Читать книгу Непрошеные или Дом, с которым мне «жутко» повезло Часть 4. Вспомнить будущее - Олег Колмаков - Страница 3

Дни, проведённые в больнице, как ни в каком ином месте весьма и весьма схожи друг с другом. Распорядок дня с необходимыми процедурами, обходами и приёмом пищи практически неизменен. Стены палаты и коридоров одни и те же. Персонал и окружавшие тебя люди, буквально через месяц становятся чуть ли не твоими родственниками. Как ты знаешь о них почти что всё, так и они о тебе. Здесь напрочь выбиваешься из привычного ритма жизни, а очерёдность и смысл дней недели полностью лишены всякого смысла. Вот и для меня, каждый новый прожитый день, ничем не отличался от предыдущего.

Улучшение здоровья, хоть и наблюдалось, однако происходило оно не так скоро, как мне хотелось. Медленно тянулась неделя. За ней вторая, третья…

Постепенно я начал вставать с койки и самостоятельно передвигаться по больничному отделению. Тёплая и почти летняя погода, установившаяся в начале мая, не просто дразнила, самым наглым образом она провоцировала меня на некие безумные поступки. К тому же Елена, навещавшая меня почти ежедневно, одевалась во всё более и более короткие, более лёгкие юбки и платья.

Мы, кстати, очень скоро нашли с ней общий внеслужебный язык. Подолгу болтали, много шутили, всё дольше и дольше она задерживалась в моей палате. В общем, мне с ней, как будто бы, было интересно. И если любовниками мы с Леной ещё не стали; то хорошими друзьями были уж наверняка.

Поначалу рассчитывая на нечто большее, и чуть форсируя ход события, я был несколько нетерпелив. Мне непременно хотелось ускорить естественное развитие наших отношений. Пару раз, я даже пытался.… Ну, вы сами должны понимать, чего может попытаться сделать молодой, выздоравливающий и «голодный» мужчина, оставшийся наедине с ещё более юной, стройной и привлекательно дамой.

Однако каждый раз, когда дело доходило до определённой зыбкой черты, отделявшей обычный флирт от серьёзных отношений – она, ссылаясь на тысячу причин, моментально переходила к глубокой и непреодолимой обороне, перед которой я вынужден был отступить.

А, впрочем, я и сам не шибко настаивал. Потому как чем больше я шёл на поправку, тем меньше мне хотелось завязывать какие-либо серьёзные контакты, чреватые скорым перерождением в брачные узы. Я жаждал абсолютной и бескрайней свободы в своих действиях и намерениях. К тому же, «масла в огонь» подливали ещё и мои друзья. Иногда заглядывая ко мне в гости, они дразнили меня выходными выездами на природу с шашлыки и рыбалкой, или воскресными банями без жён и детей. При этом вовсе необязательно в чисто мужской компании…

Так, постепенно я начал сливаться с окружавшей меня жизнью. На задний план, как-то сами собой отошли впечатления, навеянные моей предсмертной комой. Уже вовсе не хотелось чего-то доказывать и искать каких-либо новых свидетельств своего пребывания в потустороннем мире. И, тем не менее, эти самые «свидетельства» нашли меня уже сами.

Как-то в первых числах мая, я отважился самостоятельно выйти из больничного отделения на улицу. Сил мне едва хватило на то, чтобы спустился на лифте и, миновав приёмное отделение, очутиться на свежем воздухе. А далее, кое-как доковыляв до близлежащей скамейки, я рухнул на неё в полуобморочном состоянии.

Слегка отдышавшись и немного придя в себя, я был вынужден констатировать тот факт, что организм мой ещё слишком слаб не только для «подвигов» на любовном фронте; но и для загородных пикников. До тех приятных мгновений мне было ещё, ох, как далеко.

– Кого я вижу?.. Фраерок?.. Век воли не видать, ведь это ты!..

Я вдруг заслышал чей-то удивлённый голос, а подняв свой взгляд, увидел мужчину в больничной пижаме.

– Чё?.. Не узнал?.. Да, ведь это я. Бес. Помнишь конец декабря, СИЗО?

– Какое ещё СИЗО?.. – переспросил я. – …Извините. Но я почти полгода прибывал в коме.

– Парнишка, хорош «валять дурака». Ведь мы вместе на нарах парились. Я б узнал тебя из тысячи. Потому как, именно твоя сучка и «накаркала» мне цирроз печени. Ну, вспомнил?

– Нет… – ответил я коротко. – …Ваше лицо, мне как будто знакомо. Но не более. Если не трудно, то подскажите: где, когда и при каких обстоятельствах мы могли с вами встретиться?

