ты чего, Тайсон?! Всё… – Шевцов поднимает веки и от неожиданности вжимается в спинку кресла.

За межоконьем наливается потусторонней тенью его отражение, едва сдерживающее громадного одноглазого ротвейлера.