Читать книгу Ключи от Стамбула - Олег Игнатьев - Страница 13

В Константинополе, как и во всяком азиатском городе, тротуаров нет. Центральная улица, на которой находится дворец русского посольства, «La grande rue de Pera», запружена народом и многочисленными экипажами, но, вместе с тем, найти извозчика не представляется возможным. Улица узкая, не более двух сажен в ширину, а кое-где и того меньше. Ехать можно только шагом, так как два встречных экипажа из-за выступов домов и всеобщей сутолоки не всегда могут разъехаться. Едва выйдешь из посольства, как тут же оказываешься в жуткой толкотне с её кромешным грохотом колёс, копыт, старых карет, новых ландо, модных колясок, крестьянских телег и скрипучих повозок, называемых арбами и мажарами. Звон бубенцов смешивается с гортанными криками разносчиков воды, продавцов фруктов и овощей, персидской халвы и армянского сыра, турецкого шербета и болгарского ягурта – той же нашей простокваши, только из овечьего молока. По утрам ещё разносят сливки для утреннего кофе. Ржание коней, мычание быков, гомон толпы то и дело заглушаются воплями «варда!» – «поберегись!». Это кричат извозчики, форейторы и кучера, погонщики ослов и худорёбрые хамалы – носильщики тяжестей, согнутые в три погибели под каким-нибудь грузным комодом с распадающимися дверцами или надсадно хрипящие под огромным роялем с торчащими вверх ножками. Взвалив свой груз на спины, плечи, головы, не видя ничего перед собой, кроме пяток впереди идущих, они движутся медленным шагом и привычно стращают друг друга. Пешеходам volens nevolens[2] приходится лавировать между животными и экипажами. Куда ни глянешь – пестрая толпа. Европейские наряды, дамские шляпы, мужские цилиндры; английские кепи, болгарские бараньи шапки; камилавки евреев и фески, фески, фески! Преимущественно фески: ярко-малиновые с чёрными кистями. Турки переняли их у греков, завоевав Византию. Много негров и арабов. У негров фески плоские, а головы арабов-бедуинов покрыты белыми платками, красиво собранными в складки шнурами из цветного шёлка. Толчея, словно в Париже – часто бывают заторы. Да и как им не быть, когда повсюду стоят столики и стулья, турки варят кофе, жарят на углях шашлыки; на деревянном масле (чтобы отбить запах) парят рыбу. Чад и смрад стоят такие, что не продохнуть, и тут же толкаются нищие, цыгане с тощими медведями, закованными в цепи, цирюльники, готовые обрить любого правоверного, пока он будет наслаждаться кофе и курить кальян. Женщин на улице мало, в основном мужчины. Редко где можно увидеть молодую турчанку в ярко-синем, жёлтом или сиреневом платье, да и то её лицо прикрыто «яшмаком» – полупрозрачной шёлковой вуалью. Турчанки ходят стайками в сопровождении мужчин или старух. В других кварталах ещё хуже. Пера – это, собственно, и есть Константинополь. Все остальные части города – Стамбул. Из окон нашего посольства он весь, как на ладони – вместе с бухтой Золотого Рога, чьи воды на закате, в самом деле, блещут золотом. В Стамбуле, который отделён от Перы глубоким обрывом, заросшим дебёлым бурьяном, травой и колючим кустарником, преимущественно тёрном и кизилом, расположены дворцы султана, там находится правительство, пышно именуемое Портой, адмиралтейство, сераскират – военное ведомство, артиллерийский арсенал, духовное училище и университет.

По поручению Александра II Игнатьев побывал на лошадином рынке: Ат-Мейдане. Ходил, присматривал коней для его царского завода. Ему глянулась одна лошадь, белая, в яблоках, с грациозной шеей: кровный «араб» – без подмеса. Голова небольшого размера, вогнутый профиль, маленькие уши и широкие, как у налима, ноздри. Плечи длинные, косые. И холка так дивно очерчена – глаз не отвести! Ноги твёрдые, с чётко отбитыми сухожилиями, а хвост мягкий, шелковистый, высоко посаженный. Николай Павлович взялся было уводить её – ан нет, не сторговались. Барышник заломил крутую цену. Разошлись в пустяках, в каких-нибудь двухстах франках. Драгоман Макеев в утешение сказал, что здешние торговцы – сброд подонков, ушат безумной жадности и очевидного обмана в состоянии зловонного брожения. Куда ни глянешь, в какой квартал ни сунешься, всюду вор на воре, разбойник на разбойнике; мерзкие выползки преступного подполья, греки и армяне, которые, чуть что, прибегают к помощи европейских посольств. Турецкие власти лишний раз боятся их укоротить, арестовать, и всё из-за того, что подлые людишки тотчас поднимают крик: «Христиан обижают! Невинных преследуют!» Да каких там «невинных»! Армяне воруют маленьких девочек и продают их арабам в пустыню, а греки развращают мальчиков. Между ними снуют иудеи: рыщут свой гешефт. Из игорных домов с барышом не уйдёшь – ограбят или перережут горло.

Вечером, после мучительных раздумий, Николай Павлович решил, что правда лучше лжи и, скрепя сердце, сообщил родителям о горе, посетившем их семью.