Вообще-то, я сразу узнал в данном мужчине прожженного зека, подсаженного ко мне в камеру. Однако сейчас, мне хотелось услышать версию несколько отличную от той, которую в течение последнего месяца, уж очень упорно и настойчиво пытались мне «впихать» абсолютно все. Потому и корчил я из себя полудурка, поссорившегося со своей памятью.

– Корешок, ну хватит… – Бес перешёл на умоляющие тона – …Отбить абсолютно все мозги, менты тебе просто не могли. В твоей черепушке обязательно должно было хоть что-то остаться. А ну, давай вместе и по порядку… – он решительно присел рядом, показывая всем своим видом, что готов потратить на меня сколь угодно времени. – …Зёма, пошевели извилинами и припомни, за что тебя повязали? Вспомни, как мусора шили тебе убийство. Хотя, нет… Начнём с более простого. Бабу свою, помнишь?.. Ну, ту, что явилась в нашу камеру среди ночи.

– Не-а… – мне пришлось отрицательно покачать головой. – …Я и камеры-то никакой не помню.

– Что ж ты, за бестолочь? Ума не приложу, как можно забыть СИЗО? А, впрочем, в этом, наверняка, есть определённый кайф… – Бес в нетерпении заёрзал на скамейки. –…Ладно. Если не помнишь, так и чёрт с ним, не помни… Уж и не знаю, что они с тобой делали и в какую часть головы тебя пинали, да только я, гадом буду, но заставлю тебя вспомнить.

Слушай сюда и по-новому запоминай то, что с тобой произошло. То есть то, о чём я сейчас буду тебе говорить. Быть может, именно этаким макаром мне и удастся разбудить твой мозг.

Короче. Меня подсадили в твою камеру, дабы я: не мытьём, так катаньем – но принудил тебя взять на себя убийство какого-то бугра. Ну, а после… Я должен был кончить тебя в той же самой камере, инсценировав самоубийство. Вертухаи утюжили тебя по полной программе. Мне лишь оставалось влезть в твою душу, и слегка поднадавить. Однако ночью в нашу «хату» вломился призрак.

А теперь, самое важное. Я был свидетелем того, как эта бестия пообещала тебя спасти. И как я ныне вижу: слово она своё сдержала. Коль ты здесь, на свободе, а не на кладбище или где-нибудь под конвоем в заполярных лагерях.

Тебя она выручила, а мне напротив, беду накликала. Христом-богом прошу тебя: помоги! Попроси её снять с меня это дьявольское проклятие.

До отведённого ею срока остались считанные дни, а я совсем не хочу помирать. Уж ты, корешок, постарайся; разыщи её и сообщи ей обо мне.

Запоминай. Зовут меня Германом Лобовым. По блатному Бесом. Всё жизнь за тебя молиться буду; любому глотку перегрызу; останусь при тебе, как цепной и верный пёс, как распоследняя «шестёрка»… – и тут на глазах зека вдруг навернулась крупная слеза.

Забегая вперёд, могу сказать о том, что на всякий случай я перепроверил информацию бывшего сидельца. В регистратуре мне подтвердили: Герман Лобов действительно значится в списках амбулаторных больных, с тем самым циррозом, о котором давеча заикнулся Бес.

Увы, но сама жизнь стала для меня таковой, что абсолютно никому я уже не мог верить. Не только «на слово», но и под самой жуткой клятвой.

После разговора с Бесом, пожалуй, впервые за последний месяц я обрёл-таки кое-какое душевное равновесие. Всё, как будто, встало на свои места. Наконец-то я нашёл серьёзное подтверждение тому, в чём я и сам был изначально уверен.

Живой зек, знающий о моём пребывании в СИЗО – это вам не пустой трёп о каком-то там, невольно услышанном разговоре в бессознательном состоянии.

И самое главное: я его узнал. То есть, это был реальный, а вовсе не выдуманный персонаж моего бреда. Живой свидетель событий, которые произошли со мной уже после того как меня, якобы, сбил бандитский «Джип».

Согласитесь. Не мог же я, право, находиться в двух местах одновременно. В СИЗО на нарах вместе с Бесом, и на больничной койке в реанимационном отделении. И даже если допустить невероятное… Имею в виду ту фантастическую версию, при которой в следственный изолятор отправилась лишь моя душа (то есть, мой бесплотный дух), то каким-таким образом сумел бы увидеть, а потом ещё и узнать меня этот зек? Ведь материализоваться, в отличие от того же Магистр, моя духовная сущность ещё не научилась.

«Да и какие, к чёрту, тут могут быть материализации? Как день ясно: я был в том СИЗО. И это уже не предположение и не гипотеза, а неопровержимый факт, от которого смело можно будет отталкиваться в своих последующих логических размышлениях…»

Однако теперь, принимая вышеизложенное за истину в последней инстанции, передо мной вставал очередной, не менее острый вопрос: кто придумал, и кому была выгодна эта жуткая ложь о том, что пострадал я именно в ДТП?

Ведь абсолютно все окружавшие меня люди: от санитарки до моих друзей, в один голос утверждали, будто бы мои воспоминания, не связанные с той декабрьской аварией, не более чем плод моего бессознательного бреда.

«Хрень, какая-то выходит… – размышлял я чуть ли не вслух. – …Совершенно незнакомые между собой люди, ни с того, ни с сего, вдруг вступают в один общий сговор. А как иначе, если все они талдычат мне одно и, то же.

Похоже, теперь мне и становиться понятным, зачем нужно было той же Ленке заводить чересчур дружеские взаимоотношения с медсёстрами и врачами. А Борька?.. С чего это вдруг, он принялся расспрашивать меня о секретарше? Причём, в едва ли, ни самых интимных подробностях. Тогда как до больницы, он не имел о ней ни малейшего представления. Вывод напрашивается сам собой. Все они, теперь знают друг друга.

Скажу больше. Вовсе незнакомые люди, могут так скоро подружиться лишь при одном условии. Когда объединяет их некая единая цель. Некая общая сверхзадача.

Теперь переходим к следующему вопросу. С какой именно целью, был предпринят данный, всеобщий заговор?

Не спорю, бывают такие исключительные случаи, когда узкая группа лиц просто вынуждена лгать сообща. Предположим, если человек безнадёжно болен. Как говорится: эта ложь во благо умирающему. Однако данный пример, уж точно, был вовсе не обо мне. Потому как я, заметно шёл на поправку, и причин для волнения не было никаких. Более реальной мне сейчас видеться несколько иная версия. Быть может, учитывая серьёзность полученных мною травм, до поры до времени меня решили не беспокоить и не расстраивать излишними подробностями из моего прошлого.

Сославшись на ДТП, случившееся задолго до мистических событий, они сузили мои временные рамки, дабы не возникало и повода для объяснений необъяснимого. Отсюда и моя нынешняя одноместная палата, сама по себе ограничивающая моё общение с посторонними и вообще, с каким-либо внешним миром…

Да только ребята, похоже, слегка просчитались. Не сумели они предотвратить моей случайной встречи с бывшим сокамерником, который оказался вне общей темы. Тут-то и начал рушиться их «карточный домик» всеобщего обмана. Если мои предположения верны, то из круга возможных «заговорщиков» следует вычленить самое «слабое звено». То есть того, на которого мне можно будет реально поднадавить или припугнуть, после чего, и вывести того на чистую воду…»

И этим самым хрупким «звеном» в компании заговорщиков, бесспорно, являлась Елена. Во-первых, она девушка. Мужики, те уж точно, как партизаны будут молчать до последнего. Во-вторых, она всё ещё была моей подчинённой. При случае (на правах начальника), на неё можно было и «круто наехать», припугнув увольнением. Ну, и в третьих. На сколь мне было известно, она уж давно не ровно ко мне дышала. А посему, при чрезмерной упёртости девушки, можно было сыграть и на её искренних чувствах.

«Ничего, детка, тут не поделаешь. На войне, как на войне. Ты сама выбрала противоположный, то есть, вражеский окоп».

Итак, у меня уже имелся определённый план дальнейших действий. Имелась и предполагаемая «жертва». Располагал я и кое-какими рычагами для получения необходимых мне сведений. Оставалось лишь дождаться того часа, когда Леночка соизволит нанести мне очередной визит.

Как ни странно, но девица (будто предчувствуя мои, не совсем дружеские намерения) не появилась в больнице ни в этот день, ни на следующий. Её не было целую неделю.

За данное время, я не только успел перегореть, но ещё и остыть. Эмоции схлынули и острые вопросы, которыми я намеревался сходу «пригвоздить» даму к стенке, постепенно потеряли свою актуальность. Вполне возможно, что это было и к лучшему. Ведь теперь, я мог вести беседу с трезвой и холодной головой. Как никогда, мог быть хитрым и расчётливым. Однако я вовсе не мог предположить, в какую невероятную и совершенно неожиданную сторону может развернуться та предстоящая «беседа по душам»; как изменит и повлияет она на ход дальнейших событий. Но об этом, чуть позже.